Прорыв к вечности

Передо мной – методическое пособие. У большинства людей одно упоминание этого специфического жанра порождает реакцию скуки, отчего сводит скулы и возникает спонтанная физиологическая реакция зевоты. Но здесь методическое пособие особого рода. Пишу об этом не потому, что меня с автором связывают долгие десятилетия дружбы и совместной профессиональной деятельности, а исходя из реальных практических результатов, достигнутых этим замечательным педагогом в работе с детьми, и что еще более важно – этот человек обладает феноменальным универсанализмом мышления, ставящим ее в один ряд с выдающимися философами и культурологами. Здесь я должен заранее попросить извинения у читателя, ибо для того чтобы развернуть систему доказательств, подтверждающую эту мысль, мне придется достаточно подробно цитировать тех мыслителей, которые каждый своим путем, независимо от Татьяны Анатольевны Рокитянской, приходили к тем же выводам, что и она. Во временном дискурсе все могло быть наоборот: педагог примыкал к их воззрениям, решая практические задачи.

Педагогика – прикладная философия
С давних пор я разделяю убеждение замечательного педагога русского зарубежья С.И.Гессена в том, что настоящая педагогика – это всего лишь прикладная философия. Он справедливо полагал, что всякая педагогическая система – даже там, где она выдает себя за эмпирическую науку, – есть приложение к жизни философских воззрений автора.
Здесь тот самый случай. Но обо всем по порядку. Отчего тухнут глаза студентов педагогических вузов, а откровенно говоря, и опытных учителей, проходящих переподготовку на курсах повышения квалификации, когда они узнают об императивной необходимости прослушать курс методики преподавания того или иного предмета? Разумеется, здесь целый комплекс причин, среди которых подготовка лектора, знание им потребностей и особенностей современных детей, соотнесение педагогом собственного опыта с предлагаемыми методиками, часто надуманными, искусственными и оторванными от реальной практики и т. п. Но среди многих причин, вызывающих методическую аллергию, есть одна, на мой взгляд, главная, даже если она не осознается таковой учителем. Такой подчеркнуто утилитарный технологический подход лишает педагога самого важного – глубинного осмысления своей деятельности, осознания важной миссии в культуре. Говоря словами поговорки, он перестает за деревьями видеть лес. В свою очередь такая смыслоутрата на фоне всеобщей деградации культуры лишает его одухотворения, энтузиазма, уверенности в возможности справиться с поставленной задачей. Это касается любого предмета. Что говорить о музыке, которая на протяжении многих последних лет рассматривается как второстепенная, необязательная дисциплина, для которой все меньше времени находится в напряженных школьных образовательных программах.
Вот почему я с таким повышенным вниманием рассматриваю философские воззрения автора.
Люди, утверждает Рокитянская, пели сотни тысяч лет. И столько же играли на музыкальных инструментах. Музыка рождалась из груди человека, от его эмоций, представлений, верований. Что-то становилось ритуальной частью жизни, запоминалось и жило в устной традиции. Сравнительно недавно (500 лет назад) возникла нотная грамота, появились профессиональные музыканты, профессиональная деятельность которых «обез­голосила» народ, «обез­движила» его руки, давая пользоваться только ушами. Пение и музыка как-то забылись и стали представляться как что-то сложное, для избранных, недоступное всем. Музыкальные знаки заслонили от нас музыку – петь и играть могут только посвященные. В ответ мы видим мощное движение «низов» в виде рок-, поп-музыки, поколение «наушников», слушающих свою музыку 24 часа в сутки. Между тем потребность в занятиях музыкой, танцем, театром и прочими искусствами постоянно растет, человек буквально оживает, соприкасаясь с живой музыкой. Автор видит свою сверхзадачу в том, чтобы вернуть звук в тело и душу, дать ему звучать, минуя сухую науку знака, и только потом родить музыкальные знаки вновь, из себя, из своего музыкального опыта, ибо скучно учить значки, не чувствуя, не понимая, о чем они говорят.
Остановимся на время, отметив для себя, что автор не делит музыку на массовую и элитарную, пытаясь разобраться в неизбежном и не сегодня родившемся этом условном различении.
Поразительно, но к тем же выводам о массовой и элитарной музыке приходит выдающийся музыкант, культуролог, неутомимый пропагандист классической музыки Михаил Казиник:
«Но в книге, которая перед вами, я посмею отказаться от этих двух терминов и заменить их другими. Ибо разговоры о массовой культуре, во-первых, надоели, а во-вторых, оскорбительны для «массовых ушей».
А в-третьих, все не так просто.
Существует Культура земная и космическая. Ведь человек – это космический Дух, помещенный в земное тело. Поэтому цели у земной и космической культуры разные.
Цель земной культуры – ублажить земные тела, приковать биологическое тело к земле, до предела насытить потребности этого биологического тела, создав усредненный образ человекоособи, и определить круг ее (особи) основных потребностей. Особь должна мыслить стереотипно и действовать с пользой для всех остальных среднеразумно существующих особей. Культура для всех так откровенно и называется «массовая культура». А источники информации, которую они должны получать, так и называются: «средства массовой информации».
Представители же космической культуры – Гении – создают величайшие творения, но они не имеют дело с массами. Они догадываются об основном постулате космического Духа. О том, что Человек – уникален, единичен, неповторим. Поэтому космическая культура всегда обращается к одному человеку, к неповторимой и уникальной личности. И здесь возникает парадокс. Космическая культура – это связь макро- и микрокосма, то есть Космоса и порожденного им человека.
Но тогда это значит, что для восприятия великой культуры мы должны быть тоже гениями. Ведь само собой разумеется, что посредственность не в состоянии понять гения.
Можно читать сколько угодно книг, слушать красивые мелодии, смотреть на картины величайших художников, но все безрезультатно. Ибо у космической культуры есть система знаков, без постижения которых нет подлинного понимания искусства. Земная культура не заинтересована в человеческом космическом, ибо ее интересует не индивидуальность, а всеобщность огромной человеческой биомассы.
Вот и остается человек в рамках конвейерной культуры, попадая в регистр тех, кто постоянно пополняет карманы владельцев бесконечных «фабрик звезд». (Михаил Казиник. Тайны гениев. – М. : АСТ, 2019. – С. 8.)
Примечательно, что к тем же самым выводам за полвека до Михаила Казиника пришел другой выдающийся человек. И в каких трагических обстоятельствах!
Передо мной фотография. Светлое одухотворенное лицо, мягкая улыбка, внимательный взгляд сквозь круг­лые линзы очков. Типичный интеллигент: немецкий философ и теолог Дитрих фон Бонхеффер. Ему всего тридцать четыре года, но жизнь подходит к концу. Участник заговора против Гитлера – в 1944 году в нацистской тюрьме он ожидает смертной казни, при этом не перестает заниматься странной для его положения философской рефлексией. Неисповедимыми путями «Письма к другу» попадают на волю. В них он ставил знак равенства между чувством дистанции и качеством личности человека. Привожу одно из его последних писем из тюрьмы: «Если у нас недостает мужества восстановить подлинное чувство дистанции между людьми и лично бороться за него, мы погибнем в хаосе человеческих ценностей. Нахальство, суть которого в игнорировании всех дистанций, существующих между людьми, так же характеризует чернь, как и внутренняя неуверенность; заигрывание с хамом, подлаживание под быдло ведет к собственному оподлению. Где уже не знают, кто кому и чем обязан, где угасли чувство качества человека и сила соблюдать дистанцию, там хаос у порога. Где ради материального благополучия мы миримся с наступающим хамством, там мы уже сдались, там прорвана дамба, и в том месте, где мы поставлены, потоками разливается хаос, причем вина за это ложится на нас. В иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей, сегодня оно со всей страстью должно выступать за уважение к дистанции между людьми и за внимание к качеству. Подозрения в своекорыстии, основанные на кривотолках, дешевые обвинения в антиобщественных взглядах – ко всему этому надо быть готовым. Это неизбежные придирки черни к порядку. Кто позволяет себе расслабиться, смутить себя, тот не понимает, о чем идет речь, и, вероятно, даже в чем-то заслужил эти попреки. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существующих слоев общества. Аристократия возникает благодаря жертвенности, мужеству и ясному осознанию того, кто кому и чем обязан, благодаря очевидному требованию подобающего уважения к тому, кто этого заслуживает, а также благодаря столь же принятому уважению как вышестоящих, так и нижестоящих. Главное – это расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества, главное – восстановить порядок на основе качества. Качество – заклятый враг омассовления. В социальном отношении это означает отказ от погони за положением в обществе, разрыв со всякого рода культом звезд, непредвзятый взгляд как вверх, так и вниз (особенно при выборе узкого круга друзей), радость от частной, сокровенной жизни, но и мужественное принятие жизни общественной. С позиции культуры опыт качества означает возврат от газет и радио к книге, от спешки – к досугу и тишине, от рассеяния – к концентрации, от сенсации – к размышлению, от идеала виртуозности – к искусству, от снобизма – к скромности, от недостатка чувства меры – к умеренности. Количественные свойства спорят друг с другом, качественные – друг друга дополняют».
Дитрих Бонхеффер писал эти строки в нацистской Германии, но наступление хамства в истории периодически принимает разнообразные идеологические и политические формы, в том числе рыночно-демократические. Поэтому и спустя десятилетия призыв расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества не теряет своей актуальности.
Дитрих Бонхеффер впрямую предупреждает об опасности заигрывания с хамом, подлаживания под быдло. А Михаил Семенович Казиник, вслушиваясь в «Картинки с выставки» М.П.Мусоргского, улавливает весь спектр современной музыкальной культуры: от грубого примитива музыки «быдла» до имрессионистических созвучий «тюильри».
Оба – и Казиник, и Бонхеффер – видят путь высвобождения опыта качества в обращении к тишине. Но именно этому обучает детей сызмальства Татьяна Рокитянская. На одном из занятий она приучает своих воспитанников слушать тишину. «Звук должен покоиться в тишине, как драгоценный камень в бархатной шкатулке», – говорил Генрих Нейгауз. Для этого существуют паузы и ферматы. Почти 80 лет назад, в 1952 году, американский композитор Джон Кейдж, задумавшись о первооснове музыки в целом, создал композицию «4/33//», при исполнении которой слушатели на 4 минуты и 33 секунды погружались в тишину зала, где не звучал ни один звук. И тогда люди стали слышать другие звуки… Оказалось, что эта тишина – не полная, что при остром вслушивании можно слышать нечто другое. Это могут быть минимальные вибрации внешних звуковых волн (физика) или наши внутренние представления какой-то мелодии (психика, физиология)…
Опять же интересно, что недавние исследования Стенфордского университета установили, что интенсивнее всего мозг работает, слушая тишину.

Музыка и слово
Профессиональным инструментом педагога, какой бы предмет он ни преподавал, всегда является слово. Соотношение музыки и слова – тема деликатная. Великие музыканты убеждены, что хорошая музыка в слове не нуждается. Гениальный Святослав Рихтер утверждал: «Хорошая музыка в хорошем исполнении не требует никаких слов – она дойдет до любого человека».
В глубине души это убеждение разделяет и Михаил Казиник:
«Любить музыку – значит играть ее или наслаждаться ею, слушая.
Всякое слово убивает музыку как Космическую гостью.
Самое великое счастье я испытываю, когда в одиночестве играю на скрипке, рояле. Я чувствую такие контакты с Неизъяснимым!
Или когда я слушаю музыку.
Я ухожу так далеко от этого однообразного, примитивного мира, где нужно питаться четыре раза в день и желательно в одно и то же время. Где нужно спать не менее семи часов.
Где нужно регулярно обзванивать каких-то там не очень близких знакомых, чтобы не вызвать у них обиды». (Цит. изд. – С. 18.)
Музыкант Казиник в слове не нуждается. Педагог-популяризатор Казиник им виртуозно владеет. Мало того, взвешивая на весах слово и музыку, он проверяет себя в ходе педагогического эксперимента.
Всем известно, что исполнение Рихтера не просто хорошее, но совершенно гениальное. И музыка на предстоящем концерте должна быть самого высокого качества: поздние фортепианные сонаты Бетховена. Используя все свои связи. Михаил Казиник достал 14 билетов и вручил современной молодежи из московского ПТУ. Он справедливо полагал, что ни один из них никогда не был на концерте Рихтера и никогда не слышал поздних бетховенских сонат. После концерта собрал письменные отзывы ребят.
Результаты эксперимента были ужасающие. Ни одного из пэтэушников гениальная музыка и не менее гениальное исполнение «не прошибли».
Тогда педагог Казиник договорился с ребятами о встрече в небольшом помещении с роялем и проигрывателем. В тот вечер они общались долго, никто никуда не спешил. Они говорили долго. О жизни, о Бетховене, о смерти, о любви. Постепенно перешли на поэзию. Говорили о том, чем слово в стихе отличается от слова в жизни. А когда он начал играть вторую часть «Тридцать второй сонаты» Бетховена, то мгновенно почувствовал, что музыку и слушателей объединяет ток величайшего напряжения. Затем создали полумрак: погасили свет, зажгли свечи и включили в записи великого Святослава Рихтера.
«И произошло чудо. После окончания музыки ребята стали единогласно и вполне серьезно утверждать, что «тот дядька» этой музыки не играл. Тот просто стучал по клавишам. И что то было громко и скучно. Иногда – тихо и скучно. А музыка, которую они слышали сегодня, – просто прекрасна». (Цит. изд. – С. 22.)
Что и требовалось доказать. Понимание и чувствование музыки наступило у подростков лишь после предварительной подготовки, специально организованного и, судя по описанию, виртуозно проведенного занятия. Но для Михаила Казиника такое занятие – яркий эпизод, а для Татьяны Рокитянской – ежедневная практика.
Увы, без слова никуда. Но в чем Казиник абсолютно точен, так это в том, что не всякие слова здесь будут уместны, а только те, с помощью которых мы входим в такое измерение, где слова теряют свой обыденный смысл и становятся знаками, символами чего-то иного, не сиюминутного. Речь идет о поэзии, которая сродни музыке, где слово не равно самому себе, ибо часто в поэзии слова и понятия не соответствуют логике повседневной речи. В чем легко убедиться, когда имеешь дело с настоящей поэзией. В частности, тишина, как и музыка, внешне противоположна слову.
Но парадоксальным образом услышать тишину нам помогают поэтические строки замечательного поэта, сказочника и переводчика, супруги выдающегося философа и культуролога Г.С.Померанца Зинаиды Александровны Миркиной.
Обратимся к ее стихам:

Когда доходит до нуля
Весь шум и, может быть, все время,
Я слышу, как плывет земля
И в почве прорастает семя.

И, обнимая небосвод
Крылами неподвижной птицы,
Душа следит, как лес растет
И в недрах смерти жизнь творится.
Я осязаю ни-че-го.
И все. – Ни мало и ни много –
Очами сердца своего
Я молча созерцаю Бога.

* * *
Созерцанье – не наслажденье.
Это – слушанье и служенье,
Зов архангельский, – звуки рога –
Сердце слушает голос Бога.
Тот, что тише полета мухи.
Это – богослуженье в Духе.
Гармоничней, чем шорох
лиственный.
Это – богослуженье в Истине…

* * *
Безмолвие мое – пространство
для Вселенной.
Размытые края, раздвинутые
стены.
Безмолвие мое – очищенное поле
Для действия Творца, для тайной
Божьей воли.
Бессрочно долгий час, в который
молкну я,
Чтобы звучала речь немолчная
Твоя.
И, может, в мире есть
единственное счастье –
Безмолвие мое перед Твоею
властью.

* * *
Над нами листьев желтый свод,
А мы сидим у костерка.
И тишина течет, течет,
Как полноводная река.
Осенним, тихим, теплым днем,
Когда все листья зажжены,
Мы долго, медленно плывем
Вглубь по теченью тишины…

* * *
О, Господи, такая тишь,
Что слышно мне, как Ты творишь,
Как восстанавливаешь Ты
Мои бессмертные черты,
Которые погребены
На дне священной тишины, –
В средине сердца Твоего.
Какая жизнь внутри него!
Жизнь прошлая была лишь тенью.
Так вот что значит воскресенье!

Каждый ребенок –
музыкант
«Каждый ребенок – музыкант» – так называлась одна из предыдущих книг Т.А.Рокитянской. Она не только твердо убеждена, но и доказывает всей своей практической деятельностью, что каждого ребенка можно научить понимать и чувствовать классическую музыку. (Музицировать совместно с ним – всего лишь способ достижения поставленной глобальной цели.) А, собственно говоря, зачем? Ведь миллионы людей прекрасно обходятся без этой, как принято говорить сегодня, компетенции, не испытывая притом ни малейшего чувства неполноценности.
Михаил Казиник берет еще выше, ибо убежден, что каждый человек рождается гениальным.
«Он – сгусток космической энергии, оказавшийся в земном болоте. И в этом болоте его уже поджидают местные властители. Отныне Человек станет рабом земных конвейеров. Его поставят в ряд, кастрируют, объяснят, как он должен себя вести. Ему расскажут о том, что значит «быть современным». Его научат покупать то, что необходимо продать для обогащения продавцов.
Космический дух подчинится земному телу и начнет стареть вместе с ним. Смерть тела повлечет за собой смерть неразвившегося духа…
Для того чтобы этого не произошло, существует космическая культура. Культура, полная тайных знаков, поддерживающих связь Человека Земли с его колыбелью – Космосом. Гениальные творения искусства всегда актуальны, ибо для них не существует понятия времени.
Но человека, дух которого попал в земную ловушку, не интересует столь абстрактная категория, как категория Вечности. Та небольшая группа людей на нашей планете, которым дано создавать и воспринимать явления подлинной культуры, прекрасно знают, о чем идет речь.
Но, увы, невероятно сложно достучаться до громады обманутых, чтобы помочь им не потерять связь с космической колыбелью.
Как раскрыть им, что они теряют?
Как помочь им пройти через систему тайных знаков?
Как преодолеть коды?
Что должны они узнать, что – почувствовать, чтобы понять, что эта жизнь в ее «сегодня», «завтра» и «через неделю» – лишь ограниченное земное явление?
На Земле нам всем дан шанс. Это – Духовное излучение Вечности. Той Вечности, от которой мы ежеминутно и ежесекундно отворачиваемся». (Михаил Казиник. Тайны гениев. – М. : АСТ, 2019. – С. 9.)
Вот мы и добрались до самого главного.

Прорыв к вечности
Современный человек испытывает невероятную тревогу и неподотчетный сознанию страх на фоне невиданных доселе темпов развития цивилизации (не будем путать ее с культурой). Цивилизация, образно говоря, пошла вразнос: ломаются привычные устоявшиеся представления о жизни, ревизии подвергаются ценности и смыслы существования. Наиболее точно состояние смыслоутраты, или, говоря языком философов, экзистенциального вакуума, выразил С.Беккет: «Голый человек на каменистой земле и пустое небо над ним».
Где искать спасения? Как отключиться от зла? Как собрать силы, чтобы выжить творчески и психически? Мировые религии в соответствии с культурологическими особенностями регионов выработали свои способы выхода из транса. Это созерцание, медитация и молитва. Способы выхода из транса разные, а цель одна – отрешиться от суеты и найти контакт с собственной глубиной. И тогда начинается медленный процесс, который Г.С.Померанц называл собиранием себя. Процесс этот по своей природе творческий и в принципе доступен каждому человеку. Не зря же о. А.Мень утверждал, что, для того чтобы творить, не обязательно быть скульптором, музыкантом или писателем. Каждый человек строит свою душу, опираясь на верный метод различения добра и зла, которые вовсе не относительны, как утверждают современные адепты нравственного релятивизма.
«Альтернативой Иисусу Христу является антихрист. Это дух, дух, который действует в истории. Христос – это свобода, антихрист есть порабощение. Христос – это любовь, антихрист есть ненависть. Христос – это вселенскость, антихрист замыкается в групповом, клановом, национальном и так далее. Христос есть ненасилие, антихрист – насилие. Христос – истина, антихрист – ложь. Пользуясь этим методом, мы всегда можем угадать дух антихриста и его носителей». (Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей. – М.,1986.  – С. 82.)
В этом же ключе мыслит и М.С.Казиник.
«Только глубоко постигая искусство, начинаешь постигать: какова ценность человека; как велика значимость человеческой жизни; какой судьбы достойно Человечество, породившее не только войны, тоталитаризм, нивелирование личности, разрушения, но и великое Творчество. Творчество, дающее Человеку право называть себя Человеком Разумным и путешествовать по вселенной с гордо поднятой головой.
Ибо подлинность творчества гениальных композиторов, поэтов, художников проявляется не в большей или меньшей красоте мелодий, аккордов, рисунка, красивых поэтических образов или колорита только, а в наличии невиданных глубин, открывающих иные измерения человеческого бытия и, более того, меняющих представления о жизни.
Я пишу эту книгу с верой в то, что некоторые принципы, рассуждения, мысли помогут новому поколению войти в искусство. И войти не по принуждению и даже не потому, что это якобы необходимо с точки зрения общества, отдельных педагогов, родителей или кругов, в которых вращается тот или иной человек.
Моя цель – сделать все возможное, чтобы человек испытал огромную внутреннюю потребность, почувствовал невозможность полноценной жизни без глубокого и постоянного общения с искусством». (Михаил Казиник. Тайны гениев. – М. : АСТ, 2019. – С. 16.)
Он пишет с глубокой верой в человека, с надеждой, что вступающим в жизнь поколениям можно и нужно помочь войти в искусство, и вой­ти не по принуждению и даже не потому, что это якобы необходимо с точки зрения общества или отдельных педагогов, родителей или кругов, в которых вращается тот или иной человек. Его цель, равно как и Т.А.Рокитянской, – сделать все возможное, чтобы человек испытал внутреннюю потребность, почувствовал невозможность полноценной жизни без глубокого, постоянного общения с искусством. Что же касается детей, то он убежден, что именно в начале пути незнание смерти помогает ребенку жить в ином ощущении – ощущении бессмертия. Именно поэтому детство – подлинный адепт вечности.