search
main
0

Прокрустово ложе. или Праздник, который не с нами

Термин «послевкусие» придуман виноделами, но использовать его можно и по другому поводу. Например, после завершения конкурса «Лучшие школы России».

В буклете, выпущенном к Всероссийскому конкурсу лучших школ, сделана довольно интересная ошибка: конкурс школ в рамках ПНПО определен как «Симулирование общеобразовательных учреждений, внедряющих инновационные образовательные программы». Конечно, к конкурсу в рамках ПНПО такое определение относиться не может, а вот к конкурсу «Лучшие школы России», который проводит Фонд поддержки российского учительства, оно, как ни печально, применимо. Вот только не школы-участницы конкурса симулируют бурную инновационную деятельность.

Я не говорю о том, что все профессиональное конкурсное движение в течение последних лет ставится с ног на голову в угоду конъюнктурным соображениям, например, участвуют в нем только победители конкурса в рамках нацпроекта «Образование», а это резко сужает число возможных претендентов на победу в профессиональном соревновании. Ведь хорошо известно: наличие четких количественных квот в ПНПО для регионов отсекает значительную часть очень хороших школ. Куда логичнее было бы определять победителей конкурса «Лучшие школы России» и потом рекомендовать их по этому показателю в победители ПНПО.

Я не говорю о том, что теперь в жюри могут входить не лучшие представители педагогического сообщества – профессиналы, а только те эксперты, которые участвовали в отборе школ в рамках того же ПНПО, что содержательно обедняет конкурс и снижает планку оценивания.

Я не говорю о том, что каждый год некто определяет основную тему конкурса и лучшие школы-участницы вынуждены не рассказывать о своих истинных достижениях, а загонять рассказ о своей деятельности в узкий тематический тоннель, в котором им узко, неудобно, непривычно, но иначе победы не добьешься. Конкурс лучших школ нынче похож на выкраивание лоскутов из прекрасного материала, но по одной и той же выкройке. Что под выкройку не подходит, то безжалостно отсекается. При этом еще и правила отсечения меняются год от года: в прошлом году на конкурсе отбирали одну лучшую школу России, в нынешнем – десятку.

Прежде всего нужно ответить на вопрос: зачем победителям ПНПО нужно участвовать еще и в этом конкурсе? Ответ однозначен: даже победа в нацпроекте не дает необходимого школам морального поощрения. Идея нацпроекта, как бы ни изощрялись в описаниях и обоснованиях, сводится к получению миллиона рублей. Конкурс же лучших школ – к звону колокольчика, который вручают победителям. Так вот, как ни парадоксально, но этот серебряный звон, видимо, для школ куда значительнее миллиона. Ради него и решаются очень хорошие российские школы на еще одно непростое конкурсное испытание.

Сложность конкурса в том, что за двадцать минут каждая школа должна рассказать о своей работе полно, исчерпывающе, живо, эмоционально и умно, а потом за десять – ответить на вопросы жюри. За такое короткое время команда, состоящая аж из пяти человек, справиться с таким заданием не может по определению, ведь еще нужно показать видеоряд, рассказывающий об учебном заведении, обязательно дать слово ученику, родителю и журналисту. Лучшим оказывается тот, кто в состоянии заранее написать, срежиссировать и исполнить маленькое шоу-представление, эмоционально воздействовать на уставших членов жюри. Почему уставших? А потому, что в этом году жюри отсмотрело три десятка выступлений за два дня, и не устать от этого было просто невозможно. Вот и запела команда замечательного Уразовского аграрного лицея, победившего сразу в двух нацпроектах – образовательном и сельском. Вот и создала замечательную картинку Мордовии команда саранской гимназии № 19, одев участников в национальные костюмы. Вот и устроил целый спектакль с главным героем-кадетом Тамбовский кадетский корпус. Одни читали стихи, другие пускались в пляс, третьи привлекали в помощники региональную экзотику. Даже серьезная гимназия №56 из Санкт-Петербурга и та поддалась общему настроению: показала свой клип – ремейк с телебобрами. Оно им надо? Какое это все имеет отношение к конкурсу? А никакое. Но жюри во главе с ректором Академии повышения квалификации работников образования Эдуардом Никитиным против этого не возражало. Возникало сильное чувство неловкости от происходящего. Было вообще неудобно оттого, что тридцать замечательных школ, равнозначных по уровню работы, должны ломать комедию. И чем лучше школа, тем обиднее за нее. У меня душа изболелась за 56-ю питерскую гимназию: если бы ее не сделали победителем, у ее директора Майи Пильдес, наверное, был бы инфаркт. Гимназия участвовала в конкурсе второй раз (зачем, отдельный разговор), и у нее не было вариантов: или доказывает, что от прошлого конкурса до нынешнего выросла необычайно и побеждает, или не доказывает, не побеждает и получает огромный удар по своей репутации. Все решали случай, известность, авторитет самой Пильдес. А ведь все могло бы решиться и не так, ведь в этом году Питер представлял еще и не менее сильный лицей №533 «Малая Охта», так что победу жюри могло отдать и ему, и ростовской гимназии №36, и казанской №94, и московскому лицею информационных технологий №1537 или московской гимназии №1544, и липецкому лицею №44. Присуждение победы подчас предсказуемо, но предсказуемо совсем по другим критериям, нежели те, что обозначены в условиях конкурса. Ну как можно было не дать звание лучшей гудермесской гимназии №3, ведь она работает в очень сложных условиях? (И дали.) Но тогда по тому же принципу должна была победить и Андрейковская сельская школа из Смоленщины, и рязанская гимназия №5, и физико-математический лицей-интернат из Коми, и сельская Нововаршавская гимназия из Омской области, и многие другие участники конкурса, которые работают в других, но по-своему не менее сложных условиях.

Директора школ, которые не победили, – люди взрослые и, конечно, понимают: десяти пряников, то бишь колокольчиков, не хватит для тридцати участников. Да и нам это тоже понятно, на то и конкурс, чтобы определить лучших. Но что делать, если все эти тридцать и без того лучшие? Ну, наверное, хотя бы вести себя с ними этично и тактично, с пониманием. С непобедившими же поступили по-иному: их не пригласили на сцену Государственного Кремлевского Дворца хотя бы для того, чтобы представить и сказать: они отобраны из тысяч школ и вошли в тридцатку лучших. Им было бы не так горько осознавать, что не вошли еще и в десятку. Двадцати школам не дали в ГКД даже бумажного диплома, с которым они могли бы вернуться домой, показать начальству и сохранить репутацию, а ведь это для каждой школы очень важно. В конце концов кто мешал организаторам устроить награждение, скажем, по десяти номинациям и дать каждой школе если не первое, то хотя бы второе или третье места? Их бы и это устроило. Но ничего не произошло. Помешало равнодушие. Ведь в отчетах будет все отлично.

Как же, конкурс провели, Всероссийский!

Как же, итоги подвели аж в Кремлевском дворце!

Как же, перед участниками выступил аж сам первый вице-премьер Дмитрий Медведев.

А то, что в зале сидели тысячи измученных ночным переездом директоров школ, завезенных автобусами из регионов к одиннадцати дня и простоявших несколько часов в фойе дворца, где негде сесть; что в буфете на всех не хватило горячей воды для чая и кофе, бутербродов и даже банальных плюшек, то есть на тех, кто отмахал сотни километров, чтобы организаторы испытали гордость от масштаба мероприятия, похоже, никого не волновало. Тысячам педагогов отвели роль статистов, как и двадцати из тридцати участников конкурса «Лучшие школы России».

Закономерный вопрос: зачем все это? В который раз не могу уловить смысл происходящего. Сколько лет «Учительская газета» как один из учредителей боролась против того, чтобы превращать конкурс «Учитель года» в шоу-состязание. В том конкурсе организаторы тоже допускают уйму серьезных ляпов, но по крайней мере теперь там лучшие учителя состязаются профессионально, в том русле, в каком обычно работают в своих образовательных учреждениях. Спрашивается, неужели на прежних ошибках организаторы (а они одни и те же на всех профессиональных конкурсах) не могут научиться, неужели снова и снова нужно вести борьбу, чтобы придать конкурсам приличествующее им лицо? Впрочем, с кем и зачем нужно бороться учредителям конкурса? С техническими организаторами? Да кто они такие в конце концов, чтобы диктовать свои условия и под тем или иным предлогом продавливать их утверждение? Только потому, что на их счет поступают бюджетные средства на проведение конкурсов?

Смысл профессиональных конкурсов вовсе не в том, чтобы поставить галочку об их проведении и обеспечить публикацию информации в СМИ. У них гораздо более высокое предназначение. Они не могут по определению быть проведены так, чтобы участники изверились в справедливости и даже в своих возможностях. Иначе это не поможет им работать, а родит опасное чувство неуверенности в правильности того, что делают. Десять школ по праву признаны лучшими, двадцать по праву тоже лучших школ уехали по домам с чувством горечи. Если ничего не изменить в конкурсе, на следующий год повторится та же история, и конкурс не поддержит лучших, а нанесет им большую обиду.

Парадоксально, но все это дело рук Фонда поддержки российского учительства. Поддержка сводится к проведению конкурсов, которое поддержкой не становится. Важное дело проходит не лучшим образом, и возникает убеждение, что, как говорил герой фильма, у работников фонда «глаз замылился» и они не видят (или не хотят видеть) очевидных вещей. Может быть, и другое: фонд так поверил в свою исключительную гениальность, в то, что ему виднее, как и в какой форме проводить профессиональные конкурсы, что ему теперь и учредители со своими представлениями уже не нужны. Удивительно, что учредители столь терпеливы, другие бы уже давно поставили вопрос: а нужно ли нам столь своевольное дитя, которое претендует на абсолютный диктат? Если этого не произойдет, учредителям в самом скором времени самим придется отвечать на неприятные вопросы, связанные с огрехами в проведении профессиональных педагогических конкурсов.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте