Пути и перепутья

Продолжение. Начало в №4

Ни один мой ученик с репетиторами не занимался. Я с первого своего учительского года водил учеников в походы. И прежде всего думал о том, чтобы пойти могли все ученики моего класса. Однажды в классе учились брат и сестра. Мне сказали, что брат заболел. Но через пятьдесят лет ученица этого класса рассказала мне, что он не пошел, потому что в семье не было очень скромных денег на поход двоих. И всю жизнь мальчик этот помнил незаживающую рану.

Несколько лет я ездил в санаторий, в котором было много детей. Они получали вместе с тем, кто их сопровождал, бесплатную путевку и оплаченный проезд. Тогда впервые появились мобильные телефоны. И мама одного из мальчиков мне сказала: «Это не телефон. Это статус».

К тому же я все-таки учил своих учеников в части заданий идти другим путем, писать сочинения о себе и от себя.

Не могу не думать о том, что путь нашей страны в завтра затормаживается во многом тем, чему и как учит школа и чего и как требует экзамен.

Курс на выученность, на воспроизведение гасит творческий потенциал. Не говорю уже о том, что ориентация прежде всего на знания часто отключает от самого главного – воспитания человека. Помните, у Пушкина:

 Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень.
Им чистая лампада возжена.

Но ведь за пламень, за краеугольный камень, за чистую лампаду баллов не дают…

Проблемой ЕГЭ я занимался все эти годы, и много. Оказался даже в коллективе, который выпустил «Белую книгу ЕГЭ». Занимался ЕГЭ как учитель. Как консультант, которого приглашали в школы для занятий по подготовке к сочинительной части ЕГЭ по русскому языку и итоговым сочинениям в школах, куда меня приглашали. Я оговаривал два своих условия: для учеников мои занятия только добровольные и только бесплатные. Однажды меня предупредили, что часть класса ко мне приходить не будет: родители взяли индивидуальных репетиторов для каждого. К тому же обо мне им было известно, что я учу писать от себя и о себе, чего и родители, и их дети часто боялись, опасались.

Два года назад было объявлено, что на итоговом сочинении будет тема «Время перемен». Эпидемия тогда вошла в каждую семью, даже если в ней никто и не болел, менялась жизнь. Я хорошо помню, как во время войны наша школьная жизнь принципиально менялась. Теперь характер работы в школе постоянно трансформировался. Что касается сочинения, то методические рекомендации предлагали тему раскрыть на «Горе от ума» Грибоедова, «Грозе» Островского и «Отцах и детях» Тургенева. Тут уже без репетиторов никак не обойдешься. И так во всем. Формулу Маяковского «Я сам расскажу о времени и о себе» на порог школы не пускали. Но что можно написать без времени и себя?

Высшая школа экономики прочитала около двенадцати тысяч итоговых сочинений поступающих к ним. Я ознакомился с мнениями экспертов. Такого масштаба исследования прежде не было. К тому же речь идет об одном из самых престижных вузов. «Общее впечатление проявилось, когда было проверено уже десятка два работ, и не отпускало до самого конца: я читаю один и тот же бесконечный и бессмысленный, очень плохой текст, который создан человеком, не умеющим и не желающим ни читать, ни писать, но вынужденным собрать вместе несколько сотен слов на чуждую ему тему с непонятной целью и ужасно скучным для него содержанием». Только процентов десять сочинений были на хорошем уровне. И это в одном из лучших учебных заведений страны.

А в том же году ФИПИ, проверив сочинения из всех регионов, пришел к выводу, что «лишь 5% про­анализированных сочинений обладает оригинальностью творческого замысла. Значительное число сочинений нельзя отнести к разряду успешных в силу существенных недостатков. Типичной особенностью проанализированных сочинений является категоричность выводов, нарочитая прямолинейность суждений».

ФИПИ издал три книги на эту же тему. На обложке менялись годы: 2016, 2017, 2018. Но строки, которые я только что процитировал, были во всех трех книгах. Официальная же статистика за этот год, да и за другие, вещала, что 95-96% писавших задание выполнили успешно. Этот разрыв официальной информации, выставленных оценок и реальности еще сильнее проявляется в ЕГЭ по литературе. Проверка показала, что успешно поступившие на факультет русского языка и литературы пед­института не читали многих произведений, входящих в программу по литературе. И это будущие учителя литературы! Но зайдите в книжный магазин, и вы там увидите множество кратких пересказов русской классики…

Два раза я был на обсуждениях в Государственной Думе. На первом круглом столе после первого экзамена мне лично было интересно узнать вот о чем. Математики положили рядом два списка. В одном – московские стобалльники по математике. Во втором – победители и участники московских олимпиад по математике. Списки ни в чем даже один раз не совпали. Стобалльники не участвовали ни в одной из олимпиад. Средний балл, который вычисляют в школах, на самом деле порой приближался к плинтусу.

А вскоре выяснилось, что большинство высокобалльников занимались с репетиторами, в том числе из вузов. Сам я работал в школе, где были медицинские классы, в которых готовили к поступлению в медицинские вузы. Химию и биологию в них преподавали школьный учитель и преподаватель мединститута, за что родителям нужно было платить ощутимые деньги.

Потом в журнале Высшей школы экономики «Вопросы образования» я прочту исследование, показавшее, что существует осязаемая связь между учебными успехами на экзамене в школе и поступлением в вуз и благосостоянием семьи. Да что говорить, когда совсем недавно в известной газете я прочел, что, очевидно, в вуз теперь смогут поступать лишь дети обеспеченных родителей. Выходит, сдаем завоевания Октября? А как же быть с талантливыми, но небогатыми?

Много раз я был на обсуждениях в Совете Федерации. Однажды даже распечатали мою статью в «Знамени» «Как русский язык послали на три буквы» (я имел в виду «ЕГЭ») и раздали всем участникам обсуждения.

Принимал я участие в дебатах в Министерстве просвещения, Рособрнадзоре, съезде учителей русского языка и литературы, на совещаниях в городском отделе народного образования, в своих статьях и книгах, на радио и телевидении, в лекциях, в беседах с учителями, учениками и их родителями. Участвовал в коллективной «Белой книге ЕГЭ».

Но вот с критическими выступлениями стали выступать и руководители нашего образования. Было сказано, что во всех случаях, когда нужно думать, наши выпускники оказываются часто не на высоте. Стало ясно: нужна новая модель экзамена. И она была обещана.

Эта модель лежит у меня на письменном столе: «ЕГЭ 2022. Русский язык. Типовые экзаменационные варианты. Новая модель. КИМ ЕГЭ. 36 вариантов».

Оглянемся назад и вперед. Объем всех пособий одинаков: 46 печатных листов.

Пособие 2020 года. Тираж 100000 экземпляров. Цена 363 рубля.

Пособие 2022 года. Дополнительный тираж 20000 экземпляров. Цена 669 рублей.

Пособие 2023 года. Дополнительный тираж 100000 экземпляров. Цена 749 рублей.

Начнем с самого элементарного – с грамотности. В предисловии к новой модели сказано: «В текстах экзаменационных работ нет ничего, что выходило бы за рамки общеобразовательного минимума по русскому языку и школьных программ». Да, так говорили с самого начала введения ЕГЭ: не беспокойтесь, все будет так же, только перед экзаменом посмотрите 2-3 варианта ЕГЭ, и все будет в порядке. Но постепенно корабли расходились. Точнее сказать, ЕГЭ переводили на другие рельсы. Отсюда необходимость репетиторов и объемных пособий по подготовке к ЕГЭ. Так мы получили два предмета: литература на уроках и литература к экзаменам; русский язык на уроках и русский язык на экзамене. Больше того – на место лошади поставили телегу. И итоги школы, и поступления в институт определялись ЕГЭ. Так традиционные призывы советских школ заменились со «Знание – сила» и «Учиться, учиться и учиться» на новый призыв: «Сдадим на сто баллов». Сдадим стало главным.

Самое ощутимое: из экзаменов убиралось авторское «я» сдающих экзамен. А ведь речь идет о гуманитарных предметах.

Сначала из сочинительной части ЕГЭ по русскому языку убрали аргументы и снизили оценку за эту работу с трех баллов до одного балла.

Потом пошли еще дальше – за искажение авторской позиции писателя стали ставить нули. А вы можете назвать хоть одно произведение, о котором не было бы разных мнений?

Недавно впервые прочел маленький цикл Саши Черного «Записи на полях библиотечных книг»:

«Капитанская дочка»

 Мненье – крайне-правой барыни.
Кратко, веско и сурово:
«Я на месте Государыни
Не простила бы Гринева».

 С этим можно не согласиться. Но почему об этом не подумать? И что делать мне самому? Я видел десять спектаклей по пьесе Чехова «Вишневый сад». И какому из них ставить нули?

Когда-то моя ученица написала в своем сочинении: «Я вам пишу не как ученица, а как человек». Абсолютно точно. Но введение ЕГЭ многое изменило. Баллы стали выше смыслов. Экзамен стал для учеников и их родителей, да и для школы, судьбоносным. Ученик заслонил человека.

Выступая на одном из съездов, глава Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин рассказал, как он был в школе на родительском собрании: «Вот на последних родительских собраниях ни слова о детях не прозвучало! Все полтора часа учителя говорили только о рейтингах».

А сейчас я вам подробно расскажу о том, как делаются рейтинги по ЕГЭ по русскому языку, показывая идеальную грамотность. Такого не было ни до революции, ни после нее. Нет, неграмотные, конечно, были. И вместе с тем как бы не существовали по итогам экзаменов. А у нас ведь часто самое главное не сделать, не добиться, а показать, отчитаться.

Довели до минимального объем сочинений по литературе на экзамене – всего-то не менее 200 слов, но можно написать и 150 слов. Раньше писали сочинения 6 часов. Теперь – чуть более часа. Сочинительная часть ЕГЭ по русскому языку – 15-300 слов, но можно и 70 слов.

В дореволюционной русской школе, в советской школе и даже в постсоветской школе учили грамоте на диктантах. Я посмотрел небольшой сборник диктантов, который в свое время получили все московские словесники. Последние два года я проводил не менее одного диктанта в месяц. Я просчитал один из этих диктантов. В нем было около шестидесяти орфограмм и около сорока пунктограмм. К тому же мы писали много сочинений.

Диктант в эпоху ЕГЭ почти полностью из школы ушел. Грамотность проверяется только на тестах. Вы скажете: и на сочинениях. Но это не так. На сочинении по русскому языку могут снять до десяти баллов за ошибки. Но они списываются с оценки за содержание этого сочинения. Десять из возможных 24. То есть как ошибки никак не регистрируются. В сочинении на экзамене по литературе можно «потерять» пять или более речевых ошибок. Но и они снимаются с содержания сочинения, и никакой фиксации неграмотности при этом не происходит. Сама грамотность проверяется только на тестах. А что такое тест?

Обращусь к статье Владимира Елистратова в 4-м номере журнала «Русский язык в школе» за 2005 год. «Принципиальная разница между тестом и настоящим экзаменом заключается в том, что тест есть механическая проверка знаний, а экзамен – проверка умения думать на основании всей массы знаний. Творчество – это принципиально нестандартное, а тест – принципиально стандартизированное. Большой экзамен (например, тот же ЕГЭ) должен быть творческим, а из него сделали набор тестов, то есть проверку совершенно произвольной суммы знаний. Впрочем, в гуманитарной области, а особенно в области языка, текст может выполнять лишь роль промежуточного тестового контроля, проверочного упражнения. Итоговые проверочные степени владения языком могут проверить только в таких формах речевой грамотности, в которых экзаменуемый демонстрирует свое владение нормами речевой деятельности говорением и письмом».

Но давайте на этой проблеме остановимся подробнее.

Когда готовили ЕГЭ, оказалось, что у нас нет тех, кто умеет знания тестировать. Послали учиться в США. Чему они там научились, вы знаете хорошо. У нас несколько лет в Москве знания по литературе в разных округах сравнивали по тестовой системе. А что такое тест по литературе? Это блистательно показал в одной своей пародии Зиновий Паперный: «Мой дядя самых честных: 1) не брал на службу; 2) выгонял со службы; 3) правил». Так вот в книжках по итогам учебного года я читал, что мой учебный округ знает литературу на 1,7% лучше, чем соседний, но на 2% хуже, чем другой соседний. В одном из тестов нужно было сказать, в каком произведении из длинного списка Аннушка пролила подсолнечное масло. Но говорит ли это знание, что в романе «Мастер и Маргарита», о понимании самого романа?

Есть евангельское изречение: «зарыть свой талант в землю». Талант – это денежная единица. Один молодой учитель сказал мне, что мы зарываем таланты своих детей в тесты.

Но пока мы догоняли наших зарубежных коллег, сами они уходили от тестов, поняв, что это опасный путь.

Профессор Дайян Ранчич, чья статья «Образование в заложниках» была опубликована во втором номере журнала «Вопросы образования» за 2013 год, написал в ней: «Пытаться измерить профессионализм с помощью тестов и рейтингов – значит совершенно не понимать, насколько сложна совокупность качеств, которые делают человека профессионалом».

А осенью 2014 года в Высшей школе экономики выступал почетный профессор педагогики Университета Аризоны Дэвид Берлинер. В 2006 году команда исследователей под руководством профессора проанализировала подшивки ведущих американских газет за 25 лет, сайт Белого дома. И обнаружили, что в США с начала XXI века произошли изменения на самом верху. Общество стало беспокоиться только тестированием – баллами, результатами.

Лев Айзерман