Проживи жизнь незаметно

Новое театроведение супругов Боллак

В конце прошлого года один из театров Корсики сотрясался от криков и преждевременных аплодисментов. На сцене толпились актеры вперемешку с музыкантами: местные комики и самодеятельные оркестранты были знакомы всему городу, но тут они декламировали сложные монологи, перемежаемые неожиданными музыкальными номерами как частью действия. Так был поставлен «Эдип-царь» Софокла во французском переводе Жана и Майотт Боллак. Жан Боллак умер в 2012 году, вдова, не меньший знаток греческого, продолжила перевод античных авторов и выпустила даже переложение всех сохранившихся пьес Еврипида под названием «Демоны и чудовища». Конечно, название говорит не о фантастических существах мифологии, а о демонах, живущих в каждом из героев.

Майотт Боллак, пересказывая каждую пьесу на нескольких страницах, объяснила, что такое фрустрация и контрперенос, почему герои могли не доверять друг другу или что означает имя Елена, по одной из версий «захватчица». У другого толкователя это было бы очередной популяризацией древности в духе психоанализа и культурного любопытства, но у Майотт совсем иное – она скрыто размышляла, как могли люди жить вместе, встречаться с богами и чужестранцами и как нам сейчас трудно встретиться с другим, мигрантом или непосредственным начальником, другом детства или случайным врагом. В этом духе супруги Боллак истолковали и царя Эдипа – как человека, боящегося даже собственной тени, отвечающего на загадку Сфинкса только потому, что он увидел свою тень и вспомнил слово «человек». Робкий человек совершает опрометчивые поступки, тогда как бесстрашные герои умеют сразиться с чудовищами внутри себя и тем самым укротить демонов своего характера. Отсюда выросла и корсиканская театральная постановка: все рядом, и всем известный скрипач из этого городка оказывается там же, где оратор, с которым поссорилась часть горожан. Мы бы назвали такую постановку сеансом групповой психотерапии на показательных примерах, но мысль супругов-философов – не только терапия.

Вскоре после смерти Жана немецкий журнал «Маска и котурн» опубликовал большое интервью супругов о том, как читать и переводить античную трагедию. По их мнению, слишком часто трагедию ставят не сценично, полагая, что судьбы античных героев и так достаточно страшны и нужно только дать полновесному стиху прозвучать. Но древние греки смотрели драму иначе: они боялись прежде всего за себя, что боги могут распорядиться их судьбами тоже. Трагедия учила договариваться с богами, не в смысле, конечно, компромиссов, а скорее просто подав руку, померившись силами: ты, Аполлон, умеешь играть на кифаре, а я, актер, умею рассказывать не менее увлекательные истории.

Античную машинерию и античный тип театральной иллюзии все равно не возродишь, и поэтому лучше восстановить совместное узнавание друг друга теми, кто уже узнан всеми остальными горожанами. Во многих своих работах Боллак и отмечал, что античное понятие «филия» нельзя переводить просто как «дружба» или «приязнь», скорее это что-то вроде «компанейства» или «командности» в городе или деревне (в духе, скажем мы, «Тимура и его команды»), когда люди так хорошо друг друга знают и так понимают друг друга с полуслова, что могут легко отправиться в народ и помочь народу с его нуждами.

Оказывается, хождение в народ было и в Античности, и напрасно, говорил Боллак, мы мним античных философов или поэтов отделившими себя от толпы аристократами – их далекость от простолюдинов и их нужд была моментом актерской игры, позой, одним из сценических упражнений. Как только они начинали говорить об устройстве мироздания, о музыке, числе или звездах, сразу же они вместе с учениками невольно замечали, как лучше справиться с конфликтами. Античный поэт может говорить сколько угодно о своих любовных похождениях, но это тоже момент сценической речи, в то время как в отношениях с вдохновением, взыскательным отношением к своему труду он целомудрен.

Боллак лично был знаком с великим поэтом Паулем Целаном и первый объяснил Целана французской публике – Целан для него и был поэтом-хозяином, ответственным за каждого своего гостя, которого нельзя обмануть, перед которым нельзя сказать ложно о чем-либо, что видел и знаешь.

Вы скажете: Боллак был сторонником философии диалога. Но истоки диалога находил не только в трудах Мартина Бубера или Михаила Бахтина, но еще в Античности. Например, Гераклит Эфесский говорил, что большая часть людей не замечают, что такое логос (смысл и мера). Но это и значит, что они слишком много замечают себя и заявляют о себе, и потому забывают, что можно было бы стать незаметными, вести себя скромнее. Отсюда любовь супругов Боллак к прозвучавшей через два века после Гераклита максиме Эпикура «Проживи жизнь незаметно». Эту максиму в самой Античности очень не любил Плутарх: если все будут жить незаметно, то о ком писать как о великом человеке? Но Плутарх не был театралом, а супруги Боллак были, и для них прожить незаметно – уметь выйти на сцену в подходящий момент, не испугаться сцены, но вести себя естественно, как у себя дома и у себя в городе, стыдливо и смело.

Боллак, лингвист и философ, находил сценичность в поэтических словах. Если поэт пишет «ясный взор» или «смертный час», это вовсе не простые сравнения, взятые из сказок. Это единственный способ сказать хорошо там, где описания всегда неточны, и отделаться от ситуации штампом «добрый», или «снисходительный», или «опасный» будет просто столь же грубо, сколь актеру обратиться к залу или запросить сочувствия плохой игре. А когда актер сам берет музыкальный инструмент, когда танцем показывает, что сочувствовать ему не надо, потому что сочувствие, даже разделенное с соседями, быстро проходит и обходит стороной дальних собратьев, но и бояться тоже не надо, тогда трагедия и становится очистительным действием.

Неправильно переживать за актера, но неправильно бояться того, что уже произошло. Лучше по-соседски сказать, что мы можем опять сыграть Эсхила и Софокла, потому что мы уже оказались в их доме, доме классиков. Мы привыкли судить о том, «классично» ли поставлен спектакль, тем самым зайдя к классикам в дом без спроса, но они нас извинят, если постановка будет такой, что даже случайный зритель увидит в ней родное домашнее приветствие и протянутую руку друга.

Александр МАРКОВ