Пусть звучит диалог! Учитель года России-2017 о школе, детях и живой истории

​Для абсолютного победителя Всероссийского конкурса «Учитель года России» традиционно следующий день после вручения Большого Хрустального пеликана – день общения с прессой. Поэтому связаться, а тем более встретиться с Ильей Демаковым 6 октября было практически невозможно. Телевидение, радио, печатные СМИ разрывали его на части и требовали к себе по всей столице. Моих коллег интересовало, что изменится в жизни и профессиональной судьбе 30‑летнего историка после получения звания абсолютного победителя, о чем он и его товарищи-лауреаты разговаривали с Президентом России и многое другое.

Нагнать питерского историка удалось… в Государственном литературном Доме-музее А.П.Чехова, с которым педагог давно сотрудничает и где состоялось одно из телевизионных интервью.Я почему-то вспомнила, как много лет назад на одном из конкурсов 90‑х спросила у конкурсанта-историка: «Вы, наверное, хотите, чтобы дети любили и знали именно ваш предмет?» На что он удивленно ответил: «Да нет, не хочу. А зачем?» Мне стало интересно, как ответит на тот же вопрос Илья Сергеевич.- Абсолютно точно. Солидарен совершенно. В английской системе все, что преподается в университете, делится на два раздела. Есть Science – наука, а есть Art – искусство, история относится к последнему разделу. Учителю истории важно вызвать живой интерес, разбудить эмоции, попытаться вызвать у ребенка желание переложить свой жизненный опыт на то новое, что мы узнаем. Задача науки – посчитать, проверить, поставить эксперимент. Слава Богу, в истории мы не можем ставить эксперименты. Есть задача эмоционального сопереживания, задача искусства. Исходя из этого, мне думается, история относится к области искусства.- Я не историк, поэтому мне всегда казалось, что история – довольно субъективная вещь…- У нас мог бы быть очень длинный разговор. Все-таки по образованию я изначально не учитель, я историк, оканчивал Санкт-Петербургский государственный университет, специальность, по которой я обучался, как раз называлась «Теория исторического знания». Учился фактически тому, как сохранять память о прошлом, как определять его достоверность. 300 лет существует наша наука, инструментарий у нее богатый.В педагогике мы работаем с системой «человек – человек». Сложность огромная и для учителя, и для ребенка. В определенном смысле все те, кто занимается изучением человека, его дел, эмоций, пользуются инструментами, но не очень понимают, как они работают. Мы изучаем самих себя. Когда мы настраиваем синхрофазотрон, мы понимаем, как он устроен. С человеком не так, он же не поддается настройке. Ребенка нельзя подкрутить, заменить деталь. С другой стороны, это наша большая удача. Я думаю, что человеку свойственно интересоваться другим человеком, это естественно.- Речь, манеры, внешний вид выдают в вас коренного петербуржца. Это так?- Я не коренной петербуржец, родился в Тюмени. Очень горжусь своим сибирским происхождением. Прожил там первые несколько лет. Но по сути, конечно, я не тюменец, потому что человек формируется школой, средой, университетом, а все это у меня в Петербурге. Я себя понимаю, вижу как петербуржца.- А ваши родители?- Родители инженеры. Но я представляю четвертое поколение учителей в семье. Прадед был учителем математики, директором сельской школы. Бабушка – учитель химии, всю жизнь работала в школе, окончила Ярославский педагогический университет имени Ушинского. Она уже не с нами давно. Из материального наследия бабушки бережно храню ее институтский диплом и одну из профессиональных наград. В дипломе абсолютная поэзия профессии. Я такого больше не видел. Написано: окончила институт, присвоена квалификация учителя химии и звание учителя школы. А профессиональная награда – это почетная грамота Министерства просвещения, она ее в 60‑е годы получила. Это две доски с тисненым гербом, внутри яркая печать, текст написан красивейшим почерком.- Вы учились в классическом университете, но пошли работать в школу. Это было изначально задумано?- Почему мы выбираем профессию и остаемся в ней? Потому что у нас получается, нам нравится. В какой-то момент я ушел от преподавания в университете и пришел к преподаванию в школе, потому что понял: у детей совершенно другое качество реакции. Ты мгновенно понимаешь, пошел урок или не состоялся. Ребята выходят из класса и обсуждают услышанное, во время урока идет диалог. Или царит мертвая тишина, и тогда понятно, что ты ошибся.На всех испытаниях во время конкурса «Учитель года» я говорил про диалог – учителя и ученика, ученика и мира, который его окружает, семьи и ребенка, культуры и человека. На мой взгляд, нигде, кроме школьного преподавания, этого диалога нет.Психологи сегодня говорят о большой проблеме непринятия детей родителями. Учителю приходится создавать такие ситуации успеха для ребенка, в которых его прежде всего приняли бы собственные родители, сказали бы: «Ты молодец!» Это одна сторона. И другая. В учителе ребенок хочет видеть прежде всего человека. Ему не хватает прежде всего человеческого измерения во всем, что происходит. Мне бы очень хотелось, чтобы школа была для ребенка тем пространством, где его слышат, его принимают.- Но если в классе 30 человек, а то и больше, как учитель может услышать каждого?- Нам дано прожить с детьми большое время. Если учитель берет параллель и ведет ее до выпуска, с 5‑го по 11‑й класс, он с детьми постоянно встречается. Если я классный руководитель или веду кружки, то еще чаще вижу детей. Иногда чаще, чем их мама. А еще и на каникулах куда-нибудь вместе с классом ездим. Нам много времени отведено, чтобы с ребенком общаться. И даже коллективное общение – это хорошо.Может меняться техника, среда, может что угодно происходить с миром, в котором мы живем. Одно в школе никогда не поменяется, и это здорово – всегда в центре будут учитель и ученик, между которыми происходит взаимодействие. И я призываю к тому, чтобы это взаимодействие было диалогом.- Выход на конкурс «Учитель года» – это тоже потребность в диалоге?- Безусловно. Потребность в профессиональном диалоге. Конечно, на конкурс никто не едет за вторым местом, это понятно… Но главное, зачем мы туда едем, – увидеть, что мы в нашей рутине, нашей повседневности не одиноки, что повсюду в нашей огромной стране есть яркие, талантливые, творческие коллеги, которые сталкиваются с теми же проблемами, что и мы, решают их. И еще у них остается время, чтобы ходить в лыжные походы, развозить детей на «буранах» по кочевым станам… Потрясающе яркие люди, общение с которыми нам дарит конкурс. Уже возникло много идей совместных проектов. И потом, мы все ждем, что в будущем году встретимся на конкурсе в Санкт-Петербурге. Замечательная коллега из Кабардино-Балкарской Республики Куна Бетрозова предложила: в следующем году каждый из конкурсантов должен заявиться как сопровождающий.- Вы покажете город друзьям по конкурсу? Ведь ваше хобби – городские прогулки…- Да, конечно. Кстати, мне повезло, я учился в школе в то время, когда был предмет «История и культура Санкт-Петербурга». Любого ребенка можно было выпускать в город, и он там ориентировался.- Какое у вас самое любимое место в Петербурге?- Самое петербургское место – Менделеевская линия, Двенадцать коллегий – наверное, единственный сохранившийся уголок петровского Петербурга. Но вообще-то история – это наука о жизни. Поэтому мои любимые места в Петербурге – те места, где происходит что-то новое. Я люблю панораму, которая открывается из моего окна, – на новый стадион и Лахта-центр. Это как раз и есть жизнь. В чем смысл изучения истории? Не в датах. История – очень человеческий предмет. Мы с вами находимся в чеховском доме, это комната для музицирования, мы понимаем, что здесь должен быть рояль, на нем должна быть партитура Чайковского, ведь Чехов писал, что Чайковский – единственный человек в целом мире, под окнами которого он готов стоять часами. Можем представить, какая тут должна быть публика. Изучать историю – это наполнять живое пространство образами живых людей.Фото Вадима МЕЛЕШКО