На чтение: ≈ 15 мин.С Марией Александровной ФИЛИППЕНКО, учителем года Москвы-1999, мы встречаемся по мере того, как телевидение устраивает передачи, посвященные тем или иным педагогическим проблемам. Телевизионщикам, как правило, нужно, чтобы по ходу передачи сталкивались непримиримые противники – так она, по их убеждению, становится интереснее и живее. Правда, в этой живости частенько от несправедливых слов страдают школа и учитель, но телемастерам от этого ни жарко ни холодно. Но в телепередачах, где встречаемся с Машей Филиппенко (по старой памяти зову ее именно так), мы всегда по одну сторону баррикад.
Так было, когда мы принимали участие в «Пусть говорят» Андрея Малахова, и авторы сценария, не сказав предварительно ничего одной из героинь передачи – директору московской школы, незаслуженно оговорили ее. Тогда вместе с Филиппенко мы давали клеветникам отпор в прямом эфире и, надо сказать, преуспели – перед директором извинились.
Так было на недавней передаче Матвея Ганапольского «Спорная территория», когда он, делая передачу, посвященную Дню учителя, призвал ее участников рассказать о том, что в современном учителе вызывает у них, мягко говоря, не лучшие чувства, и пришлось потратить немало усилий, чтобы сказать хорошее о наших педагогах в канун профессионального праздника (!). Но мы и тут с Машей были вместе.
Знакомы с Машей Филиппенко мы вот уже семь лет, с тех самых пор, когда в 1999 году она стала учителем года Москвы-1999. Учителю латыни школы №1567 победить было непросто: оценивая весьма высоко все данные Филиппенко, жюри сомневалось, может ли стать победителем учитель именно этого, довольно экзотичного предмета. Многое решила тогда позиция руководителя департамента Любови Кезиной, которая разрешила все сомнения жюри, напомнив, что оценивается работа учителя, а не предмет, который он преподает.
Разговаривать о жизни нам с Марией Филиппенко, если честно, некогда, а тут появилась возможность порасспросить ее о житье-бытье после участия в конкурсе.
– Вы ушли из школы?
– Как я могу уйти из школы, которая стала для меня родной? Я ее закончила, я начала тут работу учителем, меня поддерживали во время конкурса. Нет, отсюда я не уйду никогда. Во всяком случае постараюсь не уходить.
– Тогда вы бросили любимое занятие – журналистику?
– Тоже нет. Еще во время конкурса «Учитель года» я стала ведущей телепередачи «Акуна матата», причем конкурс начался тогда, когда я уже была ведущей. Сначала я вела на канале «Рен-ТВ» подростковое ток-шоу «Акватория ЗЕТ», потом – «Акуна матата» на другом канале. Причем мне приходилось с конкурса ездить на съемки и наоборот. Затем я была ведущей радиопередачи «Радиокультура», а сейчас уже два года работаю в журнале «Имеешь право», где занимаюсь проблемами потребительского рынка, объясняя людям, на что они имеют право. Я веду в журнале рубрику «Жалобная книга».
– Зачем вам все это?
– Это дает мне существенный приработок к учительской зарплате. Мой курс латыни в школе – спецкурс, элемент дополнительного образования по выбору. Конечно, мне нравится эта работа, я не могу сказать, что чисто материальный интерес все определяет в этой моей деятельности, но журналистикой я зарабатываю в 26 раз больше, чем своей любимой педагогикой. В школе у меня 4 часа, согласитесь, что это не очень большие деньги, на них не проживу.
– Вы – человек очень разносторонний, хорошо знаете литературу, искусство, почему нельзя взять в школе больше часов и не заниматься журналистикой? Ну, скажем, почему бы вам, помимо латыни, не преподавать, скажем, еще и мировую художественную культуру? Или, наоборот, почему бы не пойти туда, где зарплата столь высока, и не расстаться с малооплачиваемой работой педагога?
– С одной стороны, я действительно не могу прожить только на учительские деньги, а потому вынуждена всегда иметь вторую работу – либо на телевидении, либо на радио, либо в прессе. С другой стороны, я все равно на своих уроках даю ученикам какие-то основы античной культуры – без этого они не усвоят, не поймут латынь, ее истинную ценность. Я сосредоточена на этом одном предмете, наверное, можно было бы взять и еще один, но с моей стороны, считаю, это было бы легкомысленно, МХК – очень серьезно, тут нужно иметь специальное образование, так как предмет очень важный и преподавать его очень ответственно. Я занимаюсь любимым делом. У меня четыре класса, четыре уровня изучения латыни. Я преподаю ее уже двенадцатый год и просто обожаю эти уроки, каждый раз иду в школу с радостью. Педагогическая работа – просто наркотик. Я не представляю, скажем, что придет время рожать ребенка и я буду вынуждена на какое-то время оставить любимое дело. Как я брошу своих учеников и они без меня будут учиться?! Представить это невозможно. Плюс все же конкурс наложил на меня, в хорошем смысле слова, особую ответственность. Я не могу все вот так просто бросить. Знаю, что некоторые победители конкурса потом по разным причинам ушли из школы: кто-то стал менеджером, функционером, кто-то приобрел другую профессию. Для меня все-таки конкурс был очень важным делом, я не то что ощущаю себя постоянно учителем года Москвы, но помню, что на конкурсе все же меня признали неплохим учителем. Благодаря конкурсу меня приглашают на различные публичные мероприятия и есть возможность высказать, обозначить какую-то позицию по тому или иному поводу, сказать какие-то острые вещи.
– Публично вас воспринимают как учителя?
– Как учителя, а не как теле- или радиоведущую и не как дочку известного стране Александра Филиппенко. Мне очень приятно, что я какой-то публичности добилась именно благодаря конкурсу, своим профессиональным педагогическим качествам.
– Скажите, а почему вы после конкурса столь радикально изменили внешность: были очки, короткая стрижка, теперь нет очков, волосы до плеч, другая манера одеваться, даже вести себя вы стали по-другому?
– Я работала тогда на телевидении, у меня был имидж молодежной собеседницы, практически ровесницы или старшей сестры подростков, то есть совсем не учительский. Это было уже семь лет назад, мне было 23 года, и меня весь этот имидж вполне устраивал. Менялся он постепенно: сначала я сняла очки и вставила линзы, что мне было удобнее, потом отрастила волосы, потому что мне понравилась такая прическа, потом я стала больше зарабатывать и уже смогла покупать себе более красивые вещи, по-другому одеваться. То есть не было изменения вмиг, шло время, и я менялась.
– Вы меняетесь, а как воспринимают вас учителя-коллеги в школе, где работаете? Ведь порой вы позволяете себе и некие критические замечания в адрес учительства в целом. Как они оценивают ваши высказывания?
– Мне очень повезло, поскольку я преподаю в школе, которую заканчивала, и учителя знают меня как Машу Филиппенко. Я сейчас их коллега, они зовут меня на «вы» и по имени-отчеству, но относятся как к своему человеку. Для меня это очень хороший вариант. Потому что я знаю: некоторые успешные учителя сталкиваются с ужасной завистью в своих школьных педагогических коллективах, их просто травят, они вынуждены менять школы. Когда я участвовала в конкурсе, мне очень сильно все помогали. Я не понимаю сегодня, как моя директор не побоялась выдвинуть меня в 23 года на этот конкурс. Она очень рисковала, ведь участие учителя в конкурсе сказывается и на репутации школы, ее коллектива. Спасибо и Любови Петровне Кезиной, она ни разу не усомнилась в праве молодого учителя латыни (а это действительно не главный предмет в школе) на участие в таком профессиональном конкурсе. Мне повезло, потому что мои коллеги – мои учителя – воспринимают все мои заслуги как свои, они довольны своей работой, ведь и в самом деле выучили и воспитали меня такой, какая я есть сегодня. Я для них как дочка, а ведь своим детям не завидуют. Я, естественно, стараюсь не задаваться, мой портрет в школе не висит, там висят портреты учителей – отличников образования, ветеранов-педагогов, и я всегда стараюсь при любой возможности искренне благодарить свою школу и своих учителей.
– Журналисты (а вы все же стали уже и журналисткой) всегда окружающее оценивают критически, позволяете ли вы себе на педсоветах высказывать критику и говорить, что все должно быть не так, а иначе?
– Конечно, нет, у меня далеко не тот педагогический опыт, который позволял бы мне это делать. Знаю, что, например, директор школы и ее заместители знают гораздо больше, чем я. Ведь одно дело, когда учитель дает феерический урок и уходит, а другое дело – управление школой, когда руководители изо дня в день занимаются трудной работой, принимая управленческие решения. Я могу вмешаться в какую-то конкретную ситуацию, связанную с детьми. Например, моих учеников хотели отчислить за проступки. Тут я защищала их, потому что на моих уроках они ведут себя пристойно, настаивала на том, чтобы им дали шанс на исправление. Я ведь не заканчивала педагогический институт, я выпускница классического отделения филологического факультета Московского государственного университета. Моим педагогическим университетом стал конкурс «Учитель года Москвы».
– А что вам дал этот конкурс?
– Он был для меня потрясающей школой повышения квалификации, он дал мне все то, чего мне так не хватало. Во всяком случае всем терминам и подходам я научилась, готовясь к конкурсу. Прежде я это применяла интуитивно, просто потому что люблю детей. Когда московские педагоги и коллеги проанализировали мою работу, то оказалось, что у меня есть и мотивация, и эмоциональность, и инновационность, и многое другое.
– В свое время вы, будучи ученицей, вместе со своими одноклассниками воевали против учителя химии и добились, чтобы он ушел. Возможна ли такая ситуация для вас – учителя, что вы будете делать, если ваши ученики придут с жалобой на учителя-коллегу?
– Во всяком случае не буду интриговать и поощрять войну учеников с учителем. Я постараюсь им подсказать, как грамотно, никого не оскорбляя, с помощью классного руководителя выйти из этой сложной ситуации, какие тут возможны решения. Кстати, у нас школа хорошая, и таких ситуаций у нас не бывает. Но всегда важно чувство такта, ведь учителя – люди очень ранимые, и относиться к ним нужно бережно. Урок, как говорят многие, почти интимное дело, учителя не любят, когда в их работу кто-то вмешивается. Но директор нашей школы 31 августа на педсовете сказала: школа будет открытой площадкой, в любой момент на наш урок может прийти любой человек, и к этому нужно быть готовой.
– О школе будущего вы думаете?
– Честно говоря, нет, больше я думаю о детях-индиго – эмоциональных, трудных, требующих особого подхода. Когда я с интересом прочитала о них, то поняла – в моих классах половина таких детей. Например, отличник может заплакать на уроке не потому, что у него что-то не получается, а от перенапряжения или от страха, хотя все знает на «пять». Думаю, формат современной школы отстает от детей, и что-то нужно делать. Какой может быть индивидуальный подход, если в классе должно быть не меньше 25 человек? Все диктуют финансы, и это ужасно.
– Мечта есть?
– Выйти замуж за богатого человека и работать в свое удовольствие только в школе за 2000 рублей.
– Любимое латинское выражение?
– Их много, но, пожалуй, это: «Feci, quod potui, faciant meliora potentes», что означает: «Я сделал, что смог, пусть, кто может, сделает лучше».
Выбор читателей
Комментарии