Рецепты Средневековья. Опыт работы в немецкой школе из первых рук

Как работают иностранные учителя? Что в их работе является главным, а что второстепенным? Как складываются их отношения с родителями, учениками и работодателями? Ответы на эти вопросы получают только те, кому посчастливилось попасть в европейскую (или, реже, сингапурскую) школу. К сожалению, заграничные стажировки были и остаются для большинства российских учителей несбыточной мечтой. Если и отправляют, то управленцев. Между тем сравнить нашу и иностранную системы образования, увидеть свои и чужие плюсы и минусы бывает весьма полезно. Полезно даже не для конкретного человека, а для системы в целом: используя и творчески перерабатывая чужой опыт, система начинает динамичнее развиваться, совершенствоваться. Это всегда понимали мудрые правители. Не случайно уже в Средние века молодых людей, склонных к науке и творчеству, отправляли на несколько лет за границу. Педагогика – творчество, базирующееся на достижениях разных наук, поэтому педагогам освоить заграничный опыт полезно вдвойне.

Марине Игоревне Абрамовой повезло. Во время педагогической практики она целый год проработала в немецкой школе. Правда, в школе не совсем обычной. Учились в ней дети мигрантов, приехавшие в основном из стран христианской культуры (больше всего было поляков), также попадали туда школьники из Турции, Болгарии, Балканских стран, где мусульманская культура либо присутствует в качестве главной, либо довольно сильна. Школа была создана по инициативе ЮНЕСКО и называлась «Robert-Jungk Oberschule». Относилась она к категории проектных. Учащиеся таких школ проводят мероприятия (недели, конференции, семинары), делают доклады о проблемах окружающей среды, правах человека, памятниках культуры, сосуществовании людей, принадлежащих к разным культурам и религиям. Часть предметов преподается на польском языке – польский язык и литература, география, история, биология, музыка.Федеральное Министерство образования и науки совместно с фондом Герарда Меркатора (фламандский картограф и географ) предложили студентам-иностранцам поучаствовать в проекте – помочь детям из разных стран обучиться немецкому языку. Объявление о проекте висело в Университете Гумбольдта, где в то время училась Марина. Она с радостью откликнулась: ей хотелось ознакомиться с немецкой системой школьного образования, к тому же работа в проекте, как следовало из объявления, оплачивалась. До этого у студентки из России уже была практика. Учась в Московском педагогическом государственном университете, проходила ее в одной московской частной школе. Испытание было не из легких (за педагогами школы следило множество камер), но Марина с ним справилась.По сравнению с московской работать в берлинской школе оказалось намного легче и комфортнее. Педагогам оказывалось полное доверие. Дети тоже были спокойные, доброжелательные. Немецкий язык был им нужен, и они это понимали. Все подручные материалы, учебники, методические пособия педагогам выдавали бесплатно.Из практикантов в школе была лишь одна Марина, ее сокурсники пошли в другие школы. Коллеги были старше и охотно делились опытом. До общения с ними Марина, например, не подозревала, что можно сопоставлять сказку братьев Гримм «Румпельштильцхен» и сказочно-философскую повесть Крюса «Тим Талер, или Проданный смех» на предмет поведения нечистой силы. Получила она и бесценный опыт межпредметных связей. В рамках проектной недели учащиеся 7-8-х классов изучали все, что касается огненной стихии. В одном помещении рассматривался огонь в физике, во втором – в химии и экологии, в третьем – в живописи и музыке. Всю информацию по теме дети собирали сами. Марине было особенно приятно, что на уроке звучала музыка из балета Стравинского «Жар-птица», под музыку дети рисовали эту Жар-птицу.Еще одним открытием было то, что школьники в Германии изучают не только классическую художественную литературу (произведения Брехта, Дюрренматта, Шиллера и Гете, Гауптмана), но и современную, учителя не боятся говорить с детьми о проблемах (например, о взаимоотношениях Западной и Восточной Германии в период разделения).- В плане, например, стояло сочинение по роману современного американского писателя Мортона Руэ «Волна» о холокосте и национал-социализме. Тема животрепещущая, больная, семейная. Но ее обсуждают, привлекая материалы СМИ, прошлых лет и современные. Вообще при ее изучении все немецкие старшеклассники посещают специальные выставки и музеи. Например, такие, как мемориал жертвам холокоста, российско-немецкий музей «Берлин – Карлсхорст», замок Хартхайм (Hartheim) в Австрии. Во времена нацизма там умерщвляли больных, недееспособных (всего уничтожено более около 30 тысяч человек). С 2003 года замок стал «местом памяти и обучения». Там работает постоянная экспозиция «Ценность жизни», посвященная восприятию обществом людей с ограниченными возможностями от эпохи Просвещения до евгеники в период национал-социализма и наших дней. Очень важное место в таких мемориалах отводится педагогике. Проводятся экскурсии, специальные занятия для педагогов по биоэтике, эвтаназии в период национал-социализма, обсуждаются проблемы людей с ограниченными возможностями (как они живут, что им нужно, а что нет, что чувствуют и что позволяет им быть внутри общества, а что их из общества выталкивает). У организаторов три задачи: помнить, документировать (вести научную работу, собирать, архивировать), передавать информацию, опыт, знания подрастающим поколениям.- У нас нет ничего подобного?- Есть, но не в таких масштабах. Российская школа гуманитарных проблем почти не касается, но это не значит, что их нет. Некоторое время я работала в Центральном музее Великой Отечественной войны. Однажды мне попалась книга Сергея Глезерова «С мертвыми не воюют». Написана она в соавторстве с военным историком Юрием Лебедевым, посвящена взаимоотношениям русских и немцев. Речь в ней идет не о забвении прошлой войны, а о необходимости примирения. О том, что не все немцы были фашистами, они были разными. К слову, материалы конкурса, организованного для российских школьников «Мемориалом», тоже об этом свидетельствуют, особенно те, которые посвящены жизни в оккупации. Я тоже имела возможность в этом убедиться. Во время обучения германистике я ходила на семинар о письмах (тоже область текстологии и текстологического анализа). Письма были разными – от деловых до прощальных (перед добровольным уходом в мир иной). Я писала о полевой почте – анализировала письма немецких солдат, написанные под Сталинградом. За первоисточниками обратилась в библиотеку Музея коммуникации. Мне дали опубликованные (оцензурованные) послания, написанные из уже безнадежного горящего котла изможденными, голодными людьми. Это не архивы гестапо, конечно. Это другое. Это мысли о родных и близких, об окончании войны, воспоминания о Рождестве. Из писем я узнала, что была у немцев «Сталинградская мадонна», что большинство из них люди, не звери, что многие из них преклонялись перед мужеством русских солдат.- После этого Германия вам стала ближе?- Конечно. Скажу честно, мне уютно не только в Германии, но и в Австрии, в Италии, Северной Европе, Южной, Греции. Везде нахожу что-то интересное. Я много путешествовала и путешествую.- Конечно, свободное владение языком значит очень много. Поделитесь вашим опытом учебы в Германии. Для кого-то из наших читателей эта информация может быть полезной.- После окончания школы я поступила на филфак МПГУ и четыре года проучилась там. Продолжила обучение в берлинском Университете Гумбольдта на факультете славистики (русистика) и на факультете германистики Свободного университета в Западном Берлине. Это классические филологические факультеты, не педагогические. Взяли меня уже на более высокую ступень обучения, засчитали многие предметы из МПГУ (признание тех или иных дисциплин – дело очень индивидуальное, четко прописанных правил нет). Параллельно доучивалась в МПГУ – диплом получила в 2006 году.- На ваш взгляд, чем принципиально отличается российское и европейское высшее образование?- С самого начала меня удивило, что анализироваться могут совершенно любые тексты. Анализом художественных, научных, публицистических текстов занимаются и у нас. Но книги рецептов! Я не представляла себе такое возможным. Но мне пришлось анализировать книгу рецептов швабской кухни. Описание самой книги, лингвистический анализ текста, расположение иллюстраций, картинок, фотографий, наличие-отсутствие цифр, дробей. Кто-то на семинаре анализировал средневековые рецепты (из средневековых книг!). То есть главное, чему учат в высшей европейской школе, – анализ, анализ и еще раз анализ. Кстати, этому уделяют внимание уже в гимназиях. Уточню, что, окончив гимназию, можно поступить в университет.- А разве те, кто окончил обычную школу, не имеют возможности получить высшее образование?- До окончания начальной школы дети учатся вместе. Потом учителя дают рекомендации: кому в гимназию, кому в «реальную школу», а кому и в «основную». Копий по этому вопросу сломано множество, ломают до сих пор. Переходить из одного звена в другое теоретически и практически возможно. Все люди ошибаются, меняются, дети тоже. Кроме того, учтите, что каждая федеральная земля Германии очень самостоятельна в решении вопросов образования и воспитания, поэтому там не только каждая школа, но и каждый класс – государство в государстве. Вероятно, благодаря этому германские педагоги более свободны в своих суждениях и поведении. У них гораздо большая свобода в выборе материалов для уроков, в выборе и интерпретации произведений, исторических событий.