Птичий архипелаг

…Бесцветное штилевое море и блеклое, опаленное полуденным зноем небо. А между ними зеленый архипелаг. К нему мы и гребли. Казалось, рукой подать. Однако прошло три часа, и острова все так же призрачно зеленели в манящем, но недоступном далеке. Зато материковый берег заметно отдалился. Его притяжение с каждым гребком ослабевало. Это не тревожило, но немного смущало. Но мы были полны сил и уверенности, что еще пару часов усиленной, бодрой и веселой гребли – и цель будет достигнута. И тут с северо-востока ударил ветер. Из-за горизонта выплыла грозовая туча и стала быстро приближаться к нам. Море потемнело и покрылось белыми барашками. Встречные волны становились все злее, вздымались все круче. Мы поняли, что стоим на месте, острова не приближались и даже стали отдаляться.

…Для ветра на море нет преград, как и для вируса незнакомой болезни, которая, как у себя дома, стала разгуливать по странам и континентам. Рухнули все путешественные планы, однако охота к перемене мест никуда не делась. И тогда, оглядевшись окрест себя (это часто самый эффективный и действенный способ решения жизненных неурядиц), я обратил внимание на этот архипелаг посреди Каховки. Удивительна иногда магия некоторых слов, которые, будучи произнесены (даже мысленно), меняют наше представление о мире и своем месте в нем. Это касается многих географических терминов. «Хребет», «перевал», «плато», «яйла», «дюны», «барханы», «оазис», «вулканы», «гейзеры», «архипелаг», «лагуна», «шхеры», «фьорды», «айсберг», «тайга», «джунгли» – для романтических непоседливых натур это голос ветра странствий, его упрямый манящий зов. Кому-то он поет свои песенки чуть ли не с колыбели, а для кого-то его напевы сплошная тарабарщина, пугающая своей первобытной жесткостью и стихийным своеволием. Колыбельные месяцы в моей памяти не оставили следа, а вот в школьные годы и далее всегда и везде арии дорожных ветров уже не умолкали, звучали призывно во сне и наяву. Именно они и проложили мой летний маршрут к островному урочищу Большие и Малые Кучугуры, которое на многих картах обозначено как «архипелаг Кучугуры». Уже более полусотни лет архипелаг зеленеет посреди Каховского водохранилища. Это остатки приметного урочища, которое находилось в северо-восточной части знаменитого Великого Луга – обширного плавневого края в устьевой части Днепра. Самой приметной и колоритной ландшафтной особенностью этого уголка были песчаные холмы, издали привлекавшие внимание путешествующих по «великой плавне». Еще в старину местные жители окрестили их кучугурами. Украинским словом «кучугура» обозначают небольшой холм, песчаный бугор, сугроб.

Моими спутниками стали местные любители дальних и ближних краеведческих вылазок Валерий Кеменов и Игорь Дубецкий. Валерий по образованию биолог, объездил полмира (дважды побывал на Новой Гвинее) в поисках экзотических животных и растений. В любом случае нас троих объединила страсть к путешествиям, приключениям и дикой природе.

…И был тихий вечер. И угомонилось море. И уставшее солнце ушло на покой. И был костер на песчаной косе. И крики чаек затихли в сумрачном далеке. И наконец зажглись звезды. Среди них мы углядели и нашу путеводную…

На следующий день мы начали обследование заповедного урочища. Оно действительно оказалось для нас «новой землей» – терра инкогнита. Такой надписью обычно метили чистые белые места на старинных географических картах и глобусах, что означало неизведанную, неоткрытую землю. Мы заплывали в затерянные среди тростниковых зарослей озера, отстаивались в илистых бухтах, отдыхали на крошечных пляжиках, заваленных деревьями-выворотнями и корягами, похожими на скелеты диковиных зверей, взбирались на глинистые кручи, спускались в мрачные впадины, густо заросшие аморфой и ивняком. Через переплетения высоких трав и веток, обвитых диким виноградом и полевым вьюнком (в народе его называют березкой), в некоторых местах можно было пробраться только с помощью топора или мачете. Почти как в южноамериканской сельве, где несколько лет назад мне довелось побывать. Но нам все-таки удавалось найти проходы. Скорее всего, это были звериные тропы.

Жизнь на планете творится везде. Даже в самых бесплодных диких местах. На песках растениям закрепиться негде. Тем не менее жажда жизни побеждает и здесь. Удивителен растительный мир каховских Кучугур. В некоторых местах встречаются полянки, покрытые мхами и лишайниками, которые обычно встречаются в северных краях. Например, в тундре. Там их естественная родная среда. Тут же, среди раскаленных песков (июль выдался особенно знойным), с застрявшими между крохотных зеленых лепестков и волокон осколками черепашьих яиц они выглядят, как часть нереального инопланетного пейзажа. Растет тут еще один северный гость – береза. Правда, только ее местный специфический вид – береза днепровская. Приземистая, корявая, раскидисто-ветвистая, но береза – белокорая, покрытая висюльками сережек, нежно шелестящая. В понижениях между холмами тянутся целые колки этой древесной породы. Будучи уверен, что грибы-подберезовики растут исключительно под березами, Валерий после долгих и упрямых поисков нашел несколько типичных подберезовиков. Удивительно, что произрастали они на песке. Это еще раз подтвердило, что грибы – первые поселенцы планеты – легко находят свое место под солнцем в самых суровых условиях. Неделей раньше в днепровских плавнях, откуда мы стартовали, я обнаружил целый десяток белых грибов довольно внушительных размеров. Таких я не находил даже в подмосковных борах.

На песчаных буграх к воде пробиться трудно. А в некоторых местах и невозможно. Тем не менее некоторые растения, экономно расходуя небесную влагу, стремительно тянутся вверх. Вот, например, василек. Нежный, красивый, махонький цветочек – любимец поэтов и влюбленных. На каховских островах бросается в глаза местный эндемик – василек днепровский. Его двухметровыми стеблями, над пурпурными цветками которых порхают бабочки и вьются шмели, утыканы склоны песчаных холмов. Лакомились мы и дикой черешней, и яблочки молодильные кучугурские пробовали на зуб, и дикие груши грызли, любовались гроздьями красной бузины, ягоды которой, к сожалению, несъедобны.

Оборудовав очередной лагерь и оставив Игоря на хозяйстве, мы с Валерой на его каяке забирались в самые дебри архипелага. Ветры сюда не залетали. Тростниковые заросли спасали берега и от волн. Однако покой здешним местам, похоже, только снился. Посреди водоемов постоянно всплескивалась рыба. Видны были даже спины гигантских коропов-шаранов, чешую которых даже пуля не возьмет. В камышовой густянке то и дело раздавались подозрительные шорохи. Крупного зверья на островах не водилось, а вот всякой водной живности в виде черепах, змей, нутрий и ондатр хватало с лихвой. Но в основном здесь правили бал пернатые. Угадать в птичьем хоре голоса исполнителей нелегко. Во всяком случае, для меня птичий гам представлял собой сплошную какофонию, Валерий же – завзятый орнитолог (чуть ли не с детства у него это увлечение) – легко определял и самих певцов, и их артистическую манеру. С удовольствием и знанием дела он рассказывал о повадках здешних пернатых обитателей. Вот, например, колпица. Редкий болотный вид из семейства ибисовых. В народе называют ее косарем. Птица своим лопаткообразным на конце клювом, словно косой, водит по поверхности воды, собирая мелкую живность. Или белый орлан. Царь-птица архипелага, страж его зеленых угодий. Валерий часто в одиночку выбирался в плавни с единственной целью – найти гнездо орлана и отметить его на карте. Очередная находка, открытие – стимул снова и снова отправляться в поход, забираться в неизведанные дебри и искать новые птичьи квартиры. А еще это своеобразный символ удачи в жизни, знак везения. Крыло орлана в виде татуировки красуется у него на правом плече.

Острова оказались на пути перелетных птиц (многие из них после исчезновения плавней лишились своих исконных мест гнездования), поэтому в 1974 году архипелаг стал орнитологическим заказником. А через тридцать лет он вошел в состав Национального природного парка «Великий Луг». С полным правом Кучугуры можно назвать птичьим архипелагом. Пернатые обитатели островов чувствуют себя здесь полноправными хозяевами. Благодаря суровому заповедному режиму здесь значительно возросла популяция редких и фоновых птиц. Например, семьи желтых цапель, занесенных в Красную книгу, раньше тут можно было пересчитать по пальцам. Теперь же их количество выросло до полусотни. Впервые на островах замечена на гнездовании та же колпица. Увеличили свою популяцию кулик-сорока, белоглазый нырок, черноголовый хохотун. Известны залеты розового пеликана, каравайки, скопы и других редких птиц.

Большие и малые птахи мирно соседствовали друг с другом до тех пор, пока не случилось нашествия бакланов. Их колонии превратили некоторые пятачки суши в утыканные гибнущими голыми деревьями-скелетами мертвые острова. Мы повсеместно, даже не углубляясь в дебри, натыкались на бакланьи гнезда. Взрослые особи при нашем появлении тут же улетали. Птенцы сначала смирно и выжидающе замирали, но, как только мы к ним приближались, принимались истошно и злобно гоготать, хищно щелкая желтыми клювами и жадно потрясая горловыми мешками.

Любая терра инкогнита являет себя миру после картографирования. Однако и этого еще мало, чтобы она стала достоянием людей. «Человеческий» облик любому (даже совершенно дикому!) земному пятачку придают топонимы. Белых пятен в мире не осталось. Все исхожено, обследовано и вымерено. Но человек меняет лик планеты – в одном месте рушит горы, в другом их воздвигает (жаль, правда, что зачастую это горы мусора), обводняет пустыни и, наоборот, превращает в дикие пустоши вырубленные лесные массивы, поворачивает вспять реки и перегораживает их плотинами. И на картах появляются новые имена. Любой краевед не мудрствуя лукаво может стать Колумбом. Топонимического рвения нам не занимать, с любопытством и воображением тоже вроде все в порядке, однако пальму первенства в наименовании островных урочищ пришлось отдать местным егерям и рыбакам. После образования Каховского водохранилища архипелаг, как океанское судно ракушками, оброс микротопонимами. Остров, где находится егерский домик, так и называют Домик или Хатка. Есть здесь также острова Запорожский (недавно, правда, был смыт волнами), Квачиный, Гадючка, Гусиный, урочища Корчи, Березки, Дзюбин пляж. Островные земли разделены проливами, которые здесь называют проворитиями (украинское «провориття» – проем в воротах, просека в лесу).

Мои спутники на ночь располагались в палатке, я же ночевал в лодке. Даже тент не натягивал. Под звездным небом с непривычки трудно удавалось сразу погрузиться в сон. За дальней плавневой грядой отблескивали городские огни. Иногда и звезды казались их отражением. Я лежал в лодке, смотрел на гроздья созвездий и думал совсем о другом времени. Порой казалось, что именно его зов привел меня к этим островам, окруженным беспокойной каховской водой. Дурной славой пользовались Кучугуры у местных жителей. Однако находились смельчаки, поднаторевшие в поисках старых кладов, протоптавшие не одну дорожку к этим холмам. Счастливчикам часто попадались тут старые монеты, некоторые приносили домой целые пригоршни позеленевших кругляшей. В провалах между сопками удалось даже обнаружить остатки каких-то строений. Вот какой рассказ более ста лет назад удалось записать одному этнографу из уст девяностолетнего деда, державшего в плавнях пасеку: «Возле этих холмов на Канкрыновской земле был когда-то турецкий город, потому что найдено много жженого кирпича и камня из фундамента. Кирпич крепкий, как камень. Чтобы не затапливала весной вода, турки насыпали высокие могилы в плавнях и ставили на них кирпичные дворцы. Серебряные деньги, как рыбья чешуя, и небольшие медные люди находят и сейчас. Еще не так давно в этих могилах люди выкапывали чугунные турецкие казаны и какие-то медные трубы…»

…Архипелаг и его обитатели приветили и приютили нас. И приняли. И одарили разными благами. И даже открыли нам свои сокровенные тайны. Всего лишь, правда, некоторые. Природу, находящуюся во власти никогда и никем не обузданных стихий, нам не дано понять до конца. И все же она особь весьма привязчивая и доверчивая. Увы, часто, к сожалению. Вот и выдала, доверила свои секреты. Доверила нам, людям. Как распорядимся ими мы, люди? Зависит от нас, людей!