Пылкая кисть. 170 лет назад родился выдающийся русский живописец Илья Репин

Его род идет от московских стрельцов. Может, и бунтарский характер передался художнику от них. Оба брата Репина подались в искусство – Василий стал музыкантом, Илья – художником. Но прославился лишь Илья.

Откуда у Ильи Репина возникла тяга к живописи? Может, от того, что родился и вырос он в городке Чугуеве на берегу Северского Донца, притока Дона. Места тут чудесные – поразительная природа, тихая река, небольшие заводи. Вот и тянуло сюда юного Илью помечтать. Тут, верно, и вспыхнуло горячее желание стать художником…На его полотнах – Россия и россияне. Простые и державные. Разные по характеру, облику – гордые, мужественные, горестные. Тянущие лямку бурлаки, в чьих глазах отражаются воля и упорство. Напряженные плечи налиты силой. Человек в тюремном халате отвергает исповедь. Он пойдет на эшафот, не отступив от своих убеждений. Царь, в порыве страшного гнева лишивший жизни сына. И в ужасе содрогнувшийся от того, что совершил. Между прочим, картину «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» долго запрещали к показу. А когда наконец выставили, безумный иконописец Балашов прямо в галерее располосовал холст ножом. Узнав об этом, художник заболел: у него стала сохнуть кисть руки…Всю свою долгую жизнь Илья Ефимович трудился без устали. По словам Корнея Чуковского, «рисовать было для него все равно что дышать». Он томился без красок, как голодный без хлеба. От многочасовой работы падал в обморок…Более десяти лет Репин трудился над картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Ездил на Украину, собирал материал, мучительно искал образы, отвергая одну зарисовку за другой. Долго искал лицо главного персонажа полотна «Арест пропагандиста». А как бился над картиной «Пушкин на берегу Невы»! «Прошло 20 лет, и до сих пор этот злополучный холст, уже объерзанный в краях, уже наслоенный красками, местами вроде барельефа, все еще не заброшен мной в темный угол, – объяснял художник писателю Леониду Андрееву. – Напротив, как некий маньяк, я не без страсти схватываю этот саженный подрамок, привязываю его к чему попало, чтобы осветить, вооружаюсь длинными кистями, по одной в каждой руке, а палитра уже лежит у ног моего идола. И несмотря на то что я ясно за 20 лет не привык надеяться на удачу… я подскакиваю со всем запасом моих застарелых углей и дерзаю, дерзаю, дерзаю…»Кисти Репина принадлежат портреты выдающихся представителей русской культуры и науки – Льва Толстого, Шаляпина, Горького, Леонида Андреева, Короленко, Куинджи, Сурикова, Фета, Пирогова, Бехтерева, Менделеева, Мусоргского. Он не только достоверно переносил на холст их облик, но и обнажал характер, отворял душу.Однажды его и некоего художника Галкина пригласили во дворец написать царицу Александру Федоровну. «И вот вышла к нам немка, беременная, выражение лица змеиное, сидит и кусает надменные тонкие губы, – вспоминал Репин. – Я так и написал ее – злой и беременной. Подходит министр двора: «Что вы делаете? Посмотрите сюда!» – и показал мне портрет, который рядом со мной писал Галкин. У Галкина получилась голубоокая фея».Репин ответил: «Я так, простите, не умею». И попросил, чтобы его отпустили домой.В своей замечательной книге о Репине Чуковский писал, что художник был «смиренно-уступчив, уважителен к людям». Но как только начинал отстаивать свои убеждения, «всегда становился до грубости прям и высказывался в самой резкой, решительной форме». Репин, друживший с критиком Владимиром Стасовым, однажды жестоко с ним рассорился. И бросил гневные слова: «…Прошу Вас даже – я всегда Вам говорю правду в глаза – не докучать мне больше Вашими письмами. Надеюсь больше с Вами не увидеться н и к о г д а; незачем больше…»Издатель Сытин приобрел у живописца его мемуары «Далекое – близкое». Купил дешево, но, устыдившись, решил добавить гонорар, передав через Чуковского вместе с запиской: «Ознакомившись с вашим прекрасным трудом, мы считаем приятным долгом препроводить вам дополнительное вознаграждение в сумме 500 рублей». Это страшно оскорбило Репина. Он выхватил у Чуковского деньги и, скомкав их, швырнул на пол и начал топтать. «Бездарность! – кричал художник.- Хам!.. Бородка!.. Сапоги бутылками! Вот, вот, вот!..»Репин был пылким и в жизни, и в творчестве. В своих мемуарах он выражал музыкальные впечатления следующим образом: «Хотелось скакать, кричать, смеяться и плакать, безумно катаясь по дороге… О музыка! Она всегда проникала в меня до костей». Об охвативших его чувствах высказывался так: «Я был влюблен до корней волос и пламенел от страсти и стыда…» «Огонь внутри сжигал меня. Остолбенев, я горел и задыхался»….Пенаты, бывшая финская Куоккала. Здесь Репин прожил 30 лет. Березовая аллея уходит в глубь парка. Кто только не шагал по этой тропинке – и князья, и рабочие, и миллионеры, и нищие!Дом уже не тот, в котором обитал художник, а сложенный заново. От подлинного репинского гнезда в 1944-м остался лишь фундамент. Легендарное историческое жилище, воспетое во многих книгах, сожгли дотла отступавшие немцы. По злой иронии судьбы беда случилась в год столетия великого художника….Через несколько месяцев после начала Первой мировой Чуковский предложил гостям написать в свой рукописный альбом «Чукоккала», что они ждут от войны. Мысли были разные: «Ждем полного разгрома тевтонов», «Уверены, что Берлин будет наш…» И что-то еще в том же роде. А Репин написал: «Жду федеративной германской республики». Придвинул к себе чернильницу и нарисовал картинку, на которой радостный германский рабочий вывозит Вильгельма II на тачке. То есть выбрасывает на свалку истории. Так, в общем, и произошло…Вернемся в Пенаты. Тенистый парк, где художник гулял, колодец, из которого утолял жажду. Эту воду Репин считал целебной, уверял, что она бодрит, помогает крепче держать кисть в руках.Неподалеку художник обрел вечный покой: «Я желал бы быть похороненным в своем саду…»Большая и светлая мастерская. Здесь гений творил, буквально истязая себя творчеством. Устав, шел в кабинет, просматривал корреспонденцию и отвечал на письма. Ни одно послание не оставалось без ответа!Балкон, на котором Репин спал даже в лютую стужу. Он уверовал в целительную силу мороза и пытался внушить это своим близким. Когда художнику приходилось ночевать в комнате с запертыми окнами или в душном купе поезда, он чувствовал себя мучеником. И так приучил себя к холоду, что почти не знал простуд и до семидесяти лет его щеки румянились…В столовой за круглым столом собирались гости. Жаль, не сохранились записи звучавших здесь разговоров, да и кому пришло бы в голову записывать застольные беседы? Славную можно было оставить летопись из слов, вылетевших из уст Ильи Ефимовича, его супруги Натальи Борисовны Нордман и их гостей!Жена художника была странной женщиной. Баловалась пером, но больших высот в словосложении не достигла. В печати выступала под псевдонимом Северова… Слыла ярой феминисткой, поклонницей вегетарианства. Да такой неуемной, что буквально извела Илью Ефимовича блюдами из сена, наварами из трав, котлетами из овощей. Репин покорно ел, но когда бывал в гостях, отводил душу за тарелкой с сочной мясной котлетой, вгрызаясь в аппетитный кусок мяса. И слезно просил о своем «падении» супруге не рассказывать.Наталья Борисовна искренне любила мужа, почитала его творчество. Она собирала вырезки из газет и журналов, где речь шла о живописце. «Все, что окружает И.Е., становится «историческим», и я буду горда, если и мои коллекции когда-нибудь заставят мелькнуть мое имя в истории русского искусства», – писала Нордман сыну Репина Юрию Ильичу.Ее желание сбылось….24 ноября 1917 года Репин приехал в Петроград на 45-летие своей творческой деятельности. Это была его последняя встреча с почитателями в России. В 1918 году Финляндия стала независимой и граница закрылась. Дом Репина оказался отрезанным от друзей, сподвижников, поклонников его дарования. Наступило тоскливое, щемящее время одиночества.В конце двадцатых годов старика, уже слабого и больного, звали в СССР. В Куоккалу явилась делегация «уговорщиков». Давили на патриотизм, соблазняли благами.«Нет-нет, я недостоин этого, – сердито отвечал Репин. – А от почестей, пожалуйста, освободите. Я уж лучше приплачу».Может, понял, кто такой Сталин и куда его зовут?В 1923 году в одном из писем Репин представлял, каким будет его столетний юбилей: «…за 20 лет, весьма вероятно, произойдет такая справедливая переоценка ценностей, что работы мои будут уже покоиться в кладовых, а обо мне при редких воспоминаниях устарелых ценителей будут покачивать великодушно головами, повторяя: и это когда-то имело успех… Да, я чувствую, что успех мой был чрезмерен и я должен быть наказан забвением…»К счастью, он ошибся. Талантом Репина восхищаются и сегодня.