Расписание уроков длиною в жизнь

Было ему двадцать, когда направили молодого историка с красным дипломом директорствовать на Кузбасс,в шахтерский городок Киселевск. Увидел он ухоженную школу, улыбчивых учителей и самого уважаемого в городке человека – директора и понял, что не имеет он морального права занять директорский кабинет. А было это лютой зимой перед самой войной. Как раз в ту пору вышло партийное постановление: заменить всех директоров, у которых не было высшего образования. А этот, молодой москвич, молодой да ранний, видишь ли, не подчиняется партии, мораль ему не позволяет. Но молодой учитель устоял!

Стал Михаил простым учителем. Учил таких же шахтерских детей, каким был и сам. Отец его тоже шахтером трудился в Подмосковье.

Через несколько месяцев грянула война, и уважаемый директор ушел воевать. В первом же бою погиб… И тогда снова вспомнили про Кондакова Михаила партийные власти: пусть не кочевряжится и берет школу. Михаил взял. Хоть и страшновато было: директору-то всего на два года больше, чем его старшеклассникам.

Прошло совсем немного времени, и ребята увидели в новом директоре своего друга: строгого, но справедливого, очень умного, но главное – веселого выдумщика. Вместо унылой стенгазеты “Школьная правда”, которую они все вместе торжественно разорвали и бросили в мусорный ящик, повесили другую, которая называлась “Оса”. Там, где обычно в газетах “красовались” слова “В борьбе за дело…” и т.д., значилось: “Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей”. А в самой газете – и карикатуры, и смешные истории про двоечников, и добрые эпиграммы на учителей. У газеты толпами стояли ребята.

Прослышали про “Осу” и про “гвозди” вместо “В борьбе за дело…” в горкоме партии и вызвали “на ковер”. Что, мол, за намеки, это из каких таких людей гвозди надо делать? “Это же детское творчество”, – возразил директор. “А ты представляешь, если об этом творчестве узнает первый?”… Можно предположить, как бы повернулись события. Но первый не узнал, потому что самому заведующему отделом это грозило большой неприятностью.

А за “Осой” стал выходить школьный литературный журнал “Ласточка”, а потом и “Юный историк”. Но, пожалуй, самой большой своей учительской победой молодой директор считал открытие исторического кружка. На его первое заседание в класс набилось столько желающих, что ребята сидели в проходах. А ведь был на дворе самый трудный и очень голодный военный год – 42-й: школа работала в три смены, потому что старшеклассники трудились на заводе – собирали снаряды для “Катюш”…

Выпускники уходили на фронт. Молодой директор с грустью и надеждой провожал их. Но его самого в армию не брали – зрение никудышное. Его передовой была школа.

В 44-м вызвали Кондакова в Кемерово, в облоно: “Решили тебя, Михаил, наградить поездкой домой, в Подмосковье, отца с матерью навестишь. Но до этого завезешь в Москву в Совмин секретный пакет. Короче, поработаешь фельдъегерем”. В переполненной теплушке довез на груди директор пакет до Москвы. В Совмине отдал его чиновнику. Тот взял и вслух прочел “секрет”: “Представление к наградам. Орденом Трудового Красного Знамени предлагается наградить…” и стал читать фамилии. На пятой споткнулся: “Кондаков Михаил Иванович, директор 1-й киселевской средней школы, 1920 года рождения… Ерунда какая-то”. Взял ручку и жирной стрелкой перевел Михаила Ивановича из орденоносцев в медалисты: “Молодой еще, и медали ему хватит. Правильно?” Кондаков ответил: “Вам лучше знать”. “И то верно, – согласился чиновник. – Как твоя фамилия-то?” – “Иванов”. – “Свободен, Иванов, иди”.

Не за орден было обидно, хотя и за него тоже. Обидно за бездушную стрелку, которая вот так, походя, может унизить человека.

И это тоже был урок. Один из множества в судьбе академика Михаила Ивановича Кондакова, который на днях отметит свое 80-летие, ученого, создавшего целое направление в науке о руководстве и управлении образованием – школоведение…

Я беседовал с Михаилом Ивановичем в его квартире, в Староконюшенном переулке, в самом центре столицы. За окнами блестела вымытая дождем Москва, купола Кремля и совсем рядом – Храм Христа Спасителя. Под самыми окнами, немного загораживая этот замечательный пейзаж, стоял с иголочки отреставрированный особняк – жилье “новых русских”.

На полу вдоль стен светлой комнаты стопки книг, газет, журналов, пухлых папок с бумагами.

– Извините, – сказала жена Михаила Ивановича Галина Николаевна. – Крыша протекла, а вот с ремонтом государство все тянет и тянет. Что тут поделаешь…

И действительно – что?

На потолке в кабинете ученого серо-желтые разводы. На пенсию академика их не закрасить. И это тоже урок. Урок властям. И мелким чиновникам, бездушным как раньше, так и теперь.

Как и любого ученого, житейские неурядицы академика не смущали. Он и в этой ситуации ориентируется в бумагах и книгах. Ему нужны стол, настольная лампа и тишина. Этого отнять никто не может.

Перед самым моим приходом заложил куда-то Михаил Иванович одну дорогую ему реликвию и никак не мог найти. Разговаривает, а сам глазами папки проверяет – ищет.

– Куда же эта газета запропастилась! Такого со мной еще не бывало. Газета называется “В бой за уголь”. А на развороте, представляете, заголовок “Учитель, перед именем твоим…” Это дороже орденов и званий… Более пятидесяти лет назад уехал я из Киселевска. А мои ученики оттуда мне пишут до сих пор. Вот и газету прислали: все про нашу первую школу, про наших учителей. Ведь здорово, правда?

Мы беседуем уже не первый час. Память у академика великолепная, тренированная: детали, цитаты, имена, даты – все без запинки. Историй и жизненных уроков – на целую книгу по педагогике в моем блокноте.

Годы учительства, к которым в нашем разговоре академик то и дело возвращался, – это не ностальгия по ушедшей молодости. Рассказывая о науке, которой он посвятил практически всю свою жизнь, он соизмерял ее с временем и задачами школы.

Многие, наверное, помнят времена борьбы с процентоманией. Кондаков, уже тогда известный ученый, был одним из первых, кто начал сражаться с бюрократическим отношением властей к проблемам качества образования. В своих работах он впервые поднял вопрос о том, как не сверху, а снизу, с потребности самой жизни надо разумно планировать образование конкретной школы в конкретном районе. Он научно обосновал эту проблему, пытаясь очистить школу от ненужной опеки, дать руководителю образования больший простор для творческой деятельности. Все эти мысли были преддверием новых реформ в образовании.

– Почему так трудно, Михаил Иванович, идет реформирование школы? – спросил я у академика.

– Спешить со школьными реформами не следует. Сначала нужен точнейший просчет и анализ, нужно провести десятки экспериментов. Мне кажется, нынешнее Министерство образования слишком спешит с введением двенадцатилетки. Если в Москве кадровый вопрос в связи с этой реформой еще можно решить, то как быть на периферии, где и сейчас уже огромная нехватка специалистов?.. Французы говорят: “Перестроить школу труднее, чем перенести кладбище на новое место”. Не очень веселое, но достаточно точное сравнение… В нашем стремлении все быстро перестроить мы иногда доходим до абсурда. Введя, к примеру, вариативность учебников, скажем, близкой для меня истории, мы докатились до полного безобразия. Недавно в одном таком “учебнике” я прочел, что, оказывается, монголо-татарского ига вовсе не было, а Куликовская битва была не на Куликовом поле, а чуть ли не в Симоновском подворье в Москве… Наш большой ученый-физик, один из создателей атомной бомбы Исаак Константинович Кикоин, решил написать учебник по физике для 8-го класса. Помню, для этого он год преподавал физику в обычной школе и только потом сел писать учебник… Ответственность ученого перед обществом – главное, о чем должен думать любой автор любого учебника. И за все казусы должно отвечать Министерство образования…

Ученый, как мне представляется, жив сомнениями. Безапелляционность рождает вредные догмы. Догмы часто – основы глупости.

Михаил Иванович, чему мне самому не раз доводилось быть свидетелем, умеет слушать и слышать. И оппонента, и соратника. Для ученого это тоже очень важно. Будучи долгие годы заместителем министра образования, президентом Академии педагогических наук в трудное для нее время перехода к новым взглядам общества на проблемы образования и его задачи, он всегда был искренним, даже если с чем-то был не согласен. Этому его научила жизнь.

Восемьдесят лет – большая дорога. Тысячи уроков, не прошедших бесследно…

В доме Кондаковых тепло. Здесь много книг. Нехмурые лица жены и мужа, которые живут в согласии. А ведь причины для уныния могут всегда найтись, да и возраст иногда дает о себе знать.

Михаил Иванович – натура артистическая. Как и положено учителю. Он красиво и ловко, ничуть не по-стариковски провожает меня к лифту, распахивает дверь, интеллигентно жмет руку и говорит:

– Благодарю за встречу. Было чудесно!

Я прощаюсь и вспоминаю, что так и не пригубил чашку пахучего чая, что остался стоять на столе: я слушал, слушал и записывал – было все очень интересно. Для меня это тоже был урок.

Игорь АФАНАСЬЕВ

P.S.

Редакция “Учительской газеты” сердечно поздравляет Вас, уважаемый Михаил Иванович, со славным юбилеем. Здоровья Вам и Вашей супруге. Радостных Вам дней на долгие годы!