Рабыня из Сорок

Сколько помнит – ее всегда били. Боль была самым первым и реальным чувством с тех пор, как она стала сознавать себя. Чаще всего били не просто из вредности, а непременно стараясь унизить, заставить плакать и пресмыкаться. Палачи были разные – сверстники, воспитатели, а потом хозяева, у которых она находилась в добровольном рабстве более двух лет. Потому в добровольном, что, наверное, постаравшись, она могла бы убежать от своих мучителей, но в том-то и дело, что бежать ей было некуда и не к кому, хотя она помнила, что в той, прежней, жизни она жила в большой семье и у нее были родные сестры и братья. Только где они?

В этом году у нас в Молдове начала работать служба “Ищу тебя”, задача которой – поиск разлученных бедами и обстоятельствами людей. Созданная по аналогу российской службы “Жди меня”, она за короткое время обрела широкую известность. В эту службу обращаются сотни людей, хотя, казалось бы, надо очень постараться, чтобы потерять друг друга в нашем явно не “великанском королевстве”. И тем не менее теряют, да так, что потом годами, иногда по иронии судьбы проживая на соседних улицах, не могут найти друг друга.
Вот в эту службу и обратилась в апреле жительница Кишинева Евдокия Гуцу.
“Помогите снять тяжесть и грех с моей души, с ними я живу вот уже почти двадцать лет”, – сказала она и поведала историю их семьи… Так в пухлой папке “Розыск” появилось еще одно дело – о поисках уроженки села Кочиеры Дубоссарского района Ольги Агатьевой, 1978 года рождения.
Чтобы понять, что же произошло много лет назад в семье Агатьевых, надо вернуться в 1982 год.
Вижу высвеченную временем одинокую фигурку четырехлетней девочки, сиротливо стоящей у гроба матери. Две старшие сестры и два брата заняты похоронными хлопотами, а она, наклонившись над матерью, тихонько просит ее хоть что-нибудь сказать. Что еще разглядела девочка в материнском отрешенном лице, за какую земную грань заглянула в те мгновения и что поняла, то навсегда осталось в ее душе, но с того дня, говорливая и словоохотливая, она стала общаться с этим миром преимущественно короткими фразами “Да”, “Нет”, и только в том случае, когда за молчание можно было получить в очередной раз пинок или затрещину. Так получилось, что после смерти матери Оля оказалась нужной только сестре Дусе, в то время еще “пэтэушнице”. В сентябре 1982-го Дуся уехала в Криуляны для продолжения учебы в ПТУ и с собой забрала Олю. На время девочка стала “дочерью полка” – в общежитии ПТУ все жалели ее и старались в меру сил помочь Дусе. Так продолжалось полгода, а потом у Дуси началась практика, надо было готовиться к экзаменам и вообще кардинально решать, что делать с сестричкой дальше. Никаких вариантов, кроме детдома, не было, и вскоре Дуся определила Олю в Гидиримский детдом, где она пробыла до семи лет. Потом начались ее странствия по многочисленным интернатам, в каждом из которых был свой уклад и свои неписаные правила отношений, но при этом неизменной оставалась жестокость к более слабым. Оля была не просто из слабых, она оказалась настоящей находкой для сверстников: заморыш, несчастная вечная замарашка, да еще молчунья, не умеющая за себя постоять… Ее толкали, щипали, давали тычки – просто так, а однажды, когда она была в третьем классе, столкнули с лестницы – тоже просто так. Она потеряла сознание и долго не приходила в себя, с тех пор ее стали мучить головные боли, а временами случались провалы в памяти. Когда Дусе сообщили о несчастье, она на какое-то время взяла Олю к себе, подкормила и подлечила, а потом снова отправила в интернат.
…С тех пор прошло долгих тринадцать лет, в течение которых об Оле никто из родных не вспоминал. Впрочем, нет – вспоминали. По словам Дуси, она пыталась разыскать сестру, но у нее ничего не получилось, а почему – станет ясным из продолжения истории Олиной незадавшейся жизни. Думается, современным “инженерам” и исследователям человеческих душ и особенно психологии молодого поколения, которому предстоит определять лицо XXI века, никак не мешало бы повнимательнее присмотреться не только к “везунчикам” – чтобы исследовать законы удачи, но и к таким, как эта девочка, изгоям, хотя бы потому, что их сегодня немало в окружающей действительности. Пожалуй, целая популяция пытающихся войти в этот мир и постоянно отталкиваемых им: ты улыбаешься тому, кто рядом, а он бьет тебя по лицу…
После падения с лестницы Оля окончательно замкнулась в себе, поэтому на нее “вешали всех собак”, приписывали все интернатские грехи, в том числе и воровство, хотя и безглазому было ясно, что более безропотное и беззащитное существо в интернате трудно найти. Подрастая, Оля стала часто задумываться: а может, не мир плох, а я? Каково жить с такой самооценкой – говорить не надо, но именно так жила эта девочка. После интерната было ПТУ. Получив профессию штукатура, Оля, как и многие ее сверстники, оказалась никому не нужной со своей специальностью. Директор училища, добрый человек, какое-то время держал группу “ничейных” выпускников у себя, но долго так продолжаться не могло, а тут появились супруги Б., они присмотрели Олю и предложили ей жить у них, помогать по хозяйству, смотреть за домом и за тремя детьми. Сегодня это очень прибыльное дело – подбирать выброшенных за борт жизни подростков и превращать их в своих слуг. Да нет, не слуг – у тех хоть какие-то права есть, – в рабов, потому что, как явствует из словаря, “раб – человек, являющийся полной собственностью другого – господина, рабовладельца”. Вот о “полной” и идет речь. Сколько таких, как Оля, запуганных и бессловесных рабов, без паспортов и без прописки (потому и найти их невозможно) томятся сегодня не где-то в горах Чечни или в Буркина-Фасо в Африке, а у нас в Молдове – “центре центра Европы”, сколько их мыкается за высокими заборами домов новых хозяев жизни, то неизвестно никому, и прежде всего власти. Так спокойнее: нет человека – нет проблемы. А новые рабовладельцы – не из “Хижины дяди Тома”, а из Дрокии, Сорок и т.д., и т.п. абсолютно уверены в своей безнаказанности, потому что, повторимся, подбирают они “бесхозную” молодежь, которую государство в упор не желает видеть. Да и закона, запрещающего подобную “благотворительность”, у нас нет. Впрочем, какая разница, есть законы или нет, они у нас давно что дышло: куда повернул, туда и вышло.
Оля прожила у своих “благодетелей” год, за тяжкие труды ей платили объедками с хозяйского стола и жестокими побоями за любую провинность. А спустя год ее продали (вроде бы за 80 леев) в Сороки, в цыганскую семью. Там все повторилось по старому “сценарию”: работа, работа, работа, объедки со стола, грязные обноски вместо одежды, сон на полу.
Могла ли она уйти? Наверное, в цепях ее все-таки не держали, но, повторимся: идти ей было некуда. И откуда было “немой” девочке знать, что ее уже ищут по всей республике, что уже вышли на ее прежних хозяев, которые вначале оказались совсем “забывчивыми”, а потом вспомнили не только город Сороки, но улицу и дом, куда была продана Оля, и даже нарисовали схему его расположения. Не будем в деталях рассказывать обо всех перипетиях, связанных с поисками, скажем лишь, что если бы не высокий профессионализм сотрудников группы “Поиск”, вряд ли в Олиной жизни случился этот счастливый май.
…Сначала хозяйка даже требовала выкуп за нее, но, смекнув, что к чему, отпустила со словами, что вот так всегда за доброту на этом свете платят черной неблагодарностью.
А говорят, чудес не бывает. Неправда.
Волею судьбы первый день Олиной свободы совпал с днем ее рождения, ей исполнилось 23 года. Руководитель проекта “Ищу тебя” Оксана Вивич, несмотря на то, что финансы службы пока “поют романсы”, организовала для Оли скромное торжество в честь такого события. И надо было видеть, как, все еще не веря в реальность происшедшего, вчерашняя рабыня, отмытая и одетая в красивый розовый костюм, смотрела на все окружающее глазами, полными слез, и как впервые в жизни осторожно и боязливо взяла в руки апельсин, который, оказывается, может быть предназначен и ей.
Недавно Дуся отвезла Олю домой, в Кочиеры, и там произошло то, что должно было произойти: Оля узнала и свой дом, и сад, и даже своих сверстников, с которыми вместе росла. И заговорила – да так, что остановиться не могла – наверстывала упущенное за все годы.
Вечером они всей семьей смотрели телевизор, а там, как всегда, показывали очередной зарубежный фильм с мордобоем и убийствами. Увидев одну из страшных сцен, Оля вдруг громко разрыдалась и стала стонать. Дуся выключила телевизор, но Оля продолжала плакать и стонать.
– Почему ты стонешь, Оля, у тебя что-то болит? – спросила Дуся.
– Да, мне кажется, я снова там, и меня бьют хозяева. По голове, по спине, по почкам. Не успокаивай меня, пожалуйста, хорошо? Я хочу выплакать всю свою прошлую жизнь.
Майя ИОНКО
Кишинев