Пурга в летнюю ночь. ​Премьера

«Комната Шекспира» в постановке Юрия Бутусова петербургского Театра им. Ленсовета – еще одна громкая премьера мастера в нынешнем сезоне. Формально спектакль является режиссерским дебютом Романа Кочержевского, но не узнать руку неугомонного ЮБ, выступающего в качестве постановщика грандиозного театрального действа, невозможно.

Художники Александр Мохов и Мария Лукка выстраивают на сцене черную комнату, заполненную батареями, столами и стульями. Костюмы героев подчеркнуто условны: темные хламиды, вызывающие в памяти культовую трилогию «Матрица». Художественное обрамление спектакля кажется слабо связанным с содержанием, за исключением дивной световой партитуры (работа Юрия Бутусова и Романа Кочержевского).Из актеров безусловной похвалы заслуживает Вероника Фаворская в образе Гермии. Она вкладывает в героиню искреннее чувство, представляя ее влюбленной смелой девушкой, готовой пострадать за свой выбор. Их любовная клятва с Лизандром (Александр Крымов) решена как музыкальный дуэт, в котором молодые люди играют на скрипках, используя розы в качестве смычков. Это одна из немногих сцен постановки, сделанных не только визуально красиво, но и осмысленно и тонко.«Комната…» по давней традиции Юрия Николаевича полна театрального мусора, собранного из разных спектаклей: брехтовских ремарок, загорающихся на стене, клубов дыма, заволакивающих сцену, музыки, переходящей в чтение на английском языке. Коллаж развернутых цитат из произведений Достоевского, Кортасара, Бердяева, Кафки и Исигуро ошеломляет разнородностью, в сверкании которой не сразу обнаруживается сквозная идея.Классическая комедия Шекспира решена как драма. Режиссеру некогда пригладить места сшивки, поэтому замечательно прочитанные монологи о сексуально агрессивных дельфинах, толпой преследующих самку, в первом действии вызывают оторопь. Повторенные во втором акте и дополненные соответствующими цитатами из других авторов инородные вставки наводят-таки на мысль, что любовь – чувство отнюдь не светлое, обладающее разрушительной силой и порой безнравственное.И сразу приходит понимание сценографии с ее давящей атмосферой, а фабула воспринимается под иным углом зрения: все происходящее в пьесе не прихотливая игра волшебства, приносящая смех и радость, а закономерность слепой и дикой страсти, во власти которой герои теряют человеческий облик, превращаясь в животных. Вот только случается это зрительское прозрение на излете третьего сценического часа. И восхитительно красивая пурга в заключительном акте из конфетти и обрывков захватывающих мыслей, погребая под собой зрителя в «Комнате Шекспира», не может заменить главного – цельности и ясности режиссерского высказывания.