Когда мне в руки впервые попала книга без иллюстраций в невзрачном черном переплете, я и подумать не мог, сколько удивительных открытий сделаю для себя, листая ее страницы. «Как можно было раньше ничего не знать о таком человеке?!» – упрекал я сам себя. Однако еще больше меня удивила реакция знакомых: почти все мои друзья не читали этого писателя, да и фамилию его слышали впервые. Лишь одна журналистка, окончившая провинциальный, к тому же украинский (считай, уже заграничный) пединститут, вспомнила и Зазубрина, и его основные произведения…
В творчестве Владимира Яковлевича Зазубрина удивительно все: от биографии до стилистики и образов. С 1912 года он (подлинная фамилия Зубцов) ведет нелегальную работу, а в 1916 году Сызранский комитет РСДРП(б) внедряет его как своего агента в охранку для предотвращения провалов в своих рядах. В 1919 году он оказывается командиром взвода в войсках Колчака под Иркутском. Ему удается сагитировать и вывести через боевое охранение свой и соседний взводы, прихватив с собой артиллерийское орудие, и примкнуть к партизанскому отряду. Родившись в 1895 году в Пензе в рабочей семье (его отец активно участвовал в революции 1905-1907 годов), Зубцов окончил свою жизнь в 1938 году – расстрелян как «враг народа», был забыт.
…Шел 1923 год. Еще Михаил Булгаков не создал «Собачье сердце» (1925), Андрей Платонов сочинял стихи и не помышлял о «Чевенгуре» (1929), «Сентиментальные повести» Михаила Зощенко только-только взяли разбег (1923-1936), а Владимир Зазубрин уже написал три произведения, в которых открыл большую часть Атлантиды русской литературы XX века: повесть «Щепка», рассказы «Общежитие» и «Бледная правда».
В «Общежитии» проглядывает уникальная стилистика. Сегодня ее по ошибке кто-то назовет «платоновской». Текст сквозит иронией, которую мы узнаем в рассказах Зощенко. А в глубине души некоторых персонажей как бы живет сам сатана, причем его воплощение не уступает по яркости известному нам Воланду.
Творчество Владимира Зазубрина особенно интересно нам, живущим в начале XXI века. Зазубрин вывел свои образы из крутого перелома отечественной истории. Он многое постиг и успел рассказать нам о своих открытиях. Но мы оказались плохими учениками, пропустили урок мимо ушей, за что и получили по заслугам. История ничему не учит, но наказывает. А литература-то учит, надо только быть внимательнее к ней.
Рассказ «Общежитие». Общежитие – одновременно вездесущая реальность и символ общества. Эта тема и это название актуальны и в 1923 году, и в разгар послевоенных лет, и в расцвет «застоя», и сегодня. Вот у Маканина в «Андеграунде» общага на излете «советскости» имеет на разных этажах различный сервис: где крашеные стены, а где ковровые дорожки и дорогая мебель в коридорах.
Столь же символично и общежитие 1923 года. Это особняк статского советника, реквизированный новой властью. Это здание было когда-то дворянским гнездом. Нынешние обитатели старинного дома заняты иными делами. Медицинский профессор пишет книгу «Влияние Революции на рост венерических заболеваний». Работница Губисполкома, у которой испрашивают дозволения вселиться в общежитие, готовится, сама того не зная, стать пациенткой профессора…
Владимир Зазубрин рисует, как бывшие участники (и победители) гражданской войны превращаются в похотливую стаю, живущую животной жизнью. В ходе ухаживаний за самкой один из героев, самый-самый атеист, «нужный» лектор губпартшколы упоминает имя Бога. Бог и карает их всех. На этот раз не Всемирным потопом, всего лишь сифилисом. Его избежал лишь молодой человек Федор, который сохранил нравственную чистоту, не поддался искушению. Впрочем, может быть, кто-то такой же молодой и здоровый из числа слушателей губпартшколы через пятнадцать лет подпишет приказ о расстреле Владимира Яковлевича Зазубрина (Зубцова).
Повесть «Щепка» начинается с душераздирающего, притом подробнейшего, описания расстрела. Главный герой – начальник Губчека. Он руководит процессом. Он такой же старый большевик, каковым был к 1923 году Владимир Зазубрин. Автор предвосхитил собственную судьбу. Рассказ выписан детально: как приговоренных выводили из камеры для смертников (официально им приговора не объявляли, но они уже чуяли свою смерть), как заводили в подвал, как заставляли раздеться догола, как хитрили приговоренные к смерти (лгали: «я расскажу, где зарыл клад»), как молили, как жутко пугались и униженно ползали, как шутили. Юмор был, конечно, весьма специфический. Наверное, человеку, описавшему с таким знанием дела всю эту жуткую процедуру, было скучно через пятнадцать лет, когда его самого расстреливали. Потому что трудно представить Зазубрина скованным ужасом, юлящим или иронизирующим. Чего еще может бояться тот, кто смирился с собственной смертью, так и тот, кто написал повесть «Щепка»? Ничего!
Автору что?! Хуже персонажам повести – палачам. Они-то не умерли, а продолжают жить вечной жизнью и совершают жуткие манипуляции. Соломин из деревни, оттого поступает с приговоренными, которые отказываются раздеваться, как со скотиной перед забоем. Со скотиной он ласков. Так легче и быстрее дело делается. Ефим крестики с казненных собирает для своих детишек, а то им играть не чем. И уже после расстрелов практичный деревенский Соломин рассуждает: «Каб того высокого, красивого, в рот-то которого стреляли, да спарить с синеглазой – ладный бы плод дали».
Но синеглазой и красивому легче, они уже мертвы. Тяжко Андрею Срубову (так зовут героя). Он в себе продолжает нести душевную тяжесть, суммирующую и мольбы расстрелянного священника, и причитания голубоглазой: «Если бы вы знали, товарищи… жить, жить как хочется…» Никуда Срубову не деться от этих видений. И превращение людей в безликие мясные туши не снимает с него тяжести.
Владимир Зазубрин строит сюжет повести удивительно последовательно, столь же последовательно, как развивалась революция. Приезжает бывший студент отца Срубова. Он подписал ему приговор о расстреле, но тот во время казни пожал руку своему палачу и пожелал скорейшего выздоровления. Мать Срубова готовит кофе и сетует, что же сын пьет его с палачом своего отца. А Андрюша сидит за одним столом с ним вместе и пьет, а мать лишь просит не говорить об этом и не думать. О чем же тогда он сам думает? В голове героя рождаются проекты будущего, послереволюционного устройства общества:
«Террор необходимо организовать так, чтобы работа палача-исполнителя почти ничем не отличалась от работы вождя-теоретика. Один сказал – террор необходим, другой нажал кнопку автомата-расстреливателя. Главное, чтобы не видеть крови.
В будущем «просвещенное» человеческое общество будет освобождаться от лишних и преступных членов с помощью газов, кислот, электричества, смертоносных бактерий. Тогда не будет подвалов и «кровожадных» чекистов. Господа ученые, с ученым видом, совершенно бесстрашно будут погружать живых людей в огромные колбы, реторты и с помощью всевозможных соединений, реакций, перегонок начнут обращать их в ваксу, в вазелин, в смазочное масло».
Умопомрачительная картинка. И главный герой повести, действительно, сходит с ума. Но идея, которую он формулирует, вовсе не исчезает. Как и в рассказе «Общежитие», так и здесь мы узнаем по сути дела образ создателей нацистских лагерей смерти. Идея изготавливать из трупов расстрелянных полезные в хозяйстве вещи сформулирована аж в 1923 году и безо всякой связи с немецкими нацистами. Не Зазубрин эту идею выдумал, он лишь зафиксировал ее на бумаге. Тогда палачи ограничивались лишь использованием одежды и нижнего белья замученных. До большего дело не дошло, может быть, оттого, что живы были в душах миллионов людей, в народе все еще живы были христианские представления о человеке.
В народе, но не в рядах тех, кто окружает Срубова. Это, например, его коллега Ян Пепел, подозревающий всех и постоянно держащий руку у кобуры, или практичный Соломин, ругающий свою жертву – что тот со страху испачкал нижнее белье. И всегда найдется весомая причина для расстрела активного революционера, ниспровергателя и мечтателя. В любом случае он уже проиграл, проиграла и Революция.
Еще один рассказ, написанный в 1923 году, еще об одном проигравшем большевике – «Бледная правда». Судьба приводит бывшего кузнеца, революционного бойца, командира партизанского отряда, начальника тюрьмы, а затем начальника Заготконторы к смертному приговору. Он не в силах избежать гибели. Он не смеет отказаться от назначения на должность начальника Заготконторы – на работу, в которой он ничего не смыслит. В итоге всех перипетий следователь на недоуменный вопрос арестованного Аверьянова (такова тут фамилия главного героя) отвечает: «На досуге разъясним, дорогой. Распишись!» Разъяснили сполна. Обвинители, судьи и адвокаты – винтики инерционного механизма, который лишь завершает дело, начатое следователем.
Как повесть «Щепка», так и рассказ «Бледная правда» чрезвычайно полезное чтение, полезное в первую очередь для тех нетерпеливых продолжателей «великих дел», ниспровергателей «неправедных режимов», для заводных ребят, у которых руки чешутся – пострелять бы. Пусть постигают безупречную логику революций, ту логику, по которой самый активный и пламенный революционер с неизбежностью оказывается на плахе. Ибо подпись председателя Губчека идет через строчку после фамилии последнего приговоренного. Тут не только следователь, а простая машинистка в силах внести корректировку списка при перепечатывании, а, по сути, корректировку судеб тех, кто считал себя великанами.
Комментарии