На чтение: ≈ 30 мин.Раньше, в пору секретности, вместо поехать в Афганистан мы говорили отправиться “за речку”. Теперь афганцы говорят – поехать “дохиль”, что значит вовнутрь, внутрь страны.
Окна моего кабинета выходят на ГУМ. Весь декабрь я видел, как уже с самого утра там толпятся “москвичи и гости столицы”, выбирая новогодние подарки. Потом на Красной площади установили необыкновенной красоты елку, начали заливать каток. Все готовились встречать новый век, новое тысячелетие. Я же собирался в путешествие на несколько веков назад.
В Исламском Государстве Афганистан, куда я отправлялся вместе со съемочной группой ТВ-6, сейчас – 1379 год. На вопрос телеобозревателя Сергея Барабанова: “Что главное в Афгане?”, пытаясь сконцентрировать в короткой формуле суть всех моих познаний и опыта пребывания там, ответил: “Тебе в основном понадобятся только две вещи – терпение и крепкий желудок”. Собеседник, бывший одессит, проехавший все “горячие точки” периода демократизации, посмотрел недоверчиво. Но его недоверие прошло быстро. К концу второго дня нашего вынужденного пребывания в Богом забытом таджикском городке Фархор он стал все больше походить на “корабль пустыни”. С одним лишь кардинальным отличием. Верблюд мог жевать, не переставая, нам же следовало себя ограничивать – правоверные мусульмане соблюдали священный месяц Рамазан. В этот период в светлое время суток нельзя ни есть, ни пить, запрещается курить и предаваться грехам. Исключение делается лишь для воинов, путников, больных и беременных женщин. Только с наступлением сумерек, когда белую нитку нельзя отличить от черной, можно отвести душу, да и тело тоже.
Впрочем, по опыту я знал, что если приглашать правоверных в гости не всех сразу, а по одному да плотно прикрывать за ними двери, то не такие уж они оказываются и правоверные. Правда, кое-кто пытается при этом облукавить самого Аллаха и глазами намекает, чтобы ему влили в рот целебную жидкость чужими руками. Мы к таким маневрам относимся с пониманием. В общем, сработало и на этот раз. Пусть наши рюкзаки заметно похудели, зато наше томительное ожидание кончилось, и мы совершили прыжок на вертолете через Пяндж, подняв пылищу уже в афганском кишлаке Ходжабагаутдин.
Впервые я ощутил себя миллионером именно в Афганистане в 1982 году, когда, вооружившись, что называется, до зубов, сопровождал в Кабуле из банка нашего бухгалтера, к сожалению, рано ушедшую от нас Лилю Тиванову. Тогда я оберегал скромный саквояж с двумя миллионами афганей. Теперь же наша группа с комфортом разместилась в вертолете на штабелях, в которые были уложены многие миллиарды. Они стали намного легче. Почти двадцать лет назад за советский рубль давали шесть с половиной афгани, теперь – 5 000. За один доллар на базаре у менял получишь пачку толщиной в полтора сантиметра. На “борту” были только мы и деньги. Или наоборот. И афганский экипаж. Значит, из доверия мы пока не выбились, несмотря на все действия “ограниченного контингента”. Или благодаря им.
Позднее мне шепнули, что большая часть этой суммы предназначалась для продажи Северным альянсом талибам. Не для “черной” передачи, а именно для продажи.
Сразу же после приземления меня ожидал приятный сюрприз. Еще в воздухе из всего сонма встречающих вооруженных людей, ишаков, УАЗов, КамАЗов я выделил отдельно стоящего красивого, стройного мужчину в камуфлированном летном комбинезоне. Приглядевшись, узнал – Дауран Хан, бывший дублер афганского космонавта, ныне командующий ВВС Северного альянса. Встречались мы с ним неоднократно при разных обстоятельствах. Однажды он даже стал героем моей публикации. Дауран узнал и меня. Обнялись. Появилась надежда, что сможем проделать и обратный путь – домой…
Арендуем родной уазик и едем в кишлак Могол. Неподалеку от него – лагерь беженцев. Тому, кто привык ворчать на погоду, на пережаренную яичницу, плакаться о собственных болячках, здесь делать нечего. Здесь – безграничная бедность, полная безысходность. Летние, часто рваные палатки, приспособленные тенты, норы. Дров нет. Из еды остался только горох, его по линии ООН за последние четыре месяца выдали по мешку на семью. Воду берут из мутной речушки, в ней же стирают белье, поят ишаков, туда же стекают нечистоты. Лагеря чеченских беженцев в Ингушетии теперь кажутся мне просто оазисами.
В лагере есть две санитарные палатки. На них знак – “С оружием не входить”: перечеркнутый автомат Калашникова. Внутри – стерильная пустота. Фельдшер появляется утром, выслушивает всех страждущих, дает всем по таблетке из одной упаковки и уходит.
Здесь уже более пяти месяцев проживают около двух тысяч человек.
Большинство из них – дети. Грязные, рваные, босые – и это в декабре, со сбитыми в войлок волосами, с погасшими взрослыми глазами. Не подозревающие, что где-то есть электрический свет, учебники и школьные парты. Что заставило их бежать? От вопроса испуганно шарахаются. Взрослые отвечают: война, талибы.
– Но ведь там, где талибы, говорят, нет войны.
– Жить под талибами – хуже войны. Работы нет, все учреждения закрыты, ирригационные системы разрушены, сельскохозяйственная техника вывезена в Пакистан. Каждый день проходит в страхе. Грабят, уводят дочерей, убивают за то, что ты узбек или хазареец, насильно отправляют на войну, молодые мужчины бесследно пропадают. Мирных жителей хватают сотнями, часто их либо обменивают на плененных силами Северного альянса талибов, либо приглашают представителей прессы и демонстративно выпускают, предварительно объявив их сторонниками Ахмад Шаха Масуда. Все это делается с пропагандистской целью для демонстрации якобы гуманных намерений.
Назар Мухаммад бежал из Кундуза. Он рассказывает: У одного из его родственников умер отец, живший в Кабуле. Его привезли хоронить в Кундуз. Пришел талиб, измерил бороду покойного, зажав ее в кулаке. Длина не превысила ширину ладони. Талиб присудил нанести усопшему пять ударов палкой и только после этого позволил хоронить.
Таких лагерей на севере Афганистана, в провинциях Тахор, Бадахшан, на островах пограничной реки Пяндж около десятка. В них, по разным оценкам, будут зимовать от 120 до 150 тысяч беженцев. Таджикистан принимать афганских беженцев не хочет – свое население бедствует.
Стране позарез нужен мир. В междуусобной войне истощены все ресурсы. В конце семидесятых Афганистан стал жертвой столкновения супердержав. Война была развязана с помощью активного международного вмешательства. И останавливать ее нужно таким же путем. Самим афганцам затушить пожар уже не по силам.
Президент Бурхануддин Раббани встретил нас в Файзабаде, центре провинции Бадахшан. Родился он там же в 1940 году. Изучал исламское право в Кабульском университете и в университете Аль-Азхар в Египте. Доктор теологии. Теоретик ислама, автор многих трудов. Окружающие почтительно зовут его Устод (учитель). Долгое время преподавал в Кабульском университете. Одно время читал лекции и для студента Ахмад Шаха Масуда, будущего “панджшерского льва”, самого, пожалуй, изощренного военачальника современного Афганистана.
Активную борьбу за свержение законного правительства Раббани начал еще задолго до ввода советских войск. В 1972 году он возглавил “Джамиат-и- Ислами” (Исламское общество Афганистана). Чтобы избежать ареста, в 1974 году эмигрировал в Пакистан. Стал организатором вооруженной борьбы против правительства Дауда, советских войск, Бабрака Кармаля, Наджибуллы. Его действия в основном носили осмысленный, идейный характер и, в отличие от действий того же Гульбеддина Хекматиара, не были столь слепы и жестоки. В 1993 году после временно назначенного моджахедами Моджаддеди стал президентом Афганистана. Хотя обусловленный срок его президентства давно истек, он остается официально признанным главой государства с сохранением места в ООН.
– Господин президент, чем, на ваш взгляд, различается толкование ислама талибами и моджахедами?
– Различия кардинальны. Я прочел много старых книг по исламу, но ни в одной из них не встретил столь ортодоксального толкования. Вспомните халифа Омара. Он твердой рукой добивался распространения и закрепления идей ислама во всем мире. Но в то же время среди его работников был христианин, который служил халифу долгие годы. Уже перед смертью Омар пригласил его к себе и сказал: “Ты можешь идти домой, ты можешь оставаться христианином, никто не может силой заставить тебя стать мусульманином”. Ислам не должен быть слишком реакционным, он должен быть умеренным, но не пассивным. Наша религия должна способствовать развитию общества, экономики, науки. По исламу народ должен сам устанавливать образ жизни, общественный строй. Понятия “человек” и “человечество” священны. Президент или король, возглавляющий государство, не имеет права распространять насилие на своих подданных. Идеологию, религию нельзя прививать силой, только убеждением.
– Тогда почему же Мулла Омар, верховный лидер Движения талибан, придерживается другой тактики?
– Мулла Омар не более чем символ. Он не гражданин, не воин, не политик, он – подставная фигура, которая самостоятельно не может решить ни одного крупного вопроса. Когда наша делегация встречалась с талибами и пыталась предложить условия перемирия, мы слышали только один ответ – мне нужно посоветоваться. Да и как может управлять страной полуграмотный человек, который даже свою подпись выводит с трудом.
– Как же он смог возглавить Движение талибан?
– Он был подобран из числа мелких полевых командиров, ничем особым себя не проявивших. Главное его достоинство на тот период заключалось в хорошей управляемости.
– В таком случае, кто стоит за его спиной?
– У истоков создания Движения талибан стоят США, некоторые арабские страны. Они давали деньги, строили планы, а Пакистан в лице армейской разведки сумел все это реализовать для решения собственных политических целей. Подобное уже бывало не раз. Теперь талибы стали слишком одиозными, все основатели, включая и Арабистан, начинают от них отворачиваться и все чаще предпочитают вести диалог с Северным альянсом. Последнее тому подтверждение – декабрьская международная встреча под эгидой ООН в Ашгабаде. Талибы заняли на ней настолько непримиримую позицию, что специальный представитель Генерального секретаря ООН г-н Вендрелл даже вышел из себя.
На контролируемой территории талибы установили настолько удушающий гнет, что восстановили против себя уже и большую часть населения. Не зря возникают крупные очаги сопротивления в провинциях Герат, Лагман, Балх, Кунар, Джалалабад и многих других. При хорошей подготовке и достаточном вооружении повсеместно могут вспыхнуть восстания. Если талибы лишатся своего последнего союзника – Пакистана, то они потерпят сокрушительное поражение.
– В интервью одной из российских газет Ахмад Шах Масуд заявил о помощи Движению талибан со стороны Украины и Узбекистана.
– Я думаю, что это не совсем так. Украина и Узбекистан торгуют с Пакистаном, в том числе продают ему оружие. Позднее это оружие оказывается в руках талибов на афганской территории. О случаях прямой поставки оружия этими странами талибам мне неизвестно.
– Изменилось ли ваше отношение к России и что вы от нее ожидаете?
– В свое время Москва совершила необдуманный шаг – ввела войска и за это жестоко поплатилась. Но в историческом плане мы союзники. Россия – великая мировая держава. Она может и должна сыграть позитивную роль в прекращении войны в Афганистане. Мы до сих пор на это надеемся.
– Спасибо, господин президент, и извините – я могу задавать вопросы сутками.
– Я вас понимаю. Мы, учителя, как и вы, журналисты, тоже болтливы.
После встречи с президентом я разговаривал с членами правительства Северного альянса.
– Талибы заявляют, что они контролируют 95 процентов территории Афганистана. Насколько это верно?
– Это совершенно не верно. Вспомните, советские войска контролировали крупные города и наиболее важные коммуникации. Точно так и талибы. Наши группы и отряды без препятствий пересекают всю страну от Бадахшана до Герата. В Панджшере мы проводим совещания, на которых собирается до 150 крупных командиров со всей страны. Мы участвовали во встрече с союзниками Северного альянса в иранском городе Машхеде. Когда губернатор Герата Исмаил Хан бежал из тюрьмы в Кандагаре, где располагается штаб-квартира Движения талибан, он пересек полстраны.
– Можно об этом поподробнее?
– Исмаил Хану удалось с помощью охранника, нашего сторонника, связаться с президентом Раббани. Тот выделил джип, необходимое снаряжение. Побег удался строго по плану, вот только уже далеко за Кандагаром джип налетел на мину, установленную моджахедами же несколько лет назад. Но никто не пострадал.На мину налетел и преследовавший беглецов КамАЗ, из полутора десятков талибов не уцелел никто. Такова воля Аллаха.
– Есть ли основания утверждать, что после возможного захвата всего Афганистана талибы попытаются расширить свое влияние на другие страны?
– Оснований для этого более чем достаточно. В боях за Талукан со стороны талибов было выставлено около 9500 человек. Среди них 4000 – афганские талибы, 1800 – регулярная пакистанская армия, 700 – добровольцы из Пакистана, 350 – арабские наемники, 150 – представители стран Средней Азии, Чечни, кавказских республик. Кроме того, еще большее количество выходцев из бывших союзных республик проходят подготовку в тренировочных лагерях у талибов. Куда они все вернутся после завершения боев и какие идеи будут нести? Ответ ясен.
(В подтверждение могу добавить, что на днях я встречался с представителем полицейского корпуса ООН в Косово. Он сообщил, что некоторые пакистанские “миротворцы” с гордостью демонстрируют нашивки за участие в боях в Афганистане).
Нельзя забывать и о таком факте, что талибы объявили своей целью создание Исламских Эмиратов Афганистана (ИЭА), Кандагар должен стать центром исламского халифата, в который предполагается включить не только Афганистан. В члены Совета ИЭА входят: один представитель Китая, один – Узбекистана, один – Индии, три – Пакистана, три араба, включая небезызвестного Осама бин Ладена, три афганца – Мулла Омар, Мулла Раббани (не путать с президентом), Мутавакиль.
Только на основании приведенных фактов можно сделать вывод о том, что талибы строят далеко идущие планы.
В Афганистане я искал пленных чеченцев, которых, как уверяли власти, немного, но есть. Но их увезли в Панджшер. Поехать следом я не решился, слишком велик риск остаться в ущелье до весны, а на это у редакции никаких командировочных не хватит. Оставлю эту затею до следующего раза. А вот пленных талибов в тюрьме Ходжабагаутдина оказалось больше полутора сотен. Их не рискнули вывести одновременно- маловато охраны. В поисках “идейных” я выбрал на вид самого молодого, самого старого и самого “свирепого”.
Самый молодой – Саид Рахмон из Сари Пуля нигде не учился, грамоты не знает. Талибы сказали, что ему 18 лет, хотя сам он в этом не уверен, и насильно мобилизовали в армию. Попал в дивизию, которой командовал Наим. Во взводе было 20 человек, на всех 8 автоматов и 4 заряда к гранатомету. Боевой подготовки не проходил. Даже ни разу не стрелял.
Самый старый – Джамулла – оказался разговорчивым сверх меры. Он пуштун, родом из Мазари-Шарифа, чабан, возраст не известен. Писать не умеет. Коран не читал ни разу. Два брата погибли, воюя за Дустума. Талибы захватили его, когда он пас общественное стадо, потребовали либо 400 тыс. афгани (меньше трех долларов), либо автомат. Ни денег, ни автомата у него не было, поэтому его тут же отправили на фронт. Семья голодает. Раньше выращивали наркотики и продавали на базаре. Часто их скупали сами талибы. Но вот уже два года засевать землю нечем и не на что. Если его отпустят, то он тут же переберется в Пакистан, там у него есть родственники.
Третий – самый “свирепый” – к этому времени настолько продрог, что успел стать самым жалким. Сообщил лишь, что зовут его Волат, он узбек, неграмотен. Воевать пошел почти добровольно, поскольку ему сказали, что в страну снова вторглись русские и их нужно выгнать. Хотя лично против них он ничего не имеет. Просто знает, что в стране не должно быть чужеземцев с оружием. Если в Афганистан вернется генерал Дустум, он тут же перейдет на его сторону и станет воевать против талибов.
После встречи с пленными нас ждала линия фронта. Накануне весь вечер мы торговались с неуступчивым водителем уазика. У нашей команды было восемь дипломов о высшем образовании. Водитель тоже учился. Почти год ходил в кишлачную школу. Но изворотлив и изощрен был, как сто шайтанов. Объединенными усилиями и уже в полной темноте нам удалось сбить цену на семь долларов. После этого мы упали без сил с чувством великой победы, а наш “однополчанин” побежал ремонтировать машину, весело разбрызгивая замерзающие лужи калошами на босу ногу.
Он опоздал минут на сорок, что для Афгана значит прибыть примерно на полдня раньше. Уазик выдержал километров тридцать. И для него это было подвигом. Великое спасибо ульяновским автозаводцам! Представьте себе разбитую, не ремонтированную двадцать лет грунтовую дорогу. Непроходимая грязь. Пройти здесь могут только уазики и ишаки. Все “тойоты” и “лэндроверы” отдыхали у дувалов. Но и наше счастье кончилось. Водитель сказал, что дальше не поедет, потому что машину он бережет и свою голову под пули проклятых талибов подставлять не намерен.
Возмущаться было бесполезно. Управы на этого шайтана не найти. Хорошо, что деньги ему мы не отдали все сразу. Но тут же из завесы дождя появился босоногий предприниматель лет тринадцати на лошади. С ним несколько сверстников, тоже на лошадях. Цену он назвал такую, как будто собрался нас доставить на роскошном авто с Новой площади до Крылатского. Мы попытались торговаться, но особого выбора не было. Впереди были семь рукавов бурно разлившейся реки Кокча. Лошади без седла, стремян и практически даже без уздечек, поскольку их заменяли сомнительного вида волоконца из неведомого натурального продукта. Но все обошлось и на этот раз. Хотя порой казалось, что бурлящая вода нас просто снесет. Повезло, что лошади были тренированными, и мы вскоре пусть по пояс мокрые, но очутились на другом берегу. Там предприниматели заявили, что их лошади им дороже, поэтому они подождут, пока мы вернемся.
Дальше мы увидели то, что и должны были увидеть. Солдаты всех времен и народов на войне становятся похожими. Афганские отличаются только чалмами, “масудками” и босыми ногами. Беседую с командиром отряда Киямуддином, пулеметчиком Мухаммаднадыром, совсем юным бойцом Шоувазиром, сидящим в дозоре на самой вершине крутого холма. Родом они из провинций Балх, Кундуз, большинство – узбеки, пуштунов и таджиков в этом отряде мало. Как и все солдаты, они клянут все: грязь, холод, талибов, Масуда, который не дает им теплое обмундирование и боеприпасы, а тащит все к себе в Панджшер. Генерала Дустума, который засел в Иране и, похоже, забыл своих земляков. Клянут тыловые службы, которые три дня не доставляют им никакой пищи. Четверо суток в грязи лежат раненые с оторванными ногами, и у них уже началась гангрена.
Они бы ругались еще долго, но застучал пулемет, и бойцы мгновенно, без суеты изготовились к бою. В выучке им не откажешь. Тем не менее я хочу получить главный для себя ответ. За что воюете? Все ответы сводятся к одному – против талибов, против Пакистана, за мир, чтобы защитить свой кишлак, свою землю, свой дом.
“Как долго еще будете воевать?” – “Пока не убьют. Если не придет Дустум, бросим все и уйдем в Пакистан”. Солдатская правда бесхитростна.
Ахмад Шах Масуд умен, дипломатичен, спокоен. Ответы его сдержанны, а порой и лаконичны.
– Господин командующий, последний раз вы отвечали на мои вопросы четыре года назад. Что изменилось за это время и какой вы видите предстоящую весну?
– За этот период ситуация успела поменяться несколько раз. Талибы поначалу сумели убедить население в праведности своих намерений, захватили большую часть территории страны, а теперь происходит обратный процесс. Они восстановили против себя не только международное общественное мнение, но и население внутри страны. У Муллы Омара появилось много врагов даже в Кандагаре. Вполне возможны массовые выступления против них во многих провинциях.
Что касается Северного альянса, то мы приобретаем все больше сторонников, нам удалось подавить разногласия, поэтому наши силы возрастают. По моему мнению, не только весна, но и зима будет необычно беспокойной.
– Вы неоднократно заявляли о возможности победы над талибами.
– Если лишить их поддержки, в первую очередь со стороны Пакистана, то талибы не смогут долго сопротивляться.
– Каким вы видите дальнейшее устройство Афганистана?
– Мы выступаем за прекращение боевых действий без всяких предварительных условий, формирование временного коалиционного правительства, в котором должны быть представлены все политические силы, все национальности и все религиозные группы. После стабилизации положения в стране необходимо провести всеобщие демократические выборы. Пусть народ сам решает, какое у него будет правительство.
– Какой вам представляется система образования?
– Она должна соответствовать уровню подготовки во всем мире. Афганистан не должен быть исключением. Необходимы такие же школы, такие же предметы, такое же оснащение.
– Где и чему учились вы?
– Я закончил 12-летний лицей Хабибия в Кабуле, где большая часть преподавателей была из Франции. Затем поступил в Кабульский политехнический институт, хотел стать инженером, но успел закончить только два курса, потом по политическим мотивам пришлось бежать в Пакистан. После войны вновь хотел бы вернуться к своей профессии.
– Приходилось слышать, что вы предпочитаете читать Виктора Гюго, это верно?
– Теперь мне больше приходится читать боевые сводки. Но “Отверженные” действительно прочел с большим удовольствием.
– Вы верите в скорое окончание войны?
– Аллах велик. На все его воля.
Аллах, конечно, велик, но на спусковой крючок нажимает правоверный. Справедливо ли перекладывать ответственность со своих плеч?
Вячеслав Некрасов
Фото автора
Ходжа- Багаутдин – Файзабад – Ходжа- Гор
Выбор читателей
Комментарии