Расследование “УГ”

Расследование “УГ”

КОРРУПЦИЯ-3:

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ЗАМА

Он пришел в Министерство образования в середине дня и в приемной столкнулся лицом к лицу с Евгением Викторовичем Ткаченко. “Кто вы такой? – спросил тот. – Я вас не знаю”. Посетитель помедлил немного с ответом и сказал, глядя в глаза министру: “Я – ваш новый заместитель. Вернее, старый заместитель министра. Того министра, что уже давно нет, – Эдуарда Дмитриевича Днепрова. Меня восстановил в должности Верховный суд РФ”. “И что вы хотите?” – поинтересовался министр Ткаченко. “Кабинет, функционал и возможность спокойно работать в образовании”, – все так же глядя в глаза министра, ответил посетитель. “Ничего об этом не знаю”, – твердо парировал министр. И был неискренен: накануне посетитель – Евгений Борисович Куркин – в министерство звонил и просил передать министру лично, что он в должности зама восстановлен, что решение окончательное и пересмотру, отмене и ревизии не подлежит, что государству придется выплачивать ему компенсацию за вынужденный прогул. Другое дело – решение Верховного суда министра, конечно, не радует, ибо восстановление бывшего соратника Э.Д.Днепрова прибавляет Ткаченко забот и сложностей в той и без того непростой обстановке Минобра, что сложилась в последние месяцы.

Зато можем радоваться мы, журналисты “УГ”, – завершилось журналистское расследование, начатое три с половиной года назад.

Критикан

Характерно, что на всех постах Куркин проявлял одну черту, свойственную только педагогам, – не умел отдыхать. Это в конечном счете и определило его дальнейшую судьбу. Однажды, находясь в санатории, Евгений Борисович так мучился от вынужденного безделья, что стал каждый день записывать свои тезисы, в которых было много критики в адрес горкома и партии, свой взгляд на систему образования и состояние дел в этой системе. По возвращении Куркин-младший показал написанное Куркину-старшему, который был литератором. Отец посоветовал все это напечатать и даже выразил уверенность, что это напечатают обязательно. Евгений Борисович спорить с отцом не стал, желание обнародовать свои мысли было чрезвычайно сильным, а потому он вложил бумаги в конверт и послал в свой любимый журнал “Знамя”.

Папа-Куркин оказался прав – журнал все напечатал, после чего в обществе пошла волна, дошедшая до украинского города Харцызска. Такая сильная волна, что руководители Донецкой области решили ее погасить достаточно необычным методом: покритиковать не статью, а работу автора смелой публикации. Что и было сделано в самые ближайшие сроки. Дело кончилось понятно чем, а потому вскоре в Туле появился новый преподаватель истории и директор школы, желавший бурных свершений на благо любимого образования.

Дерзнувший на реформы

В те дни Куркин был частым гостем и в редакции “Учительской газеты”, и в компании учителей-новаторов, которые, едва появившись на педагогическом небосклоне как признанные звезды, в то время очень сильно влияли на общественное педагогическое мнение. Проблема сотрудничества школы и власти приводила их к выводу, что во власть нужно идти лучшим из лучших из педагогической среды. Тут подоспели выборы в органы местной власти, и коллеги-педагоги стали уговаривать Куркина выставить свою кандидатуру на должность заместителя председателя исполкома городского Совета московского города-спутника Зеленограда. Вместе скорректировали его программу, вместе болели за своего кандидата, и (о, чудо!) Куркин победил. Ему дали квартиру, на него надеялись, от него ждали реализации предложенной программы. Но в это время произошло еще одно событие, еще одни выборы, предрешившие судьбы многих педагогов-новаторов, педагогов-новаторов-управленцев, педагогов-реформаторов и педагогов, жаждавших прихода реформ. Министром образования РФ стал руководитель ВНИКа “Школа” Эдуард Дмитриевич Днепров.

Возвышение

До поры до времени Куркин был одним из самых надежных помощников и соратников министра. Благодаря ему в сущности Днепров не лишился своего поста еще при премьере Силаеве. Иван Силаев был невысокого мнения о министре образования, который принимал слабое участие в общей работе – всегда болел. Силаев хотел избавиться от болящего, но тот был не так прост, как казалось на первый взгляд, и умел вовремя поднять на свою защиту соратников, сподвижников и очарованных его сладкими реформаторскими речами. Одним из тех, кто помог удержаться ему на посту, был Куркин, который в один из наиболее сложных для Днепрова периодов свел знакомство с госсекретарем Г.Бурбулисом, сумел убедить его в незаурядности министра образования, в том, что Днепров – ярый сторонник реформ и Б.Ельница, что выступления против него – происки против демократии. Геннадий Эдуардович поверил, а познакомившись с Эдуардом Дмитриевичем, был очарован им, как всегда им очаровывались до того другие. Как говорят, удачным был и другой демарш: известный детский кинорежиссер Ролан Быков пробился к Б.Н.Ельцину и сильно заступался за Днепрова. В результате Днепров свой пост удержал, чего нельзя сказать о его замах. Причем практически обо всех замах, так или иначе убранных из министерства по воле Эдуарда Дмитриевича.

Постепенно становилось ясно, что Днепров – министр никакой: развалить-то образование развалил, от старой, как он утверждал, тоталитарной модели отказался, но новой – государственно-общественной – выстроить никак не мог. Отвлекали поездки за границу, болезни, тасовка кадров, приходы одних, уходы других. Ситуация в министерстве была видна очень хорошо многим. В том числе и Комитету по науке и образованию тогдашнего российского парламента – комитету, которым руководил опытный педагог и управленец В.П.Шорин. После проверки деятельности МО РФ комиссией Контрольно-бюджетного комитета при ВС РФ Шорин предложил рассмотреть вопрос о соответствии Э.Днепрова занимаемой им должности министра. И это было мнение не только депутата парламента – с председателем Комитета по науке и образованию были к тому времени солидарны и пять замов из шести: Е.Куркин, В.Новичков, В.Заварыкин, С.Бадмаев, Э.Никитин. В своем конфиденциальном письме Б.Н.Ельцину они анализировали деятельность своего руководителя и обращались к правительству с предложением переместить Днепрова на другую работу, более соответствующую его личностным качествам и не связанную с управлением большой массой людей.

Беспредел

Почему так все нарочито небрежно проводилось? Да потому, что все были уверены в одном: никто и никогда эти бумаги не востребует, ведь увольнение чиновников министерского ранга обжалованию не подлежит, в суде не рассматривается. Наши современники, которые обладают хорошей памятью, помнят, что существовали так называемые списки, перечень должностей в которых был по сути дела перечнем тех, кого можно было запросто уволить без суда и следствия просто потому, что кому-то этого очень захотелось.

Евгений Борисович Куркин слишком хорошо знал своего бывшего друга, теперешнего начальника, чтобы не предположить, как он с ним будет расправляться. Поэтому он решил уйти сам и отправился к вице-премьеру Салтыкову. Салтыков согласился, что Куркину стоит уйти по-хорошему, тот написал заявление и в тот же вечер передал свое заявление Салтыкову через Днепрова. 26 октября ему сообщили об увольнении по статье за коррупцию. При этом ни Куркину, ни уволенному по той же статье одновременно с ним В.Новичкову не было сказано, какое из нарушений ими совершено и в чем конкретно их коррупция заключается. И один, и другой уволенные обратились в Бауманский районный суд г.Москвы, но тот не усмотрел криминала в решении об их увольнении и отказал в рассмотрении иска потерпевших правительству. На этом одна история кончалась, и начиналась другая.

Волокита

Владимиру Борисовичу Новичкову было чуть проще: будучи первым заместителем министра, он был известен в правительстве, его многие знали, поэтому он смог пробиться к В.Шумейко, который подписал нужную бумагу. Бумага та, подписанная вице-премьером, содержала гриф “Не для печати” – понятно, что один вице-премьер не мог демонстрировать несогласие с поступками другого, а кроме того, вступать в спор с пусть исполняющим обязанности, но премьером. С новой формулировкой увольнения “По собственному желанию” Новичков был принят в Московский институт развития образовательных систем, где и трудится заместителем директора по сию пору.

Евгения Борисовича Куркина знали не все, поэтому, когда он пошел той же дорогой – к В.Шумейко, естественно, тому захотелось убедиться, что Куркин – человек достойный, пострадавший безвинно, а потому также заслуживает изменения формулировки увольнения. Вот на этом этапе произошло очень важное событие. В этот самый момент история Куркина могла бы закончиться хорошо и для него самого, и для образования. Владимир Филиппович Шумейко попросил совета у нового министра образования РФ Е.В.Ткаченко, и тот в августе 1993 года ответил вице-премьеру так: “Министерство рассмотрело заявление бывшего заместителя министра Куркина Е.Б. в части увольнения и не нашло оснований для изменения формулировки приказа об освобождении от должности”.

Ткаченко сейчас не помнит, что вообще когда-нибудь подписывал подобное письмо. У Евгения Викторовича есть предположение: тогда, в 1993 году, он находился целиком “в русле Днепрова” и мог подписать такую бумагу.

У Куркина не было другого выхода, как добиваться пересмотра собственного дела: с ярлыком “коррупционера” его никто не брал на работу в образование, а в другой системе он работать не хотел и не мог. Впрочем, другие системы тоже в бывших номенклатурных коррупционерах как-то не нуждались. И Куркин пошел в поход за справедливостью.

Безнадега

“Данное заявление (о восстановлении на работе и оплате времени вынужденного прогула. – В.М.) не может быть принято к судебному разбирательству по следующим обстоятельствам: в соответствии со ст.218 КЗоТ РСФСР и ст.28 Закона “О порядке разрешения индивидуальных трудовых споров” вышестоящими органами государственной власти и управления рассматриваются трудовые споры руководящих работников, избираемых, утверждаемых или назначаемых на должности высшими органами государственной власти и управления Российской Федерации по вопросам увольнения. Из искового заявления усматривается, что истец был назначен на должность заместителя министра Постановлением СМ РСФСР, а освобожден распоряжением Правительства РФ”. И далее: “Для разрешения требований следует обратиться в вышестоящий орган”.

Истец совет суда воспринял и написал 8-9 обращений в разные инстанции: в администрацию президента, в правительство, в Верховный Совет, в Минобразования и т.д. Он проходил университет права на практике. Поскольку денег на адвоката не было, пользовался, особенно в последнее время, приемной Московского горкома профсоюза работников науки и образования, где получал необходимые советы бесплатно. Писал он и в Генеральную прокуратуру РФ. После того как московская отказалась принять его дело к производству. Генеральная прокуратура РФ предложение привлечь Э.Д.Днепрова к уголовной ответственности не приняла и призналась, что “в соответствии со ст. 20 Закона “О прокуратуре Российской Федерации” органы прокуратуры, в том числе и Генеральная прокуратура РФ, не наделены правом осуществления надзора за законностью издаваемых Правительством РФ актов. На основании изложенного органы прокуратуры лишены возможности принятия мер прокурорского реагирования по вашему обращению”.

Получалось, Куркин не мог защитить свои права. Но он хорошо помнил, как много лет подряд нам всем твердили: наши права гарантированы Конституцией. Кто стоит на страже интересов Конституции? Конечно же, Конституционный суд. И Евгений Борисович отправил письмо туда. Но Конституционный суд тоже дал ему отписку (иначе эту бумагу не назовешь) и сообщил, что нет в законодательстве раздела, позволяющего разрешать трудовые споры (в частности, по вопросам увольнения) руководящих работников, избираемых, утверждаемых или назначаемых на должности высшими органами государственной власти и управления РФ. Конституционный суд пообещал включить этот парадокс в ежегодное послание КС РФ Верховному Совету РФ о состоянии конституционной законности в России, предложив ВС его разрешить. Обо всем этом “УГ” написала в статье “Коррупция-2. Или как попасть в ежегодное послание Конституционного суда Верховному Совету”. Было это в 1993 году. В том самом году, когда УВД Бауманского района, проверив по материалам ревизии финансово-хозяйственную деятельность Инновационного фонда развития образования при Министерстве образования РФ, установило: возбуждать уголовное дело нельзя за отсутствием состава преступления в действиях должностных лиц этого фонда.

Надо сказать, что Куркин тогда пошел за справкой в отдел, занимавшийся проверками экономических преступлений, как на крыльях. Еще бы, ведь они установили его невиновность, значит, можно было бороться дальше. Но в УВД сказали скептически, что ничего с восстановлением на работу у него не выйдет. В ответ на удивленный вопрос пояснили – оказывается, завершив проверку, они позвонили по всем вышестоящим инстанциям: и в Минобразования, и в правительство (хотели сами исправить положение), и всюду им отвечали – ваша проверка ни при чем, здесь другие дела. Услышав это, Куркин понял, что рассчитывать не на кого, и пошел по судебному кругу сам.

Тяжба

“Учитывая… что истец фактически ставит вопрос об изменении формулировки увольнения, для разрешения которого предусмотрен иной порядок, а порочащие, с точки зрения истца, сведения содержатся в официальном документе, требования истца не могут быть рассмотрены в судебном заседании по существу за неподведомственностью спора. Производство по иску Куркина Е.Б. к Правительству РФ и Министерству образования РФ о защите чести и достоинства прекратить”.

Судья отметил привычно, что дело может быть обжаловано в Мосгорсуде, и Евгений Борисович этим правом, конечно, тут же воспользовался, но безрезультатно – судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда под председательством Т.Вершининой производство по делу Куркина прекратила по тем же причинам, по каким его прекратил Пресненский районный суд. Круг замкнулся.

К тому времени, к 1994 году, Евгений Борисович уже работал. После проверки УВД и установления невиновности его рискнул принять Центр интерактивных средств обучения, бывший тогда в состоянии конфликта с Минобром, а потому не побоявшийся этого риска. Приняли Куркина консультантом с окладом в 200 тысяч рублей. Деньги небольшие, но надо было как-то жить, да и иного выбора не было. Я специально подчеркиваю это – надо было жить – для того, чтобы Куркин не выглядел заурядным сутяжником. Его в самом деле загнали в угол, он в самом деле должен был как-то сам из этого угла выбираться. Ему не оставили ничего другого, кроме как ходить по судам, и он ходил, хотя это требовало, как я представляю, от него огромного самообладания, огромной силы воли, терпения и прочих качеств.

Потерпев поражение в Пресненском суде, Куркин не знал, что делать. Но вдруг кто-то ему подсказал: нужно снова обратиться к первоначальному, 1992 года, решению Бауманского районного суда. Куркин обратился снова в Мосгорсуд, и началась переписка – он в суд письмо, ему его возвращают. И так второй, третий раз. Он не мог понять, в чем дело, но ему обьяснили: оказалось, материалы из Бауманского суда не приложены к письму, в котором Куркин просит проверить дело в порядке надзора.

Тут, как во всяком сериале (а то, что это отечественный сериал, нет никакого сомнения), выясняется, что материалы в Бауманском суде не найдены, пропали. На все призывы найти Куркину отвечали – это ваше дело, ваши проблемы, мы ничего искать не будем. И Куркин пошел искать документы сам. У него опять не было выхода: куда бы он ни обратился, всюду требовались те самые материалы. Дело могло угаснуть, а потому иного выхода, как искать самому, не было.

Детектива

Председатель с пониманием отнесся к просьбе Куркина и поступил весьма своеобразно: сначала на одном экземпляре заявления о восстановлении материалов написал “В связи с отсутствием в Бауманском народном суде народных судей рассмотреть заявление о восстановлении утерянного производства не представляется возможным”, а потом на другом экземпляре того же самого заявления, вспомнив, что один судья есть – это он и отказывать потому нельзя, наложил другую резолюцию: “Принять заявление”. Это было 29 июня 1995 года. Но никаких восстановленных копий утраченного материала Куркин тогда не получил. Он получил их гораздо позже.

10 февраля 1996 года из Бутырского суда вдруг на дом Куркину прислали конверт, в котором был другой конверт. В том конверте – материалы дела, а на нем – адрес частного лица-отправителя с указанием не только улицы и дома, но и квартиры. Некто Панчук В.В. направлял все эти документы в Бауманский районный суд Центрального округа вместе с определением Бутырского районного суда (судья Н.И.Ивченко) об отказе в принятии заявления. Кто такой или такая Панчук, почему решение было принято Бутырским судом? Многое оставалось непонятным. Фантастическая история, детективная, которая может произойти, вероятно, только у нас в России.

Контакты с высшими инстанциями

Скрывать он ничего не стал и сразу сообщил в КС, что уже туда обращался, что получил такие-то и такие-то ответы. Сотрудники суда подошли к делу серьезно и сказали, рассмотрев заявление: да, это наш вопрос. Почему приняли? Почему теперь это был их вопрос? Потому что Куркин поставил теперь перед ними совсем другую проблему – о неконституционности 218-й статьи КЗоТ РФ и 28-й ст. Закона “Об индивидуальных трудовых спорах” на том основании, что они противоречат 46-й статье новой Конституции, которая гарантирует каждому гражданину право на судебную защиту, на обращение в суд. То есть Куркин обращал внимание КС на то, что эти законы препятствуют ему как гражданину осуществлять свои конституционные права. КС стал рассматривать это обращение.

Процесс рассмотрения там сложный, долгий: готовят 40 экземпляров документов, раздают судьям, изучают, обсуждают, анализируют, предлагают. Надо было терпеливо ждать. Но, наверное, каждый знает: если какое-то дело ты хочешь решить как можно быстрее, ждать нет никакой мочи. И Куркин тоже ждал с трудом. Но, между прочим, он хорошо запомнил, что в КС его спросили: почему вы не отдали свои документы Сергеевой, она же ведет в Верховном суде такие дела? Куркин удивился тогда: ведь для него Верховный суд – монолит. Он пришел, он – заявитель, он в приемной бросил свои документы в ящик и все. Кому попадет дело, кто его будет рассматривать – неизвестно. Если бы он даже очень сильно захотел, никакой гарантии, что его дело попадет к Сергеевой, не было.

Проходит время, и Куркин вдруг получает извещение из КС: его материалы направлены для рассмотрения в Верховный суд РФ. Следующая весточка – 30 ноября 1995 г. из ВС РФ за подписью заместителя председателя Верховного суда РФ Н.Ю.Сергеевой (!). Председателю Бауманского межмуниципального суда г.Москвы (копия Куркину) предложено “срочно выслать в ВС РФ производство об отказе в принятии искового заявления по делу иска Куркина Е.Б. к правительству и Министерству образования РФ о восстановлении на работе от 5 ноября 1992 г.”.

Через два месяца Куркин получил для сведения копию протеста Н.Сергеевой, внесенного в Судебную коллегию ВС РФ:

“Определением судьи Бауманского районного народного суда от 5 ноября 1992 г. Куркину Е.Б было отказано в принятии заявления в связи с неподведомственностью спора суду.

Нахожу определение судьи подлежащим отмене”.

Н.Сергеева отмечает, что некоторые положения Закона СССР “О порядке разрешения индивидуальных трудовых споров” бывшего СССР фактически утратили силу в связи с введением в действие Закона РФ от 25 сентября 1992 г. “О внесении изменений и дополнений в Кодекс законов о труде РСФСР”.

Принимая во внимание то, что в соответствии с Федеральным законом РФ # 189-ФЗ от 30 ноября 1995 г. “О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР” дела об оспаривании ненормативных актов Правительства РФ подсудны Верховному Совету РФ (ст. 116 ГПК РСФСР), Сергеева предложила принять к производству Верховного суда РФ в качестве первой инстанции дело об увольнении бывшего заместителя министра образования России. Она попросила отменить определение судьи Бауманского районного народного суда от 5 ноября 1992 г. и рассмотреть все заново.

Конституционный суд тут же приостановил рассмотрение жалобы и стал ждать, чем дело кончится в Верховном суде.

В конце января Куркин уже получил копию определения Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 19.01.96 г. Судебная коллегия соглашалась, что определение судьи Бауманского суда нужно отменить, а материал принять к производству Верховного суда РФ по первой инстанции. Если учесть, что ВС в течение года рассматривает всего 50 дел (а обычный районный – до 10 тысяч дел), то событие было беспрецедентным. Но ВС, видимо, и хотел создать прецедент.

В феврале состоялось первое заседание суда. Рассмотрение отложили, представители ответчиков не дали ему никаких документов, подтверждающих обоснованность увольнения с формулировкой “за коррупцию”. Не были представлены материалы и на втором заседании – в марте. Создается впечатление, что этих документов вообще не существует. Как это ни странно, но повторю: должностные лица, торопившиеся с увольнением, видимо, были уверены, что эти подготовленные на скорую руку сырые документы никто никогда не потребует и не получит, потому что никто никогда не будет рассматривать неправомерность или необоснованность этого решения. Верховному суду по сути дела нечего было рассматривать, а потому он стал рассматривать возможные версии. Первая – обвинение по справке о проверке деятельности Инновационного фонда. Но прокуратура уже дала оценку – уголовное дело возбуждать не за что. Поэтому версия отпадала. Вторая – Куркина уволили за то, что по собственной инициативе возглавил Инновационный фонд, но на этот счет существовал приказ тогдашнего министра Днепрова, поэтому и эта версия отпала. И, наконец, третья версия – с Куркиным расправлялись за инакомыслие и строптивость – находила косвенное подтверждение в документах, представленных им суду. Таких документов было более 30. Фонд был причиной, зацепкой, позволяющей убрать Куркина, усомниться в его честности. И тут принципиально важно снова вернуться к злополучному Инновационному фонду.

Странные деньги

Министерство сумело перечислить в фонд средства в размере 6,5 млн. только один раз. Больше никаких поступлений в фонд не было. Сабуров, входивший в правление фонда, вскоре ушел из министерства, став министром экономики, и увел за собой своих экономистов, которые тоже входили в правление. Из 12 членов правления осталось всего 7. Днепров не хотел увеличивать количество членов правления, а потому Куркин, назначенный председателем правления вопреки своему желанию, должен был крутиться по части создания кворума очень активно. Хотя бы потому, что согласно Положению о фонде кворум был 8 человек, а в правлении на тот момент оставалось всего 7. То есть любое решение правления было неправомерным.

Люди, проверявшие деятельность фонда, очень хорошо были осведомлены обо всех недочетах. Еще бы: заместителем Куркина, человеком, держащим все финансы этой организации в своих руках, был Карнаухов – главный бухгалтер Минобразования и начальник его контрольно-ревизионной службы. Казалось бы, как здорово. Все в руках надежных людей: в правлении – заместители министра, финансисты министерства, не может быть никаких нарушений. Но нарушения были комиссией найдены. Комиссией, которую создал своим приказом министр Днепров. Входили в комиссию люди, ему подчиненные, – начальник планово-экономического управления З.Филимонова, заместитель начальника главного управления бухгалтерского учета, отчетности и финансирования Б.Теймуразов плюс несколько рядовых работников министерства. Парадоксально, но проверяли они деятельность своих начальников – заместителей министра, входящих в фонд, в том числе и своего непосредственного начальника Карнаухова. Будь жив В.Карнаухов ко времени проверки, он бы, наверное, не допустил ее, но В.Карнаухов неожиданно умер 8 сентября, а проверка началась 14-го.

Комиссия сделала немало нелицеприятных выводов, в том числе и несколько парадоксальных. Например, в пункте 6 Выводов сказано, что Куркин всячески противодействовал учредителю (Минобразованию) получать достоверную информацию или какую-либо документацию о финансово-хозяйственной деятельности фонда. Но напомним, кто был замом Куркина в фонде. Главный бухгалтер министерства Карнаухов обладал всей документацией фонда и мог ее обнародовать в министерстве, если бы то пожелало. Ясно, что не только Куркин, но и Карнаухов отвечал за все передвижения и выплаты средств фонда, как, впрочем, и министр Днепров, без которого в министерстве никто не делал ни одного шага. Филимонова, Теймуразов, Харон, Фомина, Макарова в пункте 9 Выводов поставили вопрос о личной ответственности Куркина за неправомерное использование бюджетных средств, перечисленных на счет Инновационного фонда развития образования РФ, и намекнули о возможности его увольнения в свете Указа Президента “О борьбе с коррупцией в системе государственной службы”. Что характерно, в актах при увольнении по собственному желанию директора фонда и его главного бухгалтера не было записано в их адрес ни одного замечания.

Хэппи-энд?

Куркин намерен работать, но для этого нужно либо вводить новую ставку заместителя министра, либо увольнять кого-то из существующих замов. Вопрос “Что делать?” стоит со всей остротой. Непримиримой остротой.

Кто же пострадал в результате всей этой истории? Ну, конечно, сам Евгений Борисович – сколько ему потребовалось сил и терпения в борьбе за доброе имя! Пострадал Владимир Борисович Новичков – уволенный подобно Куркину, он оказался неотомщенным и доброе имя восстановил лишь морально – никто его не восстанавливал и ущерб не компенсировал. В убытке оказалось государство – ему предстоит выплачивать Куркину компенсацию за вынужденные прогулы.

Как ни в чем не бывало, разумеется, Днепров – он ныне не на госслужбе, не министр, а потому отвечать за содеянное ему не придется. Останутся безнаказанными и те, кто мог прекратить все это дело на ранней стадии, – например, изменить формулировку приказа об увольнении. Неизвестно, будут ли наказаны тем или иным образом судебные чины, госчиновники, которые проявили равнодушие к судьбе бывшего замминистра. И, вероятно, не мучает совесть тех, кто приложил руку к этому делу не потому, что боролся за какую-то идею, а потому, что хотел потрафить бывшему министру и старался сделать свою собственную карьеру. Они все до сих пор при чинах и даже повышены в них.

…Три года я собирала документы в зеленую папку и мечтала о том, что справедливость восторжествует. Я хотела победы, и победа наступила. Я рада, но радость та с горьким оттенком – слишком дорого далась, чересчур терпки ее плоды…

Виктория МОЛОДЦОВА