Радость и горечь послевкусия. Опыт содержательного анализа экзаменационных работ

Баклановский девятнадцатилетний лейтенант Владимир Третьяков размышляет в госпитале о том, могло ли этой войны не быть, можно ли было ее предотвратить. То есть он размышляет о том, что было до войны. А до 22 июня 1941 года (я весь этот день очень хорошо помню) все было по-другому.

Пели бравурные, бодрые песни. «Полетит самолет, застрочит пулемет, и помчатся лихие тачанки…» «Могучая, кипучая, никем не победимая…» «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет…»Кстати, а вы знаете историю самой главной песни Отечественной войны («Священная война»)? Ее текст был опубликован через два дня после начала войны. Его написал В.И.Лебедев-Кумач. Сразу после публикации композитор А.В.Александров написал на этот текст музыку. 26 июня на Белорусском вокзале ее исполнила одна из групп Краснознаменного ан­самбля красноармейской песни и пляски СССР. Но затем более трех с половиной месяцев песня эта не исполнялась. В чем же она провинилась? Перед войной утверждалось, что война будет проходить на вражеской территории и будет оплачена «малой кровью». А песня начиналась строками, в которых однозначно было сказано: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» На смертный бой. Это воспринималось как чрезмерно трагическое звучание.Песня не исполнялась вплоть до 15 октября. Но после того как были захвачены Калуга, Ржев, Калинин, когда враг рвался к Москве, песня стала звучать каждое утро после боя кремлевских курантов всю войну.Но вернемся к довоенным песням, последним довоенным дням. Ведь о них и думает герой повести Бакланова. Я расскажу о том, о чем никогда и нигде не рассказывал, понимая сейчас, что этот мой рассказ имеет и историческую ценность.В кабинете русского языка и литературы Московского городского института усовершенствования учителей работала учитель русского языка и литературы и наш методист Галина Романовна Старовойтова. Пройдя соответствующую подготовку, она вместе с радиопередатчиком была сброшена на оккупированную территорию и благополучно дошла до села, в котором по легенде жила ее «тетя». (Другая моя знакомая, Ира Харина, была схвачена, как только приземлилась, и чуть меньше двух лет была в Освенциме.) Но когда немцы схватили руководителя их группы, Галина Романовна вместе с радиопередатчиком ушла к партизанам, дорогу к которым уже знала.Где-то лет пятьдесят назад Галина Романовна пригласила нас к себе домой и познакомила с мужем. Им оказался тот самый человек, который и готовил ее к разведывательной работе. И вот что он нам рассказал. К сожалению, имени и отчества Старовойтова я не помню.Перед самой войной Старовойтов отправил своего человека на оккупированную немцами польскую территорию. Свой человек, еврей, говоривший по-русски, по-польски, по-немецки и, естественно, на идише, познакомился там с группой немецких железнодорожников. Он пригласил их в какое-то питейное заведение и хорошо напоил. Железнодорожники, поддав, стали перед ним хвастаться, показывая новенькие удостоверения: один – начальника станции Гродно, другой – Могилева, третий – Витебска. Наш человек хорошо понимал, что его ждет, если он, возвратившись, обо всем этом расскажет. Ему нужен был документ. Он пошел провожать немца, который уже не шибко стоял на ногах, и стащил у него удостоверение. Тут же скорей, скорей на советскую территорию. Старовойтов, получив этот документ, рванул в Минск, к командующему Белорусским военным округом генералу армии Дмитрию Григорьевичу Павлову. Генерал был в театре. Его вызвали из зала. Старовойтов показал Павлову немецкое удостоверение. Тот сказал: «Давай с тобой договоримся: ты не видел меня, а я тебя».Может ли это понять, осмыслить современный школьник? Можем ли это понять мы, современные читатели? А между тем объяснение всему этому есть.14 июня 1941 года было опубликовано заявление ТАСС (Телеграфного Агентства Советского Союза). Заявление опровергало бессмысленные слухи о том, что близится война между СССР и Германией: «По мнению советских кругов, слухи о нападении Германии на СССР лишены всякой почвы».Старовойтов спецпочтой отправил немецкое удостоверение в Генеральный штаб. После начала войны Старовойтова обвинили в том, что он не предупредил о готовящейся войне. Он сослался на свое письмо в Генеральный штаб, и это его спасло.А генерал Павлов 4 июля 1941 года был арестован, 22 июля 1941 года решением военного трибунала «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения командования, развал управления войсками, бездействие властей» был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. В 1956 году генерал Павлов был реабилитирован.Но нельзя не сказать и о другом человеке, адмирале Николае Герасимовиче Кузнецове. Посмотрите в Википедии, как, рискуя не только карьерой, но и головой, он с середины июня 1941 года начал готовить флоты к отражению возможного нападения, как он объявил боевую готовность №2, а 21 июня в 23 часа 00 минут флотам была объявлена боевая готовность №1. Моряки и флот были спасены от разгрома.Но скажите мне: знают ли все это наши ученики? Могут ли одиннадцатиклассники решить ту задачу, которую поставили перед ними на экзамене наши строгие учителя и судьи? И кто и какую ответственность несет в нашем образовании за брак в работе, за то, что называется контрафактом?Позволю себе небольшое историческое и вместе с тем лирическое отступление. Ведь и моя судьба, как и судьбы миллионов советских людей, была вплетена в нашу общую судьбу. Потом я прочту в «Реквиеме» Анны Ахматовой: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Эти слова о другом, но вместе с тем и о нашей жизни военных лет тоже.21 июня генерал Павлов в последний раз в своей жизни пошел в театр. О том, что это было 21 июня 1941 года, я узнал в конце августа 2018 года из радиопередачи о судьбе Павлова. А 22 июня началась война. В июне 2018 года были опубликованы первые распоряжения Наркомата обороны. Только две цитаты: «Немцы кое-где начали бои с нашими погранзаставами. На провокацию не идти. Войска поднять по тревоге, но патроны на руки не давать»; «На провокации не поддаваться, по немцам не стрелять».И 21 июня моя тетя вместе со мной и учительницей из их школы с сыном моих лет, а было нам двенадцать, сели в поезд и направились в Анапу. Школа Анапы предоставляла московским учителям жилье в здании школы, а учителя Анапы могли разместиться в московской школе. 22 июня в 11 часов 55 минут наш поезд отошел от Ростова. Через пять минут по радио выступил Молотов с обращением к народу. О войне в нашем поезде мы узнали только в пять часов. На первом же полустанке многие сбрасывали свои вещи и спрыгивали сами. А два пионера радостно и восторженно кричали: «Ура! Война! Едем дальше!»И поехали. От станции Туннельная до Анапы добирались по шоссе, а навстречу нам шла артиллерия.Скоро стало ясно, что надо убираться. Шли разговоры про то, что скоро немцы вот-вот высадят в Анапе десант. Но поезд обратно шел уже не прямо, а сделав большой объезд. Мы долго стояли в Сталинграде. На вокзале я рассматривал плакаты 1918 года: «Социалистическое отечество в опасности!» Учительница из тетиной школы сказала тогда: «А зачем нам ехать в Москву? У меня в Сталинграде живет сестра. Давайте останемся. Ведь это глубокий тыл. Сюда-то война не дойдет». Но поехали в Москву.Мы приехали в Москву 3 июля. В тот день впервые к народу обратился Сталин. На следующий день, 4 июля, арестовали генерала Павлова. А вскоре нас, детей работников здравоохранения Москвы, на пароходе повезли в эвакуацию. Сначала нас разместили в летнем доме отдыха на берегу Камы, потом, когда стало холодать, перевезли в Саратов, где разместили в городском Доме пионеров, затем Дом пионеров превратили в госпиталь, а нас переправили в город Вольск.В Саратове 6 ноября 1941 года нас собирали в столовой, чтобы мы слушали доклад Сталина на торжественном заседании в честь 24‑й годовщины революции. Из всего, что говорил Сталин, я запомнил одну, но самую главную для меня тогда фразу: «Война закончится через год, ну, через полтора годика». Через многие десятилетия, сверяя цитаты, я открыл книгу Сталина о Великой Отечественной войне. Слов этих в ней не было. О том, что война кончится лишь 9 мая 1945 года, не знал никто. А день этот до самого позднего вечера я провел на Красной площади Москвы.Сегодня слова Маяковского «Я счастлив, что я этой силы частица» воспринимают иронически и даже презрительно: «Человек не частица, он целое». Да, конечно. Но мне жаль тех, кто ни разу в жизни не пережил этого чувства причастности к подлинно общему и великому.Но вернемся к нашему ЕГЭ.Так как же выходили из столь сложного положения наши выпускники? В основном они переводили стрелки на рядом проходящий путь. Упрекать их в этом отношении невозможно. В своей статье в «Учительской газете» я писал, что сразу же за последней строчкой того текста, который был на экзамене, идет в повести Бакланова абзац, в котором содержится не только вопрос, но и дан ответ на него. Приведу его еще раз.«Когда уже оно (колесо истории. – Л.А.) и пошло с хрустом по людям, по костям, тут выбора не поставлено, тут только одно: остановить, не дать ему и дальше катиться по жизни людей. Но неужели могло этого не быть? Сейчас идет война с фашистами, и нужно воевать. Это единственное, что ни на кого другого не переложишь. А все равно думать себе не запретишь, хоть и ни к чему это». Повторяю, этот ключевой абзац в экзаменационное задание не вошел. И тем не менее подавляющее большинство писало именно об этом: как останавливали, как противостояли, как воевали, как победили. Понятно, что аргументами в этом отношении могли стать многие и многие произведения об Отечественной войне. Насколько я знаю, никому, кто шел таким путем, оценок не снижали, хотя, формально говоря, в предложенном тексте была другая проблема.Было и иное, интересное решение. Авторы ряда работ обращались к философии истории в романе Льва Толстого «Война и мир».