«Продленка» для Лермонтова. Утром – уроки, вечером – услуги. Совесть учителя «распилили» на два сорта

Юбилей шагает по стране – чествуем Лермонтова Михаила Юрьевича. Говорят, что школьным наукам он учился дома до 14 лет (по-нашему – до восьмого класса). Стало быть, пользовался услугами гувернеров и домашних учителей. Последние разговаривали с ним на трех языках, учили живописи, лепке, музыке (юный поэт играл на флейте, фортепиано и скрипке).

Слово услуга было для него в отличие от нас очень понятным и своим.  Служил на Кавказе. «Окажите мне услугу», – говорил, бывало, современникам, а в деловой переписке ставил, прощаясь, перед  именем: «Ваш покорный слуга». Благодаря опять-таки услугам репетиторов поступил в  Московский университетский благородный пансион, а затем и в Московский университет. В то время это был единственный (только подумайте!) вуз в целой Москве.          Сейчас только в одной столице 250 высших учебных заведений, а в России – умножай на пять.   Странная вещь, непонятная: людей с дипломами в обществе становится все больше, а самого общества (просто людей) что-то совсем наоборот.           Где мы? Что происходит? Вечные, главные вопросы…  Учителя на страже безопасностиА тут недавно в Пензе президент поучаствовал в работе форума Общероссийского народного фронта на тему «Качественное образование во имя страны». Наблюдатели уже заметили, что сквозной стала на встрече тема образовательных услуг. Как и три года назад, президент просил прощения у педагогов за услугу. Он и сам не любит это слово. В мае 2011-го, на VI съезде Всероссийского педагогического собрания, будущий президент (тогда премьер-министр) впервые извинился за неподобающий язык, которым разговаривают с учителями высшие отраслевые управленцы. Точная цитата: «Я прошу простить нас за такие административные штампы типа «услуги медицинские, образовательные». Конечно, вы правы… (после паузы) Можно и так сказать: услуги по обеспечению обороноспособности», – блестяще отшутился ВВП, сорвав оглушительные аплодисменты.  Ну а теперь вот и на пензенской земле в дни лермонтовского юбилея в зале библиотеки, носящей имя виновника торжества, лидеру страны опять пришлось признать, что да, термин не самый удачный.  Было так. «Образование – это категорически не услуга. Это  система, образующая институт нации», – буквально отчеканил в микрофон профессор СПбГУ, учитель Президентского лицея г. Санкт-Петербурга Сергей Рукшин. Выслушав речь замечательного математика и земляка, глава государства не оставил без внимания старый сюжет об отправных понятиях. Ну и, разумеется, о неточностях нашей разговорной речи. Вот стенограмма. «В. ПУТИН: Вы опять сказали про образовательные услуги. Конечно, это штамп. Так же этот штамп обижает медиков и прочее. Но это просто для удобства решения и обсуждения неких вопросов, которые к сути образовательного процесса, конечно, отношения не имеют или имеют самое отдаленное. Конечно, это не просто услуга или совсем не услуга – образование (…)».  И все-таки. Люди хотят понять, разобраться: образование – это услуга или нет? То есть это уже за деньги или все еще бесплатно (по Конституции)? А им отвечают – по буквам: «Конечно, это не просто услуга или совсем не услуга – образование». В переводе это означает лишь одно: закона нет. Как договоримся, так и заживем. «Сколько, почем?» – интересуется народ. «А сколько вам надо?» – переспрашивают откуда-то сверху.   Государство торгуется. По Конституции – бесплатно, и точка. По факту – можно договориться, поторговаться, сбить цену. Или, наоборот, набить. Переговоры о цене – первая стадия коммерческого действия, самой банальной купли-продажи.  Значит, все-таки услуга?  Знакомьтесь: Семенцова Н.А., учитель физики и математики средней школы №33 г. Смоленска. За десять примерно минут до выступления г-на Рукшина с той же трибуны она с болью говорила о доступности качественного образования.  (Скрытый сюжет: в регионах с августа вводят платную продленку. Тарифы впечатляют, а комментарии министра образования Д.Ливанова (он сидит тут же, в зале) лишь подливают масла в огонь. Впрочем, выступающая о продленке ни гугу. Так что опять вся надежда на президента: примет ли подачу, уловит подтекст?) «Н. СЕМЕНЦОВА: В связи с этим хотелось бы еще один момент поднять. (…)В регионах родители возмущаются: «У нас практически все образование платное на всех уровнях, и там нужно платить, и там, и там! Владимир Владимирович, можно ли (я думаю, что это можно сделать) закрепить перечень бесплатных государственных обязательств на всех уровнях образования, чтобы было понятно, что гарантирует государство бесплатно, какой перечень государственных обязательств?»  «В. ПУТИН: (…)По поводу перечня бесплатных услуг образовательных. (…)У нас все образование должно быть (к этому идем! – Авт.) бесплатным, все. Вопрос в том, что если мы во внеклассном образовании, которое тоже должно быть бесплатно (выделено нами. – Авт.), на мой взгляд, выделяем, скажем, присмотр за детьми, уход за детьми, то это уже отдельная услуга, она даже не совсем образовательная. И здесь, конечно, вполне можно уходить от бесплатности, потому что это совершенно другой вид деятельности (имеются в виду прогулки, игры, самоподготовка и т. д. – Авт.), хотя он близко связан и с педагогической работой, и с образованием (…)». Продленка, если попробовать сказать короче, это «совершенно другой вид деятельности», по слову президента. Так он думает. Видимо, кто-то из людей, которым доверяет ВВП, крепко его в этом убедил. Формулы вывел, графики нарисовал, цифры показал, и президент поверил – его воля. Ну а на самом деле?  Не другой, а основной. И это не гипотеза, не домыслы, а медицинский факт, азбука всех общественных наук. Так будет, вероятно, пока живо человечество. Ибо раз живо – следовательно,  работает. Стало быть, точно знает, с кем находится «его ребенок»  вплоть до возвращения домой родителей. Качество «педагогики присмотра» (витамины, кислород, пуанты, скрипка, разговоры по-французски, как было в Тарханах у поэта-юбиляра) исключительно, принципиально важно для семьи, и все-таки. Сами не слишком избалованные жизнью, мы и себе, и детям так и говорим: «Главное – не один». Есть рядом добрая Арина Родионовна, и это уже счастье, божий дар: она сопроводит, присмотрит, подстрахует, шуткой подбодрит, добрым советом поддержит в случае чего.   Вот почему осуществление присмотра и ухода за детьми в действительности есть не побочный, не факультативный, даже не второй, как думают, а первый, минимальный, базовый, самый востребованный и неотложный вид (продукт) деятельности любого современного образовательного учреждения. То есть это глобальная услуга в чистом виде – обществу, детям и в первую очередь государству, для которого школа достойного общественного присмотра – это оплот его стабильности. Кстати, истинным доказательством отсутствия в России развитой экономики является непризнание обществом и властями необходимости распространить практику цивилизованного присмотра и ухода на полный школьный день. Именно этот шаг предприняли испанцы тотчас после падения кровавого режима Ф.Франко в 1975 году.  Затем – в конце 1990-х годов – и финны поняли, что полноценная школа – это учитель (услуга) полного дня, и поэтому стали платить преподавателям не за отдельные уроки, а за 40-часовую полную рабочую неделю. За ними подтянулись немцы, шведы, французы, англичане и т. д.       Но и наши родители, оказывается, тоже не лыком шиты.  Это показывают многие научные исследования. Одно из последних представила этим летом директор Центра экономики непрерывного образования Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ Татьяна Клячко – редкий, надо сказать, если не единственный у нас, специалист в области экономики образования от детского сада до аспирантуры.    Школа в глазах родителей – служба присмотра, а не обучения Подытоживая опрос родителей, проведенный в трех субъектах  РФ – Свердловской, Воронежской и Ивановской областях, – Татьяна Львовна говорит о следующей закономерности. Внимание: по мнению подавляющего большинства родителей, школа – это место прежде всего «надежного хранения» ребенка. При этом если его там еще и учат – все в порядке. А вот за высокий уровень знаний ребенка отвечает (берет на себя ответственность) семья. «Такое отношение показывает основную проблему нашего школьного образования», – честно резюмирует экономист.  Хотя, конечно, нам от этого не легче. Школа (спросим себя напрямую) перестала, что ли, быть учебным заведением? Присматривает за пострелятами, ухаживает как умеет, но не более того? Теперь становится понятно, почему «готовить ребенка к ЕГЭ родители начинают с четвертого класса». «Не все, конечно», – уточняет Т. Клячко, но по мере взросления учеников цифра растет, достигая апогея ближе к восьмому-девятому классу. Скажем, в Москве уже 68% семей, имеющих девятиклассников, нанимают репетиторов или записывают детей на специальные курсы. Цифры сшибают с ног. Сенсация? А вот и нет. Ровно о том же (правда, не прибегая к статистике) говорила в Пензе, стоя рядом с президентом, Шевцова Т.А., директор лицея №22 г. Орла – почетный работник общего образования РФ, член президиума регионального политсовета партии «Единая Россия», доверенное лицо Президента РФ в Орловской области.   Вникнем, сосредоточимся, поймем: «Т. ШЕВЦОВА: Мы сегодня говорили о том, что начинать нужно с себя. (…) Но… вы знаете, есть много «но». (…) Как вообще общество воспринимает систему образования? Вы знаете, в принципе родителя не интересует, какие образовательные технологии, что мы там придумали, какие комплексы, какие учебники в конце концов мы предлагаем их ребенку. Что интересует родителя? Родителя интересует, чтобы его ребенок пришел в школу, где созданы благоприятные условия, чтобы его встретил счастливый учитель (…). Дальше – качественное питание,  качественное медицинское обслуживание и так далее. И тогда  общество говорит: у нас образование хорошее (…)».  Что ж непонятного, Татьяна Анатольевна? Мы абсолютно разделяем вашу точку зрения.  Уровень жизни, ее сервировка, эталоны пребывания ребенка в школе, дух, царящий в этих стенах, – вот что заботит общество, и правильно: детский народ (каждый из нас, по существу) проводит в классах свое детство. Приличная вода, питание, спорт, игры, доктор Айболит, общение с учителем, которому платят за общение, а не за справки для роно. Предела для фантазий нет, только начни, войди во вкус. Так что добротное образование и цивилизованный школьный присмотр/уход в глазах семьи – это давно уже синонимы, по меньшей мере. Все уже поняли (кроме, естественно, правительства), что школа у нас ничему не учит. Ну тогда хотя бы присмотрела, что ли, за детьми по-человечески. Степенно, вдумчиво, с подходом.      «Качественное образование во имя страны». Так назывался форум в Пензе, на котором та единственная твердая и безусловная услуга, самое главное и ценное, за что россияне (еще) уважают школу, то, что дороже для них дорогого, чему они обязаны своей возможностью спокойно провести день на рабочем месте (достойный присмотр и уход за их малышами), было объявлено  платным. Где мы, что происходит?  В школе – неприкасаемом священном Храме, мире  непродажных вечных истин, ценностей и идеалов, где на самом видном месте (невозможно не заметить) в рамочке под стеклом висит… Вот именно: лицензия на оказание образовательных услуг. Правда, сами производители услуг в упор ее не видят. Президент РФ (в Пензе на том же форуме) назвал их властителями дум молодежи, пожелав и впредь «учить детей отличать правду ото лжи». Школа, короче говоря (еще раз подчеркнем), – это не место для торговли, звона предательских монет. Впрочем, никто и не торгуется, зачем. Это же просто шутка, анекдот! Снова включаем аудиозапись.   «Т. ШЕВЦОВА: (…) Вы знаете, осмелюсь рассказать анекдот про эти несчастные полторы ставки, учителя его знают. «Почему учитель выбирает полторы ставки? Потому что на одну ставку ему есть нечего, а на две – некогда. (…)».   «В. ПУТИН: (…) Я сейчас буду, может быть, говорить вещи, которые в этой аудитории не всем понравятся… С кем бы и когда бы я ни встречался, не знаю, обращаете вы на это внимание или нет, во всех регионах один вопрос звучит постоянно: достигли ли вы показателей, которые были поставлены два года назад по поводу роста уровня доходов преподавателей до среднего по экономике региона. Хочу обратить ваше внимание, что это непростая задача. (…) Вот вы сказали, что этот уровень достигнут за счет того, что преподаватели работают на 1,6 ставки. Когда этого повышения не было, скажем, полтора-два года назад, преподаватели работали в среднем на 1,5 ставки, это статистика такая общая. О чем это говорит? Это говорит о том, что уровень нагрузки и темп роста доходов – они все-таки разные, и темпы доходов выше, чем темпы уровня нагрузки. Хотя, конечно, нагрузка должна быть соответствующей…» Друзья из Стокгольма рассказывают: «Неужели вы не понимаете, что учитель «на 1,6 ставки» – это раб, им так легко манипулировать! Давным-давно (в 1985 году. – Авт.) мы предложили учителям хорошие деньги плюс школьную мебель, технику, спортинвентарь в обмен за полную 8-часовую занятость в школе. Что было! Профсоюзы срывали переговоры, рассказывали сказки и про «властителей дум», и про домашнюю проверку тетрадок до зари. А мы им твердили свою сказку – про Карлсона, который каждый день после обеда отдувался за всю шведскую педагогику. Или, точнее, полупедагогику – присмотр по-советски на полдня. Малышу еще подфартило: родители наняли домоуправительницу, чего миллионы шведов позволить себе не могут…» Совесть на развесСтранный, не правда ли, выходит парадокс: школа перестает учить, она выпадает из образования стремительно, но в вузы поступают все и даже «более чем все» (как уверяют знатоки) ее питомцы. Чьими усилиями, кому сказать спасибо? Получается, как ни крути, что наши замечательные педагоги осуществляют в интересах Родины минимум два стратегически важных вида услуг. Утром – по общему присмотру и уходу (на уроках, за казенную зарплату), а после обеда, ближе к вечеру, – чисто образовательные (на дому, уже за родительские деньги), с прицелом на поступление в вуз.  В Москве средняя зарплата школьного учителя, по официальным данным, достигает 70 тыс. руб. (именно столько стоит элементарный присмотр-уход на полдня за государственный счет в столичных школах). Вторая, скрытая, часть его дохода (рыночная, внеурочная) по сумме нередко выливается в ту же зарплату. Правда, при этом нелегалу-репетитору иногда приходится отстегивать десять процентов «доброму папаше», школьному директору, – в случае, когда занятия проходят тут же, в «камере надежного хранения детей». И дети тоже, вероятно, это отмечают. Образ учителя так же легко, как рубль, разменивается в их сознании на «до» и «после». Где: во имя Родины и государства, стало быть, максимально простенько, на бегу, без прибамбасов, для формальной ведомости (видимости) – это «до». А «после» – это уже строго индивидуально, с полной взаимной плотной выкладкой (чтобы был толк), с ясной осмысленной ответственностью за результат и, стало быть, со всеми рисками – репутационными, этическими и финансовыми для производителя этих действительно рисковых, штучных, авторских услуг. Странная школа, дивная страна: президент со страшной силой извиняется перед активистами ОНФ за услугу, а те почем зря чеканят их по вечерам в тенистой строго индивидуальной обстановке.      …Рвется душа напополам – совесть учителя разделывают (таков негласный, без печатей и бумажек, уговор властей с преподавателями, намертво скрепленный обоюдной немотой сторон) на два сорта – «Утро» и «Вечер». – Здравствуйте, а что для вас? Очень советую взять совесть-вечер, ее хорошо разбирают, не пожалеете. «Утро», я так скажу, оно на любителя: классы большие, учителям приходится несладко, словом, гарантий никаких…   С тем же двойным моральным прейскурантом, с совестью в ассортименте («утро», «вечер»), приступают к выполнению своих обязанностей и выпускники – воспитанники обесчещенных  учителей. Твердо становятся они к станку и операционному столу, садятся за пульт управления турбиной АЭС, за штурвал самолета, в кресло руководителя комиссии, келейно подгоняющей шкалу критериев ЕГЭ под результаты очередного испытания… Благородная услуга Но вернемся все-таки к нашему замечательному имениннику.  Московский университетский благородный пансион, куда поступил 14-летний Лермонтов, говорят, не уступал по уровню образования Царскосельскому лицею. Воспитанники отпускались домой только по субботам. Однако бабушка Елизавета Алексеевна, которая не могла надышаться на любимого внука, ни за что не хотела расставаться с ним и выхлопотала ему статус полупансионера.  В 8 утра мальчик в сопровождении любимой бабушки (иногда гувернера) приезжал в дом пансиона на Тверской (на месте нынешнего здания Центрального телеграфа), занимался до 6 вечера и за 15 минут возвращался к себе в дом на Малую Молчановку.  Режим продленки, полагала аристократическая бабушка,  является самым подходящим вариантом школьной жизни для ее непоседливого внука.