Пряная Индия. Чужеземец – это инопланетянин

По одежке (особенно в сельской местности) трудно, а чаще всего и невозможно, определить род занятий индийца, состояние его кошелька. Кусок ткани вокруг стана, такой же кусок, но поменьше, вокруг головы, веревка через плечо, на которой болтается мобильник, – на всех независимо от возраста, сословия, касты один наряд. В шкуре индийца, привычки которого стараюсь перенять, мне вряд ли удастся побывать, с одеянием же попроще. Жаркий климат позволяет обходиться малым (так бы во всем!). Кроссовки, шорты и прямоугольный кусок легкой ткани, который в Индии (чтобы было понятно для европейцев) называют индийским полотенцем, а по местному, на хинди, – гамчой.

Едва я заявил о желании приобрести ее, как тут же получил в подарок. Размер полотенца (длина его составляет 1,8 метра, ширина 0,9 метра) позволяет использовать его и как головной убор, и как пояс, и как простыню, и как одеяло, и как мужское нижнее одеяние. Если наматывание ткани на голову (уже не говорю об опоясывании) далось мне легко, то над обертыванием стана пришлось помучиться. Дело в том, то индийцы часто, весьма хитро заводя и закручивая концы, используют гамчу не только как юбку-штаны, но и вместо трусов. Попробую объяснить, как это делается. Два конца впереди, левый край (он сантиметров на двадцать длиннее правого), чуть отступив, заводишь направо и прикрываешь правым концом, который затыкаешь за пояс на левом боку. Свисающий между ног левый конец заводишь назад и затыкаешь за пояс на пояснице. Примерно так. Допускаю, что не только в тропиках, но и в других широтах гамча в гардеробе путешественника будет не лишней. По крайней мере без куска ткани, прикрывающей лицо от зноя и пыли, в пустыне не обойтись.Хинди осваиваю по мере углубления в индийскую жизнь. Кстати, лучший способ изучения чужого языка. «Намастэ!» – словечко-ключик ко всем ситуациям: и «здравствуй», и «до свидания», и «извините». Рядом с ним «даньявад» – «спасибо». На третий день пришлось заночевать в винной придорожной лавке. Вместе с продавцом – молодым шустрым индийцем – мы разместились на высоком топчане. В стенной нише под потолком теплилась свеча (в Индии по вечерам иногда отключают электричество). Я отдыхал рядом с велосипедом, опирающимся на стопки ящиков с бутылочками, наполненными разноцветной и разноградусной алкогольной жидкостью, индиец бойко торговал ими через зарешеченное оконце. В конце концов он привлек к этому занятию и меня. «Эк!» – показывал один палец продавец, и я подавал ему одну бутылочку, два поднятых над головой пальца и короткое «до» означали, что я должен вытащить из ящика две бутылочки, три пальца и «тин» – соответственно три, ну и так далее. Впрочем, больше четырех («чар»)-пяти («панч») бутылочек никто не брал. Так за пару часов я освоил счет. Правда, только до пяти. Однако если ничего другого не остается, то уже этим вместе с «намастэ» и «даньявад» можно жонглировать бесконечно.Плюс – жесты. Индийское и непальское «гарам пани» – «горячая вода». Я протягивал свою закопченную кружку, произносил эти два заветных слова в надежде, что вскоре смогу насладиться ароматным чаем. Через пять минут с радушием и белозубой улыбкой мне вручали «гарам пани» – чуть тепловатую воду. Я возвращал кружку и, жестами изображая кипение, объяснял, что мне нужна не просто горячая вода, а кипяток для чая. Воду подогревали. Чуть-чуть. Уже лучше, но все равно для заварки чая недостаточно. Как же объяснить, какой степени «гарам» мне нужна вода? Я всунул палец в кружку и тут же выдернул его. Индиец (или непалец) понимающе кивал головой, в очередной раз ставил на огонь посудину, и наконец я получал вожделенную порцию кипятка.Широкая река с мутным стремительным потоком и расплывающимся в полуденном пыльном мареве противоположным берегом встретилась мне на третий день. «Ганг!» – торжественно, со значительной долей таинственности вознес к лицу сложенные вместе ладони придорожный торговец, и я немедленно съехал с моста и спустился вниз. Ганг – священная для индийца река, от рождения до смерти он связывает с ней самые различные события, как рядовые, происходящие ежедневно, так очень важные, определяющие жизненное русло. Причем те и другие здесь, на оживленном берегу, обставлены весьма пышно, церемониально, с ритуальной добросовестностью. Прежде всего это омовение. От мала до велика стремятся погрузить свои телеса в серые прохладные воды. Они смывают грехи и уносят печали. Оставив велосипед на попечение старичка, скрючившегося под навесом, я прямо в шортах шагнул в реку. Несколько раз под одобрительные возгласы присутствующих окунулся и с обновленным телом (очень надеюсь, что и душой!) выбрался на берег. Тут же был удостоен касания кисточки над переносицей. Цветное пятнышко на лбу индийских женщин (это в дополнение к традиционным украшениям в ушах, носовых перегородках, на руках и ногах) означает замужество, мужчины разукрашивают лоб (нередко довольно затейливо) после посещения храма и выполнения определенного молитвенного обряда. Тут же лама повязал мне вокруг правого запястья цветную обереговую нитку, которая там продержалась до конца путешествия. После омовения я, не торопясь, совершил прогулку по берегу реки. Тут кипела самая разнообразная жизнь. Кто плескался в мутных водах, кто торговал цветами, камушками, свечами, красками, нитками, другой ритуальной атрибутикой, необходимой для совершения обрядов, кто молился, кто, освежившись и отдав должное богам, с удовольствием вкушал земную пищу, кто отдыхал на деревянных топчанах или просто растянувшись на теплых каменных ступенях. Так я добрел до каких-то лачуг, вокруг которых громоздились горы дров. Их тут же распиливали, раскалывали, взвешивали на весах, грузили на подводы. Сначала я подумал, что это дровяной дар большой реки. И вдруг заметил большой костер у самой воды. Подошел ближе и увидел обложенное дровами тело. Как выяснилось, тут, на берегу Ганга, сжигали трупы. И дрова были предназначены именно для этой процедуры. «Это моя мать», – тихо сказал молодой индиец в белом (траурный цвет в Индии) одеянии, вороша длинной палкой сложенные шатром поленья. Рядом жарко горели другие костры. Когда над ними перестали виться дымки, угли и пепел смахнули в реку. Быстрое течение подхватило мусор и унесло в туманную даль. Для одних земная жизнь закончилась, для других она продолжалась. На лицах мужчин в белых одеяниях не было печали…По пути мне часто попадаются странники. Куда, зачем бредут эти юноши, мужчины, старики с посохами, длинными заплетенными в косички волосами, пыльными лицами и черными проницательными глазами, неизвестно. У многих на груди жестяные посудины, как я понимаю, для милостыни, у некоторых в руке трезубец. Многого им не надо, даже той малости, которой живут бедные индийцы, им предостаточно. Во всяком случае, местечко в монастырях-ашрамах им обеспечено. Обвешанные всякими религиозными святынями, символами веры (буддистской или индуистской) странники пользуются уважением у населения и удостаиваются чести называться «баба». Кажется, что это сама Индия с ее тысячелетней культурой бредет по дорогам Истории.Ей навстречу шагает западная цивилизация. На каких перекрестках они должны встретиться? Что сказать друг другу? Или уже встретились? Без слов разошлись и пошли своей дорогой?Мусор – беда планеты, но отнюдь не индийцев. Нередко возле очередной закусочной, поев, я озираюсь в поисках места, где можно «пристроить» остатки трапезы (трудно привыкать к перченой пище) и пустую посуду. Хозяин, заметив мое смятение, делает весьма выразительную отмашку ладонью. Жест может означать все что угодно, на этот раз: бросай куда угодно – хоть за спину, хоть под ноги. Горы мусора высятся вдоль магистральной дороги, и в мусорных отвалах часто живут люди. Это, наверное, уже рожденная нашим временем каста. Вскормленная в том числе и индийской культурой, она распространилась по всей планете. В природе есть навозный жук, в обществе – люди мусора, или мусорный человек. Равнодушен индиец как к отправлению естественных нужд, так и к лицезрению этого процесса. Нередко прямо на обочине дороги или даже на самом дорожном полотне. Утром, случается, я упражняюсь в слаломе между характерными буроватыми кучками. При этом индийцы весьма чистоплотны. Возле любого водоема (нередко возле храмов вырыты прудики с каменными ступеньками) мужчины и женщины моются, стирают одежду (нередко, чуть намылив, бьют о камни), тут же прямо на земле размещаются и цирюльники, местные лекари. По утрам после легкого омовения индиец с увлечением чистит зубы, используя при этом вместо зубной щетки разлохмаченную на конце веточку дерева определенной местной породы (кажется, ее название «ним»). Стараясь копировать индийцев, я тоже завел себе такую палочку, превратив гигиеническую процедуру в своеобразную игру, которая время от времени стала скрашивать мой походный досуг.