На чтение: ≈ 50 мин.После своего вступительного слова заместитель председателя Комитета по образованию Госдумы Олег Николаевич Смолин передал эстафету участникам «круглого стола». Среди них были как противники ЕГЭ, так и его сторонники, поэтому дискуссия получилась жаркой. Свои аргументы «pro» и «contra», мнение об итогах последнего экзамена и позицию по поводу законопроекта, предложенного к обсуждению, высказали депутаты, представители исполнительной власти, директора школ, ученые, профсоюзные лидеры и выпускники, уже получившие опыт участия в ЕГЭ.
Владимир ТИХОМИРОВ, президент консорциума «Электронный университет»: Мы постоянно ведем исследования о том, что происходит в других странах, особенно в период формирования информационного общества, когда доступность образования не только декларируется, но и расширяется благодаря интернету.
Очень важный момент, который почему-то в России не так часто дискутируется – обучение взрослых. В развитых и развивающихся странах сегодня 50-60 процентов работающего населения ежегодно проходит обучение. В экономике, основанной на знаниях, это требуется значительно чаще. Для пополнения знаний работников переобучение необходимо не только раз в год, а раз в месяц, а то и ежедневно. В России сегодня всего 2,5 процента людей проходят ежегодное повышение квалификации.
Единый государственный экзамен серьезно усложняет реализацию таких программ, как обучение в течение всей жизни. Если человек захочет получить второе высшее образование, не важно, сколько ему лет, он будет вынужден сдавать ЕГЭ. Я, честно говоря, сомневаюсь, что будет такое же количество желающих повышать свой образовательный уровень, как сейчас. Я говорю не понаслышке: университеты, входящие в «электронный консорциум», обучают людей по программам второго и третьего высшего образования, у нас учатся кандидаты и даже доктора наук. Что делать? Сменилась промышленность, структура промышленности. Люди вынуждены получать новые и новые профессии. ЕГЭ серьезно препятствует этому развитию. Маловероятно, чтобы после 30 лет кто-то пошел сдавать ЕГЭ.
Что происходит в других странах? В Финляндии и Южной Корее для людей после 23 лет вводятся отдельные, специальные программы для получения высшего образования, когда совершенно не требуется предъявлять документ о среднем профессиональном образовании. И более того, практически убирается федеральный компонент, который есть в наших стандартах. Нужно обратить внимание на этот опыт.
С 2001 года нас убеждали, что главная цель ЕГЭ – сократить коррупцию в вузах. Мы тогда предупреждали, что коррупция будет перенесена на другой уровень, в школы, и станет прогрессировать. Что сегодня реально происходит в высших учебных заведениях? Нередки случаи, когда к нам в университет приходят абитуриенты, мы заранее объявляем, какой у нас проходной балл, а потом поднимаем его. Абитуриенты говорят: «А что же вы нам не сказали? Мы бы принесли не 90 баллов, а 96, 98. Скажите, сколько надо, столько и будет».
Зная нашу страну, зная, что мы не можем справиться с коррупцией в правоохранительных органах, органах государственной власти, мы хотим победить ее в такой массовой сфере, как образование, где 60 тысяч школ. Какой бы полицейский аппарат мы ни создавали, нам его не хватит. Я абсолютно убежден, что дальнейшее развитие ЕГЭ будет способствовать росту коррупции в еще больших объемах.
Вадим ЖИРАВОВ, директор московской школы №1944: Я сторонник единого государственного экзамена как независимой оценки знаний учащихся. Коррупционный момент, безусловно, присутствует, но если мы не будем привлекать к уголовной ответственности за неверное проведение ЕГЭ, мы с этой проблемой все равно не справимся.
Если ребенок хорошо учится в школе, ему все равно, в какой форме сдавать выпускные экзамены, однако к этой процедуре его надо немного подготовить, совсем немного, потому что ничего принципиально сложного в проведении единого государственного экзамена нет. Наша школа существует 10 лет и в течение 10 лет показывает высокие результаты, независимо от того, в какой форме мы проводим экзамены.
В этом году у меня 29 выпускников сдавали ЕГЭ. По русскому языку 21 человек получил по школьной шкале отметку «5» и 8 человек получили отметку «4». С математикой было сложнее, поскольку школа гуманитарная, но все равно есть 18 пятерок и 11 четверок. Я считаю, что это объективные показатели, вернее, несколько завышенные, поскольку шкала оценивания знаний учащихся не совсем объективная. Мне кажется, что задания уровня А и В сильные ученики в состоянии выполнить максимум за 20-30 минут. Во всяком случае, ЕГЭ на сегодняшний день дает учащимся, которые не имеют связей, реальный шанс для поступления в вузы.
Если раньше родители приходили в школу и спрашивали: «Какой процент учащихся у вас поступает в высшие учебные заведения?», то сейчас этот вопрос никто не задает, потому что все школы, независимо от их статуса, 100 процентов выпускников 11-х классов прямой дорогой отправляют в вузы. Мне кажется, буквально через год мест в высших учебных заведениях на первом курсе будет больше, чем выпускников средних школ.
Что еще говорит в пользу ЕГЭ? В последние 2-3 года резко увеличился отток учащихся из 9-го и 10-го класса в школы, которые работают по системе экстерната. Почему? Все боятся следующего года, того, что те дети, которые не учатся, не сдадут единый государственный экзамен. В этом году у них еще была возможность получить аттестат. В 10 часов начался ЕГЭ по математике, а в 10.05 уже вышли первые дети, сдав чистые работы и сказав: «Нам все равно, работает система «два плюс один». Тройки мне достаточно».
Если раньше в экстернате учились самые одаренные дети, которые в состоянии самостоятельно осваивать школьную программу, то сегодня, по крайней мере в Москве, это узаконенная форма продажи аттестатов, ничего другого экстернат под собой не подразумевает. На будущий год в экстернат уже никто не уходит, потому что всем сдавать единый государственный экзамен.
Оксана ДМИТРИЕВА, депутат Государственной Думы РФ: Я была убежденным противником введения Единого государственного экзамена. Я представитель вузовской педагогической общественности, а вузы, конечно, принципиально против ЕГЭ, поскольку предпочитали сами набирать студентов через систему вступительных экзаменов. Однако перед сегодняшним «круглым столом», после широкомасштабного проведения единого государственного экзамена я проконсультировалась с директорами ведущих школ как в Москве, так и в своем избирательном округе в Санкт-Петербурге.
Что показали результаты ЕГЭ? Показали, что в хороших, известных школах результаты ЕГЭ хорошие, они адекватно оценивают успеваемость учеников. Директора отмечают, что дети получили в принципе то, что заслуживали. Не было случая, чтобы ученик, хорошо успевающий по русскому языку или по математике, неожиданно «провалился», получил неадекватную оценку по ЕГЭ. Поэтому думаю, что сейчас материалы единого государственного экзамена нужно очень хорошо проанализировать.
23 процента двоек по математике и 11 процентов двоек по русскому языку, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что 10-15 процентов учеников в принципе не осваивают и не могут осваивать программу средней школы. Если мы вернемся к опыту некоторых демократических стран, то там тестирование и распределение детей по школам осуществляется на довольно ранних стадиях. Если у человека нет возможности поступить в высшее учебное заведение, то ему дают хорошую рабочую специальность.
Приведу пример из своей депутатской практики. На территории моего избирательного округа находятся вспомогательные школы, которым мы поставляли оборудование, я много беседовала с учителями. Они говорят: «Наши дети прекрасно устраиваются, приезжают к нам потом на «мерседесах». Там с 30-х годов все полностью посвящено тому, чтобы дать детям ремесло. Их учат швейному делу, сапожному делу и тем самым позволяют этим детям, отстающим в развитии, все-таки получить специальности, адаптироваться.
Поэтому нужно трезво подходить к результатам экзаменов и подумать о специализации школ, чтобы та категория молодежи, которая в принципе не может освоить программу среднего образования, сосредоточилась на другом. Это не значит, что дети должны уходить после 8-го класса, но им нужно дать хорошую рабочую специальность.
Сергей НИКОЛАЕВ, выпускник Новокузнецкой средней общеобразовательной школы: Я за то, чтобы исключить из ЕГЭ предметы гуманитарного цикла. Приведу пример, как я сдавал экзамен по русскому языку: в тестовой части у меня было две-три ошибки, а за сочинение мне поставили 10 из 20 баллов. И все потому, что я не собирался писать по шаблону, а писал так, как думаю. После получения оценки подал апелляцию. В комиссии мне говорят: нужно было отметить авторскую позицию, но нельзя цитировать. Что значит «нельзя цитировать»? А если именно в этих двух цитатах, которые я привел, заключена вся идея текста? Мне сняли баллы и по другим пунктам, придрались к словам «безэмоциональный», «крайне неинтересный». Слова «безэмоциональный», оказывается, нет в словаре русского языка, надо писать «неэмоциональный». А если мне «безэмоциональный» подходит больше? Если это авторское слово, в конце концов? Надо писать «очень неинтересный», потому что шаблон такой. А мне неинтересно, какие у вас шаблоны.
Я против ЕГЭ, потому что человеку не дают второго шанса. Скажем, в этот день у меня было плохое настроение, написал я плохо – мне не дадут ничего исправить. А при обычной системе я мог пойти на экзамен еще раз, сдать и поступить в вуз в том же году.
Самое главное, против чего я выступаю, – это исключение человеческого фактора. Если в стране такое количество несогласных с ЕГЭ, то как можно утверждать закон о нем? В Новокузнецке я организовал движение против ЕГЭ, тем более что в Кемеровской области об обязательных пяти предметах по ЕГЭ объявили только перед весенними каникулами. То есть у нас был буквально месяц на подготовку. За два дня я создал группу в социальной сети «Новокузнецк против ЕГЭ», написал о месте и времени проведения пикета. Около 100 человек собрались 28 марта. Затем мы запланировали массовое мероприятие на 14 апреля в 20 городах. Я созванивался, списывался по Интернету с активными людьми, сам подавал прошение, хотел все оформить по закону. Но в результате мне отказали, так как я не являюсь юридическим лицом. Помимо того, что мне не дали разрешения на акцию, учеников заперли по школам. Некоторые ученики мне так и говорили, что их просто заводили в кабинет – и «под ключ». Так было в передовых школах.
Сергей КОМКОВ, президент Всероссийского фонда «Образование»: Мы очень плохо учим историю. Именно перевод на тестовую систему итоговой оценки знаний стал причиной массовых студенческих волнений во Франции в конце 60-х – начале 70-х годов. Именно тогда горели автомобили, именно тогда поджигали дома, именно тогда студенты выходили на улицы и требовали отмены этой системы.
После того как студенческие волнения фактически привели к полному коллапсу власти, вся эта система была переведена в Соединенные Штаты Америки. Туда выехала специальная комиссия, которая проводила реформу образования в США. В 2005 году богатейший американец Билл Гейтс подвел итог этому реформированию, он сказал: «Американская школа умерла. Мы превратили наших выпускников в пустых болванов, не способных ни читать, ни писать, ни решать какие-либо интеллектуальные задачи». Сегодня мы идем тем же путем.
Еще в 2006 году, когда мы проводили Всероссийскую педагогическую конференцию о роли и месте единого государственного экзамена в системе российского образования, многие эксперты и специалисты говорили о том, что будет мощнейший провал, что будет огромная волна скандалов и фальсификаций.
Я являюсь экспертом Центра независимых судебных экспертиз, созданного Судебным департаментом Верховного суда России. Сегодня мы ведем целый ряд расследований, связанных с ЕГЭ, и прекрасно понимаем, что там, где есть более двух этапов прохождения информации, утечка обязательно произойдет. В результате мы получим огромную массу мошенников, которые будут наживаться за счет экзамена.
Вся Европа уже перешла к тому, что сертификат о сдаче тестового экзамена является всего лишь бонусным документом, дающим некоторые преимущества при поступлении в вуз. Мы с вами хотим получить Францию 1968 года? Мы ее получим, но я думаю, что лучше до этого дело не доводить.
Виктор ВАСИЛЬЕВ, академик РАН, председатель комиссии по математическому образованию: Я математик, и главная моя боль – это математическое образование. У меня итоги последнего экзамена вызывают страх, вдруг на их основе просто возьмут и решат: цифра настолько некрасива, что давайте вообще обязательный экзамен по математике упраздним. Очень не хотелось бы этого допустить, потому что превращение математики в факультативную дисциплину будет провалом всей системы образования.
Мы не побоялись, что некрасивая цифра (23 процента двоек) может выйти на публику. Смелость – хорошее качество. Но дальше надо понять: эта цифра вполне адекватна или нет. И что еще более важно, не становится ли подготовка к проведению этого экзамена на предыдущих этапах, в предыдущие годы отчасти причиной получения таких результатов сейчас.
Какие задачи бывают у экзамена? Очень важная функция – мониторинговая, чтобы начальство, общественность знали систему. Важная функция оценивающая – нужно оценить ученика и учителя. Важная функция селективная – решение, кто пойдет учиться дальше, кто останется без высшего образования. Вместе с тем это функции второстепенные, потому что главная функция экзамена – стимулирующая. Если у нас введут тестовую систему и все будут знать, что учиться настоящей математике не обязательно, учиться настоящей физике не обязательно, а обязательно готовиться к тестам, что намного проще, именно это и будут делать.
Татьяна КЛЯЧКО, директор Центра экономики непрерывного образования Академии народного хозяйства при Правительстве РФ: Ко мне на четвертом курсе приходят студенты и пишут работы. Я вижу, насколько они безграмотны, поскольку дети перестали читать, не видят слово. Многие страны сегодня обсуждают вопрос о переходе на фонетическое письмо, чтобы справиться с этой проблемой. Но мы пока не перешли на фонетическое письмо, то, что выявляет ЕГЭ, – объективная данность. С математикой также катастрофа полная. На третьем курсе технических вузов студенты не могут вычислить проценты, они не понимают, что это такое.
Я занимаюсь экономикой образования 22 года. Недавно обнаружила в своем архиве записку на имя генерального секретаря Компартии Советского Союза Михаила Сергеевича Горбачева. Уже тогда мы писали о том, что система нашего образования более 20 лет находится в тяжелейшем кризисе. Там говорилось о недофинансировании, кризисе педагогического образования и так далее. То, что сейчас выявляет единый государственный экзамен, – результат длительного кризиса системы образования, и не нужно «всех собак вешать» на ЕГЭ.
У нас очень любят рассматривать опыт Китая. Я была в Китае два года назад, там давно перешли на систему, близкую к единому государственному экзамену. Сейчас вузы Китая по рейтингу обгоняют наши российские вузы. Я читала лекцию в университете Сучжу – этот крупнейший университет, где обучаются 30 тысяч студентов, был образован из трех вузов. Когда я спросила первого проректора, как они относятся к ЕГЭ, он ответил: «Решение принято, мы его не обсуждаем. Мы обсуждаем, как сделать так, чтобы всем было удобно, чтобы вовремя ходили автобусы, чтобы развивались кампусы, чтобы была организована хорошая библиотека».
В настоящее время в высшие учебные заведения России поступают 1 миллион 643 тысячи человек – это данные 2007 года. Школу окончили 1 миллион 100 тысяч человек. Мы имеем «навес» поступающих в вузы над оканчивающими среднюю школу. 21 процент выпускников учебных заведений начального профобразования и 70 процентов выпускников учебных заведений среднего профобразования идут в вузы. Таким образом, поток из школ в вузы увеличился в несколько раз, и единый государственный экзамен – в каком-то смысле технологический инструмент, который должен обеспечить нормализацию и оценку этого потока. Невозможно на тех же технологиях, которые были раньше, проводить экзамены при выпуске из школы.
В советское время в высшие учебные заведения шло менее 30 процентов тех, кто оканчивал школы. Более того, в 9-е классы после восьмилетки поступало 50 процентов тех, кто приходил в первый класс. Сейчас после 9-го класса в учебные заведения начального и среднего профобразования уходит всего 20 процентов. Ситуация резко изменилась, а мы пытаемся точно так же рассматривать систему, как будто она осталась прежней.
Дело еще и в том, что на основе единого государственного экзамена можно принимать управленческие решения. Приведу пример. Мы хотим укрупнять школы, но единый государственный экзамен показывает, что если в школе 50 человек, то результаты ЕГЭ хорошие, если в школе 100 человек, то результаты резко падают. И только после того, как мы выходим на школу в 500 человек, результаты ЕГЭ, например, по Самарской области, становятся устойчиво высокими, выше средних баллов. По Псковской области – в школах, где больше 300 человек. Таким образом, по данным ЕГЭ мы можем определить, что можно сделать с системой нашего общего образования. Это хороший управленческий инструмент, только надо уметь им пользоваться.
Илья БЕКБУЛАТОВ, выпускник средней школы, Протвино: С введением ЕГЭ образовательный процесс в школах переключился на то, чтобы натаскивать учеников на выполнение заданий определенного типа. Если это хоть как-то применимо к точным наукам, то совершенно недопустимо при подготовке выпускников в области гуманитарных наук.
Даже задания части С, которые претендуют быть творческими, таковыми не являются. Например, эссе по русскому языку – в общем-то, шаблонные сочинения. Ученик, сдающий экзамен, по умолчанию должен согласиться с автором текста. Строго прописано, как выпускник должен писать свое эссе, вплоть до количества абзацев и минимального количества слов. Возможно, это нормально для того, чтобы оценить среднего человека, но такая форма обучения не даст стимула людям, которые хотели бы заниматься наукой, у которых есть потенциал. Потому что нет во всем этом настоящей литературы, нет настоящего русского языка, нет настоящей математики, и не может быть в тестовой форме.
Во многих западных школах выпускники имеют право несколько раз сдавать этот экзамен, и засчитывается только лучший результат, так как есть много объективных и субъективных причин, по которым человек не может сосредоточиться, допустим, из-за сильного стресса. По-моему, было бы справедливо дать людям шанс исправить свои результаты. К тому же ни я, ни кто-либо из моих знакомых не хочет быть подопытным материалом для экспериментов, которым сейчас стали все российские выпускники. Меня спрашивали в школе, нравится ли мне то, что мы будем сдавать ЕГЭ, но, естественно, это мнение дальше школы не уходило. Я говорил, что мне не нравится, но это ничего не значило. Фактически большинство населения лишено голоса, а большинство населения как раз против проводимого эксперимента. Я считаю, что его необходимо модернизировать и ввести ЕГЭ как элективный экзамен, предоставить выпускникам право выбирать его по своему усмотрению.
Нина ОСТАНИНА, депутат Государственной Думы, член Комитета по вопросам семьи, женщин и детей: Я хотела бы задать вопрос Вадиму Юрьевичу Жиравову. Вадим Юрьевич, у вас 29 выпускников, скажите, пожалуйста, как вашу школу еще не закрыли? У нас в Кузбассе все малокомплектные школы, где один-два параллельных класса, закрываются. Это элегантно называется «упорядочением оплаты труда работников народного образования». Школа, где нет нескольких параллельных классов, особенно на селе, просто обречена.
Нам предлагают посмотреть на итоги эксперимента, изучить опыт хороших школ. Хорошие – это московские, подмосковные элитные школы. Получается, что все провинциальные школы попадают в разряд не очень хороших, выпускникам которых пожелают: идите-ка вы, ребята, лучше в ПТУ. Скажите, а почему японскому рабочему или руководителю предприятия лучше, чтобы он вдобавок к рабочей профессии имел еще и высшее образование, которое позволяет ему думать, как внести новации в производство? Почему наших школьников обрекают только на то, чтобы они отучились 8-9 классов, получили рабочее образование, потом катались на «мерседесе» и были этим довольны? Оксана Генриховна Дмитриева сказала, что у нас 100 процентов детей не могут освоить программу среднего образования. Она обрекла своего земляка Владимира Владимировича Путина, бывшего президента и нынешнего премьера, на неудачу, потому что он в школе учился на средние тройки. Почему? То ли сам не раскрылся, то ли учителя не смогли раскрыть. Во всяком случае, я думаю, что ЕГЭ для него был бы непреодолимым препятствием, и он никогда бы не стал не только президентом, но и выпускником вуза.
Надо сделать так, чтобы все общественные резонаторы зазвучали, чтобы аргументы противников ЕГЭ услышало Минобрнауки РФ, услышали люди в политике. Какое общество мы хотим построить? Общество, состоящее из колесиков и винтиков, которые не умеют думать и не испытывают такой потребности, потому что тест они все равно заполнят, или общество, которое позволит нашим детям и внукам вписаться в общецивилизационное пространство? Если сегодня мы не позаботимся о наших детях, то потом некому будет позаботиться о нас. Речь идет не просто о ЕГЭ, речь идет о судьбе наших детей, о судьбе будущего поколения.
Яков ТУРБОВСКОЙ, заслуженный учитель РФ, председатель Союза директоров школ России: Я вообще не могу понять, что происходит в стране. Тысячи людей поднимаются против ЕГЭ, тысячи людей возмущаются, а он все равно продолжается. Если наши аргументы не выслушивают, давайте выслушаем аргументы сторонников ЕГЭ. Акцент сместился: раньше говорили о том, что ЕГЭ нужен для поступления в вуз, обеспечения доступности высшего образования, а теперь говорят: это нужно для того, чтобы узнать объективное положение дел в школе. Значит, объективное положение дел в школе плохое? Пусть. Так причем тут экзамен? Если школа плохо учит, то нужны учителя, которые могут учить, нужно решить проблему содержания образования. Причем тут ЕГЭ, что он проверяет? Да ничего! Возьмите те отметки, которые выставляет школа до ЕГЭ, и те, которые получают выпускники по ЕГЭ, – они на 99 процентов совпадают, особенно когда мы ставим «плюс один». Но мы общество подняли на дыбы, превратили школьную отметку в политическую проблему. Кому это нужно?
Если депутат Госдумы РФ говорит, что мы не можем научить 100 процентов наших детей, выходит, что наши дети дебилы? Или мы не умеем учить? Надо повернуть взгляд на эту проблему и попытаться понять, почему у нас закрываются пединституты, зачем их превращают в ненужные никому университеты. Все хотят быть университетскими работниками, а учителей кто будет готовить?
Да, надо менять положение в школе. Но как? Системно, вдумчиво, ответственно, без логики временщиков. Невозможно в одночасье решить эту проблему. Без осмысления системного характера проблемы, стоящей перед нашей школой, мы никогда не выйдем из кризиса. В ванной можно ловить рыбу, удобно, но там ее нет. Что мы ловим, когда мы на ЕГЭ возлагаем ответственность за все и вся?
Каждому ребенку должно быть комфортно в школе. Мы же сталкиваем детей в страшные ситуации. Программа ЕГЭ и программы школы никак не сопряжены, разработчики тестов вкладывают туда все что хотят.
Лев АЙЗЕРМАН, учитель московской школы №303, заслуженный учитель России: В последнее время новый руководитель Рособрнадзора Любовь Глебова активно развивает в средствах массовой информации такую мысль: вчера мы жили в атмосфере лжи, ученик знал на «два», мы ему писали «три», наконец наступила эпоха правды, ЕГЭ дает нам истинную картину того, что есть. Но это неправда. По русскому языку часть С оценивается по 12 параметрам. Остановлюсь на двух. Орфография: ни одной ошибки – два балла, одна ошибка – один балл, две ошибки – ноль. Сколько будет, если 54 ошибки? Тот же ноль. С пунктуацией то же самое. Практически можно получить по ЕГЭ четверку и пятерку, будучи абсолютно безграмотным, потому что на грамотности ученик теряет всего лишь четыре балла из 60. Допустит он 90 ошибок, 40 ошибок или три, все равно будет «ноль». Поэтому объективной картины современный ЕГЭ по русскому языку не дает. Я уже не говорю о том, что туда включены вопросы, которые в школьную программу не входят. Взять хотя бы порцилляцию, о которой в литературной энциклопедии написано, что это малоизвестный термин. Или зачем нормальному культурному человеку знать, какая гласная мягкая, какая твердая? Этого не нужно для того, чтобы владеть русским языком.
Все, что происходит в последние годы в школе, я бы охарактеризовал как массовое оболванивание учеников и учителя. Потому что система ЕГЭ требует одного: всех привести к одному знаменателю. И когда мальчик, который участвует в творческом конкурсе университета и проходит его, получает на ЕГЭ 10 баллов, это говорит не о мальчике, а о системе критериев.
Я в этом убедился, когда недавно на комиссии по апелляции отстаивал интересы своей ученицы и попросил объяснить, какие претензии есть к ее работе. Знаете, говорят мне, тут должно быть семь красных строк, а у нее только шесть. Вот это сведение к одному знаменателю, чтобы у всех было одинаково (шаг вправо, шаг влево считается побегом), – самое страшное. Это система, которая убивает живую мысль, живое творчество, она уродует и учеников, и, конечно, учителя. Когда-то журнал «Литература в школе» выписывал почти каждый словесник страны. Сейчас в Москве его выписывают 3,5 процента учителей. Мы бесплатно получаем первоклассные книги, но они лежат и пылятся, их никто не читает. Почему? А не нужно. Для того чтобы натаскать на ЕГЭ, не нужно читать, не нужно думать, не нужно размышлять, а нужно заниматься тем, чем я еженедельно занимаюсь на этих уроках, – дрессировкой.
Владимир СОРОКИН, председатель Ассоциации творческих учителей России, директор международной школы «Планета»: Мы удивляемся, почему нас не слышат чиновники, но надо понимать: бюрократ и не обязан слышать. Он вообще не обучен диалогу, у него есть инструкция, как и во всех комиссиях по апелляции. Сказали ребенку, сказали учителю: «Мы не будем исправлять. Тут одного абзаца не хватило». И если раньше упрекали школу, что она вместо огранки алмазов занимается шлифовкой булыжника, то теперь этот процесс поставили на конвейер и предлагают для этого усовершенствованную технологию. Нам говорят: «Посмотрите, какой замечательный новый гаечный ключик нам с Запада привезут. Под него можно обточить, как гаечку, мозги всех наших учеников». Мы рассуждаем о компетентностном подходе, о персонифицированных программах развития. Какие персонифицированные программы, когда нужно всех обточить под один размер этого заморского ключика? Командно-административная система никуда не ушла из сферы образования, нас не хотят слышать.
Чиновника не интересует общество, школа его тоже не интересует. Тихо, молча, никому ничего не объявляя, школе поменяли приоритеты: вместо развития личности вводят стандарт и объемы некой информации. Кроме натаскивания, кроме зубрежки, по литературе ничего от нас не требуют, и это неправильно. Старательный учитель старательного ученика подготовит, тот без проблем экзамен сдаст, но мои троечники тоже на четверочки все легко отгадали. Можно радоваться, а можно грустить.
Миллионы рублей выброшены на ветер. Кому надо в вуз, пусть сдает ЕГЭ, а на остальных-то зачем миллионы тратить впустую? Надо приостановить эксперимент, оставить режим добровольной сдачи ЕГЭ при необходимости поступления в вуз. Остальные деньги, запланированные на это мероприятие, направить на ремонт школ, которые в регионах находятся в безобразном состоянии, на приобретение оборудования.
Татьяна БАРХАТОВА, заместитель начальника управления Рособрнадзора: Говорят, что чиновники не умеют слушать. Сегодня я здесь именно потому, что хочу услышать аргументацию оппонентов и, возможно, под эту аргументацию конкретику, на которой можно строить дальнейшие позиции. К сожалению, конкретных материалов, на основе чего делаются выводы о необходимости изменения закона, я не увидела.
Очень странно, что в ходе обсуждения все время звучит слово «эксперимент». Нет эксперимента в этом году. Закон, который принят в феврале 2007 года, предусматривал проведение эксперимента по постановлению правительства. Начиная с 2008 года законодательно установлен переходный период, исключение из общего действия закона сделано только в той части, что субъекты могут выбирать неполный перечень предметов.
Вопрос: зачем придумали ЕГЭ? Давайте начнем с истории. На самом деле работа по созданию независимой системы оценки была инициирована как школами, так и вузами в начале 90-х годов. Мы все прекрасно помним централизованное тестирование, которое проводилось в школах. Большинство вузов России к началу эксперимента по ЕГЭ принимали именно по результатам централизованного тестирования, плюс были совмещенные экзамены.
ЕГЭ вобрал в себя наработку того, что было востребовано и у детей, и у вузов, и у школ. На принципе независимости оценивания знаний, по сути, и основывалось проведение единого госэкзамена.
Другой вопрос: как ЕГЭ влияет на систему обучения в школе? Многие регионы считают, что это помогает школам работать. Давайте обсуждать эту тему. Но нужны конкретные материалы, сегодня я услышала только слова, не подкрепленные аналитикой и материалами.
Давайте представим, что при выходе из вуза студент скажет: не хочу сдавать государственный экзамен комиссии, которая мне утверждена, хочу в другой форме его сдавать. Правильно ли в системе государственной итоговой аттестации, как предлагается в законопроекте, давать право выбора? Может быть, условия на выходе из школы точно так же, как и на выходе из вуза, должны быть понятными, но все-таки не выборными? Мы готовы усовершенствовать процедуры и принимать определенные управленческие решения, но сегодня работаем по закону.
Александр АБРАМОВ, член-корреспондент Российской академии образования: Мне в связи со сложившейся ситуацией с ЕГЭ вспоминается замечательная сказка Андерсена про новый наряд короля. Думаю, мы приближаемся к моменту истины, многие вслед за мальчиком начинают восклицать: «А король-то голый!» По крайней мере, изменения в общественном мнении происходят на глазах.
Известная схема академика Виктора Михайловича Глушкова по оценке великих проектов включает пять этапов: шумиха, неразбериха, поиск виновных, наказание невиновных и награждение непричастных. Сейчас мы подходим к поиску виновных со всеми вытекающими последствиями. Я надеюсь, что ЕГЭ будет жить мучительно, но недолго. Агония будет продолжаться по той простой причине, что есть группы влияния, группы людей, которые решительно не заинтересованы в серьезном разбирательстве и признании ошибок. Это и инициаторы ЕГЭ, и руководители системы образования, принимавшие решения, в том числе правящая партия, которая очень активно в этом участвовала, и конформистски настроенное в основном родительское сообщество и учителя. С одной стороны, с начальством спорить опасно; с другой стороны, родителям поставили условие, и у них есть единственный способ – платить за подготовку к ЕГЭ, коль скоро от этого зависит судьба человека.
К сожалению, лоббистами ЕГЭ оказываются представители высшей школы, за исключением ведущих вузов. С попустительства и с участием многих заинтересованных людей мы построили «безумную» высшую школу, в которой множество малограмотных преподавателей обучают 7,5 миллиона студентов, из которых множество вообще безграмотных. Эти студенты выстаивают в очереди 5 лет, чтобы получить дипломы, не нужные ни им, ни обществу.
Нам пора задуматься о последствиях. Нужно понять, что речь идет о национальной катастрофе и думать нужно не о ЕГЭ, а о системе решительных и очень оперативных мер для ее приостановки. Я не знаю, кто, как собирается строить развитой капитализм до 2020 года с малограмотными людьми. Нужно ломать систему принятия решений. Административная командная система, когда в закрытых кабинетах ограниченный контингент людей «протаскивает» любые идеи, должна быть сломана. Необходимо решительное участие профессионального сообщества.
Марина ИВАНОВА, заместитель председателя Московской городской организации Профсоюза работников народного образования и науки РФ: Думаю, проблемы, связанные с ЕГЭ, могут быть разделены на две части. Первая часть вытекает из общего содержания нашего образования, из того, как ЕГЭ отражает это содержание. Вторая – технологическая. На мой взгляд, неотработанность технологий в первую очередь и вызывает бунтовское отношение к ЕГЭ со стороны родителей и детей. Но я не могу не согласиться с теми, кто говорит о том, что сегодняшние результаты ЕГЭ – это прежде всего результаты долгосрочного кризиса во всей системе образования. Ведь совершенно не важно, допустит ли выпускник 50 ошибок в ходе ЕГЭ или в обычном сочинении. На самом деле эта грамотность, вернее безграмотность, вытекает из общей системы обучения.
За все последние годы в ходе разных видов модернизации, в ходе недостаточного финансирования системы образования мы пришли к тому, что часто учитель не отвечает тому качеству, которое он должен демонстрировать в современной школе. Можно привести пример о том, как проводилось тестирование по форме ЕГЭ, в котором принимали участие учителя математики одного из городов-миллионщиков. Среди этих учителей всего примерно 5 процентов получили наивысший балл, а более 50 процентов получили двойки. Это показывает, что сам учитель еще не готов к тому, чтобы реализовывать те требования, которые предъявляются к ЕГЭ.
Мне кажется, должны быть альтернативные подходы к итоговой оценке знаний. Пусть будет ЕГЭ, форма тестирования, но пусть будет и та форма, к которой у нас привыкли, традиционная. Поэтому я полностью поддерживаю идею Олега Николаевича Смолина о том, что выпускнику нужно предоставить возможность выбора формы итоговой аттестации. Опять же я не вижу ничего плохого в том, когда ученика оценивают те учителя, которые его учили на протяжении многих лет. Когда учитель знает ученика, он более рационально, более логично и правильно, в том числе с точки зрения психологии, сможет оценить его результаты, потому что прямой зависимости между сиюминутным проявлением умений и долгосрочной готовностью, способностью учиться, интеллектуальным потенциалом ребенка, конечно, не наблюдается.
Я думаю, любой акт, который готовится совершить наше правительство в отношении людей, и прежде всего в отношении наших учащихся и учителей, все-таки должен основываться на изучении общественного мнения, сами люди должны принимать участие в подготовке к принятию этого решения.
Иван ЯЩЕНКО, директор Московского центра непрерывного математического образования: Мы в Москве провели анализ ЕГЭ этого года, сравнили с олимпиадами, и хочу заверить: этот инструмент абсолютно негодный. Например, по математике детям давали разные варианты, по одним из этих вариантов в Москве 16 процентов двоек, по другим – 25. Причем по совпадающим задачам процент решаемости одинаковый. По первой задаче, которая была разной, проценты равны 60 и 90. Предположим, нас попросили бы измерить напряжение в электрической сети инструментом, который дает погрешность в полтора раза. Такие результаты обсуждать просто смешно. При этом ЕГЭ действительно довольно слабо связан со школьной программой, подавляющее большинство учителей считают, что нужно не менее 30 часов специальной подготовки к сдаче экзамена.
Московская математическая олимпиада проходит семьдесят лет. Среди обладателей дипломов первой степени, которых в этом году было десять, нет ни одного стобалльника. Диплом второй степени получил 21 стобалльник, диплом третьей степени (их было 80) – четыре стобалльника. Больше половины стобалльников решили менее одной задачи на олимпиаде. Вы спросите: а что же победители? А победители потеряли один-два балла на тестовой части ЕГЭ при полностью решенной части С. Потому что детей надо специально дрессировать, потому что в ситуации цейтнота очень трудно нигде не ошибиться, не описаться. То есть это совершенно другие знания и умения. Вице-президент «Боинга», который приезжал к нам, сказал: «Не переходите на нашу систему, мы сейчас проанализировали наших инженеров: те, кто учился по тестовой системе, ничего не могут создать».
Алексей СЕМЕНОВ, ректор Московского института открытого образования: Эксперимент, который закончился, не оценен до сих пор, поэтому экзамен проводится исключительно как внутриведомственное мероприяти
Выбор читателей
Комментарии