Разговоры персика с фисташкой

Блажь это, считает муж.

“Возьми двух-трех учеников, натаскай для художественного института и заработаешь те же деньги, не выходя из своей мастерской, – вразумляют коллеги. – Ну зачем тебе такие: они же “ни бум-бум”!

На профессиональном сленге “таких” называют “онры” (общее недоразвитие речи). Отставание в речи автоматически влечет за собой и отставание в развитии. В УВК – 1698-й детский сад – начальная школа для детей с нарушениями речи компенсирующего типа у Маши Дрезниной 45 маленьких учеников. И когда ее спрашивают, зачем ей тянуть такой воз, она абсолютно искренне не знает, как отвечать. С точки зрения здравого смысла обьяснить это невозможно. Денег на этом уж во всяком случае не заработаешь.

Плохая неделя

…Затянутое черным бархатом окно. Свои серьги и бусы из монет и ракушек, из морских камешков и серебряных пуговиц Маша иногда развешивает на фоне этого “выставочного” окна. Ритм и цвет бусинок выдают тончайшие оттенки ее настроения, душевного состояния, сегодняшнего отношения к миру.

А что такое ритм? Пять уроков – на эту тему. Вместо красок пока предлагается совсем другой материал – цветные стеклышки, на выбор. Два цвета создают огромное количество возможностей. Радостный день у маленького автора – и это видно по сочетанию формы и цвета, по ритмическим промежуткам.

То же задание можно сформулировать иначе. Сначала нужно просто нарисовать разноцветную нить, а уж потом, по написанному, нанизывать бусинки, прослеживая чередование формы и цвета. Сообща проверяют себя: садятся за один стол, “читают”, поют, прохлопывают ритм (“синий-желтый, синий-желтый; синий-синий, желтый-желтый”…). И тут малыши очень близко подходят к стихосложению. А изучая линию, “приближаются” к театру. Линию оживляют, наделяют характером, придумывают ей целую историю. Рожденный изобразительный образ многократно обыгрывается. И малыш просто ошалевает: “Как это, я не умею рисовать и вдруг – создал какого-нибудь “Многоногого Зубчика”. А Мария Григорьевна идет еще дальше: “Теперь придумаем сказку, в которой участвуют все эти персонажи”.

– Чему ты учишь? – спрашивают Машу коллеги.

Сто серых красок Крыма

– …А я ни разу не купалась в море.

– Почему?

– Потому что оно холодное. Зато я его пишу.

Крым, в который она ежегодно приезжает, очень сложен для художника. Его мартовские краски затуманены. Все как бы тает в воздухе и вновь рождается в воздухе. И кажется, состоит из одного цвета. 100 серых красок смешаны со 100 фиолетовыми. А как их растворить на палитре?

…И такого цветения в центральной России не бывает. В Крыму цветущие деревья заполняют собой все. Лепестки – как снег под ногами. Кажется, люди ходят среди декораций. И…не замечают. Писала одну улицу – персики там стояли, как бирюзовые скелеты.

– Надо же: каждый день тут бываю, а этого дерева не видел! – улыбнулся прохожий.

А “всего-то” и надо было – прийти художнику, чтобы человек совершенно по-новому взглянул на место, где живет.

Однажды она писала свой “Голубой миндаль” . Две девочки играли под деревом, раскачивали его. Вредничали. На все Машины мольбы отвечали: “Это наше дерево!” Час проходит, другой. И вдруг девочки тоже начинают чертить что-то на земле:

– И мы рисуем! Посмотрите.

– А у вас блокнотики есть? – спрашивает Маша. Побежали в дом, сели рядом, работают.

– А вы к нам завтра придете? – и расстроились, услышав ответ.

– Что вы, девочки, вы счастливые: у вас такое есть дерево! Вы можете всю жизнь его рисовать.

На следующий день шла мимо на другой пейзаж: рисуют!

С каждой ее картиной связаны подобные встречи. Очевидно, присутствие художника в нужном месте в нужный час что-то меняет в жизни окружающих. Сегодня, когда можно работать, не выходя из собственной мастерской, писать с натуры считается героизмом.

“…Все мокро, масло сворачивается. Прохожие, наверно, думают, что я полная идиотка. Ну а мне нужна эта алыча: она же отцветает!” Маша стоит закутанная, в меховых ботинках и пишет свои цветущие деревья – лавр, миндаль, Иудино дерево. В прошлом году ее очаровал карликовый персик. Ему посвящен целый сериал. “Почему я пишу много работ с одного дерева? Существует ритм. Любое одушевленное существо – человек это или дерево – движется. Стихию невозможно срисовать. И вот, когда все кругом находится в движении, ты останавливаешься. Стоишь и всматриваешься, созерцаешь, углубляешься в себя…

Мой дом – не больше

домика улитки,

Зато прекрасен вид

окрестных мест!

Здесь в темной комнатке

картины, книги –

предмет моих забот и размышлений…

(Мне почему-то очень созвучна поэзия Древнего Востока, древне-китайские пятистишия). И вдруг происходит это невероятное перевоплощение: на мгновение ты становишься этим деревом, ощущаешь его биение, ритм. И каким-то образом открывается сокровенное, скрытый смысл”.

В этом году она почувствовала себя другим деревом. Увидала его в Никитском ботаническом саду – огромное, незнакомое – и… спасовала перед ним. Даже схватила за руку спутницу:

– Не уходи, не оставляй меня!

Ей стало страшно: как с этим деревом (а это был персико-миндаль) общаться?

“Не поведу тебя в музей”

Первый вопрос, который задал Марии Григорьевне 6-летний Алеша Смирнов прямо в дверях класса:

– У вас будет очень страшно?

Не всякий новичок задает этот вопрос, но страшно бывает каждому. Почему?

…Это открытие привело Машу в смятение: 6-7-летние не различают целое и половину, плохо ориентируются в пространстве. Как их учить?

Очевидно, нужно идти от простых вещей, от простейших форм. А в школе начинают почему-то со сложнейших. Ставят традиционный горшок: “Рисуйте”. (А как читать этот иероглиф?) Или, наоборот, раздают листы бумаги, ведра краски: “Рисуйте!” (“А мы не умеем”).

Маша не занимается с детьми рисованием. Предмет их изучения – изображение. Изобразительное искусство имеет свой язык, законы. Вот почему, считает она, ребенка нельзя сразу вести в художественный музей: он там просто ничего не поймет (разве что “снимет” “верхний”, литературный слой – “на картине изображено…”). А на что смотреть? Чем, собственно говоря, занимается искусство?

– Цвет,

– форма,

– ритм,

– поставленная художником задача и ее исполнение…

Пока что все это закрыто для восприятия, малыш не может оценить произведение искусства. Методика, разработанная Марией Дрезниной, так и называется – “ориентации в пространстве”. Она для детей, которым нужна помощь. Занятия – игровые, задания – посильные для маленьких. Изучая простейшие формы (круг, например, сразу ассоциируется и с шаром, и с мячом, и с солнцем), трансформируя их, ребята постигают мир, начинают различать его цвета.

Проходит два-три-четыре урока, и дети распрямляются:

– от них не требуют правильного решения (наоборот, может быть 20 лучших);

– над ними не смеются;

– их не экзаменуют.

Проходит два-три-четыре месяца, и с самими детьми происходит некая качественная трансформация.

Королевство злых букв

Иногда ей хочется написать пустоту.

…В туманный день пришла с этюдником на свое любимое место. Ничего – ни огромной скалы, ни карликовых деревьев. И все-таки она их видит. Вот они – деревья-образы. Коллеги, художники реалистической школы, с которыми училась в Суриковском институте, могут сказать: “Ну как-то это все придумано”. Конечно, театральность присутствует в ее живописи. (Мария, кстати, работала в театре со знаменитым Валерием Левенталем, сделала много постановок и как сценограф, и как художник по костюмам). Хотя сама она называет это реализмом. “Вообще “театральность” живописцы почему-то употребляют в отрицательном плане. Я считаю, наоборот, взгляд театрального художника очень важен. Он вносит в живопись сплав реальности и образа. Когда можно поставить… балет на тему холста”.

Эти разговоры вокруг театра, конечно же, не случайны: Мария руководит еще и художественной студией “Домашний театр”. На занятия в ее мастерскую приходят самые обычные дети от шести до тринадцати.

…Короны, короны – сверху донизу. Вся лестница в мастерской ими уставлена. Корона лесного короля, шахматного, звездного… А эта – с искривленными буквами, со зловещими грифонами по бокам – Артема.

– Я все ваши короны уничтожу! Я самый богатый! – неожиданно обьявил он, когда вслед за другими рассказывал о своем королевстве. Откуда эта повышенная агрессивность? Но тему Мария Григорьевна поддержала. И началась “борьба миров”, добра и зла. Искусство в данном случае не только одно из средств самовыражения, но и психотерапия, способ общения. Выплеснул все зло на свое бедное королевство – и дело обходится без мордобития и оскорблений.

Маша не сразу догадалась, что не просто ведет кружок по изо, а занимается именно арттерапией, используя театральные средства, пластическое искусство в лечебных целях. Выступая на i Всероссийской конференции “Игровые и артметоды в психотерапии и педагогике”, она поразила клинических врачей глубиной и оригинальностью психотерапевтического подхода к делу.

Почему “Домашний театр”? Что это такое? А это такая идея превращения и обыгрывания вещей. Вторая, третья жизнь предметов, что становятся грязными и плохими – старые валенки, какие-то мочалки, сумки, битая посуда, в общем, всякая дребедень.

…Ангелы? Никаких проблем! Просто разрежьте пустые молочные пакеты и… трубящие ангелы готовы! Пару старых носков можно набить бумагой, тряпками и затем раскрасить так, чтобы это напоминало декоративные фрукты. А старое ведро становится… головой клоуна.

Свое имя студия Марии Дрезниной получила по названию выставки, проходившей в Центральном Доме художника на Крымской набережной. Это был первый взрослый и детский проект Марии.

Многие педагоги блокируют связи между родителями и детьми, ставят стенку. Она, наоборот, охотно берет родителей, которые хотят заниматься творчеством, которые могут сесть рядом со своим ребенком работать. Результаты интересные, и, главное, всем им от этого очень хорошо. Да и итогом сотворчества детей и родителей с профессионалом становятся не просто поделки, а вещи, которые можно показывать. Для ребят это очень важно: они видят, как из отрывочных маленьких заданий вдруг складывается картина, где присутствуют и они сами.

…А все тянется из детства. Дни рождения ее и брата в семье превращались в праздничные карнавалы. Игры, шарады, подарки, сделанные собственными руками, – родители тратили свое время на творческие забавы детей, считая их чрезвычайно важными. Теперь пришло ее время отдавать. Тем более сейчас, когда образовалась какая-то культурная яма, разрыв между материальным уровнем и духовным.

“Люди образованные, люди, которые могут очень многое дать России, сегодня поддержать ее не могут, т.к. они порой остались без средств к существованию. Тем не менее вопреки ситуации в людях проснулось необыкновенное желание что-то сделать для своей страны, для тех, кто живет в этот переходный период. И я считаю, что нам, профессионалам, как ни странно, много дает сегодня педагогика. Поскольку у нас немало планов, всяких интересных идей, получается, что мы работаем по оригинальным педагогическим системам, просто включая их в свой творческий процесс. Для детей, которые у меня занимаются, очень важен выход. Реальный выход. Не просто какая-то деятельность, а деятельность, которая к чему-то приводит. Т.е. вырастают какие-то проекты, какие-то выставки, поставленные на хорошем профессиональном уровне. Это все должно превращаться в события, и тогда достигается единственная цель – обретение этого оптимистического начала, которое для нашей страны сегодня, пожалуй, самое важное. Потому что такая депрессия, у людей нет надежды, что есть какая-то перспектива, духовное состояние необыкновенно тяжелое. Его всеми средствами – и средствами искусства в первую очередь – надо поднять. Тогда человек раскрывается. Он задумывается о своей индивидуальности, он хочет кем-то стать, он хочет заниматься образованием и самообразованием”.

Моя смешная педагогика

– …Мария Григорьевна, не представляю, чем я буду сейчас заниматься, – Нина Клименкова огорошенно смотрит на причудливые цветные разводы.

– Да все здесь уже есть или почти все. Только нужно взять тонкую кисточку, – успокаивает та.

Нина не ученица, мама первоклассника Артема. На занятия в УВК-1698 приходит вместе с сыном. Сегодня сообща расписывают стул, и Нине кажется, что с каждым мазком Артем отходит от замысла. Но это так, рабочий момент. Через полчаса она уже делает наброски их второго стула: “Вот думаю: тут солнышко, тут облака, а тут вот – земляника будет”. По мнению Нины, ей эти занятия дают даже больше, чем сыну. “Дома и на работе столько проблем. Прихожу сюда и оставляю их за порогом класса. И Артем здесь совсем другой. Он у меня такой невнимательный, слабый, мы подолгу за уроками просиживаем. И все равно в первом классе – одни двойки. Чуть что, учительница говорит:

– Вы что, дети, хотите быть такими, как Артем?

Он домой приходит и кричит: “Ничего не хочу делать!” А сюда – бежит. Эта группа – наше спасение”.

Занимаясь вместе, родители и дети общаются между собой в других ролях, в реальном мире духовных ценностей. И возникают какие-то потрясающие взаимоотношения: надо видеть, как они соревнуются, как смешивают краски, создавая “общий” цвет…

…Мария с сожалением смотрит на “Стул крестиков и ноликов”. Он мог стать самым интересным. Но автор бросил его, почему-то перестал ходить на занятия. Миша и Настя, брат с сестрой, решили все же выполнить работу. Предьявлять какие-то требования к этим детям не может – не они же его придумали.

Эскизы, рождающиеся идеи – это для нее самое ценное, суть. И для этого достаточно бумаги и карандаша. “Стул – избушка”, “Стул – мальчишка”, “Стул – огонь”, “Музыкальный” – вчерашние идеи. А сегодня у 5-6-летних авторов уже новые задумки, и к старым не очень хочется возвращаться. Очень для них обременительно – выполнить задание от начала до конца. Такой возраст. Тем более ценны маленькие подвиги, которые тщательно фиксирует Мария Григорьевна.

Тут Рита поразила. Девочка очень слабенькая, ничего у нее не получалось. Свой стул вроде бы закончила. Сделала как могла. “Мы уже штрихами занимаемся, вдруг Рита достает свой готовый стул и… начинает все заново. Одно занятие, другое, третье – она его до полной законченности довела. Для этой девочки – рывок неимоверный, потому что она вдруг сама почувствовала, поняла, чего не хватает. Я, конечно, оценила это чрезвычайное достижение.

Так и с Артемом случилось. Ему вдруг пришлась по душе графика. Даже – чего в жизни не было! – остался после занятия – штриховал. Работа оказалась лучшей. Впервые! Артем сам не поверил, что справился с ней самостоятельно. Все ему что-то мешало”.

А “пугливый” Алеша Смирнов давно забыл о своих страхах.

– Мама, – говорит он, – представляешь, что было бы, если бы я пошел в другой садик: там не было бы Марии Григорьевны! А можно я буду приходить сюда всю жизнь?

Приходят они вместе с мамой. И для Любы, по ее признанию, эти занятия – новый и радостный этап в жизни.

У Веры Александровны Коростылевой в этой группе внучка Анечка, дошкольница. Трудно сказать, кто получает большее удовольствие. “Сегодня у меня был тяжелый день, – признается бабушка, – все как-то не клеилось. Пришла на занятия и буквально через десять минут забыла о всех своих невзгодах. Вот они, наши стульчики: этот – “Веселая азбука”, а тот – “Цветочный кот”. У нас их уже 5!” Похвалить не успеваю. “Я с огорчением замечаю, что все время хватаюсь за какие-то рамки, стандарты – тут боюсь линию провести, там нельзя. А Мария Григорьевна эти рамки все время ломает. Мы ее с юга дождаться не могли. И вот – вернулась. Я не слышу, что она там говорит, просто смотрю на ее одухотворенное лицо: как она рассказывает, как на какой-то грязной крымской остановке с бомжами стоит цветущее дерево и окрашивает пространство вокруг себя розовым. “Почему все проходят мимо?” Знаете, когда такие люди появляются в твоей жизни, в ней что-то меняется”.

Много-много нет

…Здесь места нет

пустым и праздным

мыслям…

Кто скажет мне,

что надо жить

не так?

Хоть и призывают профессионалов идти преподавать в школу, но по сути никто пока не знает, а что же с ними там делать?

Маша проделывает полуторачасовой путь на Щелковскую, не позволяя себе опоздать ни на секунду. (“Потому что, если я здесь недодам, я и с холстом буду не откровенна”). А класс могут снять на “мероприятие”. И большинство родителей даже не интересуются, чем же занимаются их дети. Непонимание идет даже со стороны школьного сторожа: ну как же, все с работы скорей домой, а эти все сидят. Почему в самом деле она так относится к такой школе?

…Помните знаменитую картину “Пушкин читает “Послание в Сибирь…”, включенную во все школьные учебники? Это – дипломная работа Машиной мамы.

“Я выросла в семье художников и музыкантов. Самый серьезный подход к профессии, которой ты занимаешься, был внушен уже в детстве. Я готовила себя к суровой жизни: “Много-много нет”. Когда сверстники гоняли по двору, Маша чаще всего сидела за мольбертом: “100 работ за лето!” – говорилось ученикам Суриковской школы. Потом был Суриковский институт. На “какие-то” 15 лет она была отодвинута академической школой от поисков собственного языка.

Педагогика – те же поиски себя. Только через нее Маша не пытается самоутвердиться. Тут они с детьми на равных. Самоутверждаются в борьбе с холстом. Это и есть ее “смешная педагогика”.

…На мольберте – “Персик и фисташка”. Одно дерево в цвету, другое – еще не распустилось. Какое неожиданно гармоничное сочетание. Кажется, они ведут долгую, тихую беседу…

“Что я делаю? Почему не могу бросить их – Нину, Артема, Настеньку? Но я чувствую: если я этим занимаюсь и так к этому отношусь, так люблю наш крохотный кусочек стабильности, значит, есть в этом скрытый смысл”.

Всегда остается что-то, чего и не нужно обьяснять.

Персика цвет,

Абрикоса цвет

Слетает с ветвей

к изголовью…

Елена КОМАРОВА,

Михаил КУЗМИНСКИЙ (фото)