Ради чего страдают люди? Из детских писем Господу Богу

Давно ничто не волновало меня так, так не брало за душу, как публикация в 23-м номере «Нового времени» за 2005 год, которую я прочитал вскоре после экзаменов в школе. Рижский писатель и драматург Михаил Дымов предложил учащимся русскоязычных рижских школ в возрасте от 6 до 10 лет написать Всевышнему, задать ему самые насущные вопросы, спросить о самом главном. Отобранное из всего написанного составило небольшой свод «Дети пишут Богу».

К сожалению, я могу процитировать относительно небольшую часть.

«Здравствуй, Господи. Как у Тебя дела? Как живешь? Как здоровье?» Женя, 2-й кл. «Когда кончатся издевания надо мной в классе?» Тоня, 4-й кл. «Ладно, Христос страдал ради людей, а ради чего страдают люди?» Гриша, 4-й кл. «А когда на Земле стреляют? Ты что не слышишь, Господи?» Валера, 2-й кл. «Почему люди вначале влюбляются, а потом тихо плачут?» Андрей, 4-й кл. «Господи, где сейчас Христос, чем он занимается?» Стелла, 2-й кл. «А ведь первыми начали рожать мужчины – вспомни про ребро Адама и Еву. Чем тебе не понравилось это и ты взвалил такой труд на женщин?» Зоя, 4-й кл. «Зачем человека растили годами, а потом бац – и он умер?» Вася, 2-й кл. «В разных книгах Тебя описывают по-разному. Где бы достать твою фотокарточку. Хоть допотопную». Рая, 3-й кл. «Почему Ты людям все прощаешь, а учителя – нет?» Коля, 2-й кл. «На прошлой неделе к нам в класс пришел новенький. Он такой… такой… Так что до прошлой недели все мои дни жизни не засчитывай». Оксана, 3-й кл. «Хочу на Землю, которую сотворил Ты, а не люди». Андрей, 4-й кл. «Развод – это похороны семьи». Оля, 4-й кл. «Но вот, смотри, мы учимся, учимся, а зачем нам так страдать, если мы все равно умрем и наши знания пропадут». Федя, 4-й кл. «Почитаешь, Господи, на кладбище надписи на памятниках и задумаешься – а где же похоронены плохие люди?» Олег, 4-й кл. «Я написал стихи. Они стыдные. Я их никому не показывал, но Тебе, Боженька, я покажу. Вот они: «Взрослые плачут слезами,/Взрослые плачут глазами,/Маленькие плачут сердцем,/Маленькие плачут жизнью, Но если взрослый плачет, как маленький,/Значит, он и правда плачет». Марик, 4-й кл. «Ну а когда мы спим, почему нам засчитывается жизнь? Неправильно же это. Во сне мы даже не кушаем». Женя, 4-й кл. «Скажу по секрету: когда я вижу одинокую женщину, мне бывает за Тебя стыдно». Армен, 4-й кл. «Ты обещал защищать слабых, обиженных, что-то я этого не чувствую». Рома, 3-й кл. «Я горжусь, что у меня есть Ты». Катя, 2-й кл.

Я читал все это вскоре после экзаменов в школе. В этом году у меня были свои три класса, а потому я не участвовал в работе городской медальной комиссии. Но расспрашивал тех, кто там был. Впечатления были в основном горькие и безотрадные.

Куда же делась, как испарилась эта чистота сердца, эта откровенность, эта наивная честность, эта распахнутость души, эта поразительная емкость и насыщенность слова? «О, моя утраченная свежесть…»

30 мая я был ассистентом на экзамене (изложение) в 9-м классе. Были предложены два текста. Мы выбрали один – В.А.Солоухина. Должен привести хотя бы отрывок из него. Иначе трудно будет понять дальнейшее.

«Однажды, когда кончилась зима и антифриз в машине был уже не нужен, я открыл краник, и вся жидкость из радиатора вылилась на землю, там, где стояла машина, на лужайке под окном нашего деревенского дома. Антифриз растекся продолговатой лужей, потом его смыло дождями, но на земле, оказывается, получился сильный ожог. Среди плотной мелкой травы, растущей на лужайке, образовалось зловещее черное пятно. Три года земля не могла залечить место ожога, и только потом уже плешина снова затянулась зеленой травой».

Изложение было написано грамотно, полно, хорошо, практически без стилистических ошибок, выразительно, образно. Но дальше был дополнительный вопрос: «Выразите свое отношение к поднятой в нем (тексте) проблеме». И ответы на этот вопрос зазвучали совершенно по-другому: «Природу нужно ценить и беречь. Если человек не перестанет себя так вести, то через несколько столетий, а может быть, и тысячелетий нечем будет дышать». «Я считаю, что экология – это дело каждого человека».

Все это абсолютно правильно. Но совершенно безличностно, невыразительно, абсолютно неконкретно, необразно. В чем же дело? Во-первых, само задание. Думать тут не надо, вспоминать что-либо тоже, чувства тут вообще отключены. Ответ требует банальности, а потому банальность и была ответом на вопрос. Ведь живое слово требует живых личных впечатлений, тобой пережитого, тобой увиденного. «Когда строку диктуют чувство», как сказал поэт. Конечно, разумнее было бы предложить девятиклассникам написать о чем-то из ими лично увиденного: о том, как мы губим природу, и о том, как приходим к ней на помощь.

За несколько дней до изложения в Москве произошла энергетическая катастрофа. В этой связи много говорили по телевидению, радио, писали в газетах об экологическом ущербе, ей вызванном. Из 31 девятиклассника об этом написали трое. И еще четверо пошли путем своих личных, пусть и спорных рассуждений. Ограничусь двумя примерами.

«Ни в Америке, ни в Японии, к примеру, такого, как в России, не увидишь. Многое зависит от морального состояния и от воспитания. Просто страна у нас большая, а следить за ней некому. Какие люди – такая и страна».

«Мне кажется, в тексте подняты проблемы не только экологии. Его главная мысль состоит в том, что человеку свойственно не дорожить тем, что он имеет, и вспоминать об этом только после потери. Как должное многие люди воспринимают не только траву и воздух, но и такие общечеловеческие ценности, как любовь родителей или дружбу окружающих людей».

Таким образом, лишь 22,5% девятиклассников, отвечая на дополнительный вопрос, обратились к самим себе, а потому заговорили совершенно по-другому. Другое дело, что, к сожалению, многих учителей вполне устраивают холодно правильные ответы на поставленные вопросы. А то начнут они писать все, что думают, мало не покажется. Нет уж, лучше все как у всех, все как надо. А то того гляди и придется держать ответ за то, что твои ученики считают, что в Японии или Америке больший присмотр за природой, хотя это, конечно, и правда.

Итак, прежде всего первопричина в казенно сформулированном задании. Но не только. За всем этим стоит наша общая беда.

В январе 1968 года редакция «Журналиста» совместно с факультетом журналистики трех университетов объявила для выпускников средних школ конкурс сочинений. Было получено пять тысяч сочинений на одну из предложенных тем первого тура. Подводя итоги, журнал писал о том, что очень многие сочинения обнаружили узость кругозора и бедность речи их авторов, что в этих сочинениях преобладает гладкопись, обкатанность, общеупотребительность, а значит, захватанность и затертость. Дала о себе знать привычка не раздумывать над жизненными явлениями. У журналистов, прочитавших тысячи присланных работ, сложилось представление, что все десять лет школьников держали в пеленках из копировальной бумаги.

Прошло почти пятнадцать лет. Читаю заключение жюри и оргкомитета московской городской олимпиады 1982 года, которую проводил факультет журналистики МГУ. И что же? Многие сочинения «раскрывались излишне абстрактно, без опоры на свой жизненный опыт. Отсюда большое количество шаблонов, «гладких» рассуждений».

Причина все та же: школа часто не учит (хорошо, в данном случае скажем, не учила) видеть, слышать, внимать и вникать. Так вот и формируется «грешный…язык, и празднословный, и лукавый».

Но вот прошло еще почти четверть века. И каких! «Чему, чему свидетели мы были!» И что же теперь изменилось? Не знаю, как насчет поступающих на журфак. Но в школе все то же. Постигая жизнь и самого себя, ученик должен идти прежде всего от лично увиденного и пережитого. И через осмысление этого конкретного и пережитого – к постижению человека и жизни вообще. Но в этом году, как и в предыдущие годы, после всех шестидесяти пяти экзаменационных тем, где требуются рассуждения на нравственно-психологические темы, стоит в скобках: «по произведениям русской литературы». В сочинениях о жизни за скобки вынесена сама жизнь. К тому же все эти темы даны в догматической формулировке: дано изречение и требуется доказать его истинность. Вот и доказывай, что «нет более просветляющего, очищающего душу чувства, как то, которое ощущает человек при знакомстве с великим художественным произведением». А если я считаю, что нет более просветляющего и очищающего душу чувства, чем материнство, отцовство, любовь, дружба?

Две мощные корневые системы питают гуманитарность: накопленное человечеством знание о природе, обществе, человеке, запечатленное в литературе и музыке, живописи и скульптуре, архитектуре и кино, театре и науке, и сама жизнь, реальная действительность во всем ее многообразии.

«Интеллигентный человек – это прежде всего человек, человеческая жизнь которого все равно должна быть первичной по отношению к книгам. Чтение вовлечено в жизнь, а не наоборот. Даже человек, жизнь которого неотторжимо связана с книгами, не может быть сведен к библиофильскому существованию. А если сведен – то это очень большое несчастье». Сказанные великим книжником нашего времени С.А.Аверинцевым слова эти звучат особенно убедительно.

И я вспоминаю сейчас поразительный опыт, который мной был проведен тоже лишь один раз в жизни.

В 1973 году, когда я пришел в школу №232 и взял два девятых класса и один четвертый, закончив в девятых изучение творчества Некрасова, я предложил двум своим девятым (гуманитарным!) классам вместо традиционного сочинения в течение урока проанализировать двенадцать с детства знакомых строк – отрывок из стихотворения «Крестьянские дети»: «Однажды в студеную зимнюю пору…»

Лишь немногие писали, что «Влас – фигура не жалкая, а умильно-прекрасная»; что «хотя Некрасов немного иронизирует над «мужичком», но это добрая ирония и сам он доволен этим мужичком»; что «в описании мальчика чувствуется какая-то ласковая насмешка» и вместе с тем автор относится к нему «с глубоким сочувствием и лаской»; что чувства, вызванные этой встречей, сложны и противоречивы.

Большинство же писали совершенно по-другому: «В отрывке показан трагизм крестьянской жизни. Автор сожалеет о том, что дети крестьян ничего не знают, кроме лишений и тяжелой работы, а в это время барские дети наслаждаются природой, музыкой, играют в разные игры». «Некрасов показывает трагизм безрадостного детства, детства без детства. Шестилетний мальчик, только начинающий жить, становится кормильцем семьи. Он не только становится кормильцем семьи, но забывает и теряет все присущее детям». «Мне почему-то кажется, что в этой большой семье были и старшие братья, но их, наверное, забрали в царскую армию почти на всю жизнь». «Он, может быть, никогда не видел игрушек, может быть, забыл вкус теплого молока, но уже должен работать».

И все это после того, как творчество Некрасова было изучено, вернее сказать, пройдено. Нетрудно убедиться, что большинство моих девятиклассников шли не от слова поэта, не от стихотворения, читая которое, по словам С.Я.Маршака, «вместе с автором мы любуемся – с легкой и ласковой усмешкой, но очень уважительно – маленьким, степенным рабочим человеком, мерно шагающим по лесной тропе», а от социологической схемы, от обкатанного штампа, под который и подгонялся некрасовский текст.

И вот тогда же я предложил ученикам своего обычного четвертого класса ответить на вопрос, как поэт относится к мужичку с ноготок. Четвероклассники, конечно же, так бойко не писали, но стихотворение они почувствовали куда лучше, чем гуманитарные девятиклассники.

Лишь шесть человек из большого класса написали, что стихотворение пронизано только чувством жалости. «У поэта он вызывает чувство жалости, что с ранних лет ему приходится работать. Поэт даже написал, в каких условиях ему приходится работать: «был сильный мороз».

Большинство же четвероклассников восприняли стихи иначе: «У Некрасова он вызывает некоторое уважение, но, несмотря на это, ему немного смешно. Мужичок с ноготок был одет в такие громадные сапоги, что они были впору самому Некрасову». «У поэта чувства хорошие, поэт верит, что из мужичка с ноготок вырастет хороший работящий человек, который будет любить людей». «Он выражает чувство радости, восхищения у поэта. Поэт изображает гордость Власа. Думает: как так маленький мужичок не боится лошади, да еще ведет ее, да командует, как мужчина». «Влас говорит басом и держится так важно, потому что он чувствует за собой ответственность. Подумать только, ведь он после отца второй мужчина в семье! А как важно он разговаривает с поэтом! Он держится степенно, важно, стараясь походить на настоящего мужчину. А с какой важностью, степенностью, не торопясь, отвечает он Некрасову: «Шестой миновал».

Я тогда рассказал о сочинениях девятиклассников и четвероклассников на родительском собрании девятого класса. На что мне отец одного из учеников ответил: «Подождите, вырастут ваши четвероклассники и еще научатся писать, как наши дети». Естественно, я сделал все, чтобы так не получилось. Тем более что это был единственный в моей жизни класс, который я провел от четвертого до десятого.

Нет, нет и нет! Все-таки это возможно: сохранить и даже обогатить эту детскую открытость, искренность, образность речи. Важно только при этом всегда учитывать, что то, что пишут наши ученики о жизни и литературе, – это сообщающиеся сосуды. Тут суть в самом типе восприятия жизни и искусства, в характере мышления и речи, в направленности движения: от увиденного и пережитого (поэтического слова или факта жизни) или от схемы, догмы, шаблона, трафарета. Когда-то Мария Александровна Рыбникова свела то, что ученик пишет, и то, как он читает, в емкую формулу: «От маленького писателя к большому читателю». При этом большой читатель в свою очередь во многом определяет глубину постижения реальной жизни и в том числе себя.

«Глаголом жги сердца людей» – это пророку. «И виждь и внемли» – пророку и слушающим его. Это вообще – человеку, живущему в мире среди людей и постигающему самого себя. Нужно ли доказывать, что дело тут не только и не столько в литературе и русском языке, сколько в том, каким выйдет из школы человек?

Москва