На чтение: ≈ 5 мин.Разговаривал недавно с главным режиссером известного московского театра. Он рассказал мне между делом, что ставит сейчас пьесу «Розовое платье» по произведению Натальи Мошиной: это как бы пятый акт (никогда не существовавший, на то он и пятый) «Трех сестер» Чехова – пьесы, которую изучают в последних классах средней школы.
Мы все помним это платье, эту героиню. Наташа, которая не умеет одеваться.
«Наталья Ивановна входит; она в розовом платье с зеленым поясом.
Наташа (мельком глядится в зеркало, поправляется): Кажется, причесана ничего себе.
Ольга (вполголоса, испуганно): На вас зеленый пояс! Милая, это нехорошо!
Наташа: Разве есть примета?
Ольга: Нет, просто не идет… и как-то странно…
Наташа (плачущим голосом): Да? Но ведь это не зеленый, а скорее матовый».
И все, песенка Наташи спета. Вот она уже символ пошлости, нахрапистости, узколобости и мещанства. Но пьеса Натальи Мошиной – это моноспектакль, монолог уже 50‑летней Натальи Ивановны Прозоровой в 1930 году, когда она уже почти всех пережила, и страна уже не та, и все не то, и на ней уже бесформенное серое платье-гроб.
Горько вспоминает она об отношениях с тремя золовками, о своей несостоявшейся любви да вообще о гибели всей жизни: напомню, монолог звучит из 1930‑го.
Но поражает тебя не это. Ты вдруг вспоминаешь: Господи, но мы же помним эту потрясающую моду девяностых годов, когда девушки – красивые, нежные, тонкие – вдруг стали носить розовые платья с кружевными широкими юбками и прекрасными салатовыми накидками или такими же зелеными лифами…
Да что там девушки 90‑х, давно уже из своих нежных, розово-зеленых коконов повылетевшие, сгоревшие! В 2021 году модные дома Balmain, Versace, Raf Simons, AZ Factory в весенне-летних коллекциях сделали как минимум по одному луку, в котором задействовано именно сочетание розового с зеленым.
То есть Наташа, получается, вообще предвестник нового искусства, нового сочетания, она художник. Кто сделал черное маленькое платье? Коко Шанель. Наташа же, перепрыгивая время, делает совсем невозможное – став посмешищем, она обгоняет моду.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
– Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Интересно, не с зеленым ли пояском его хотела носить Марина Ивановна в 1919‑м?
…Кстати, пояса в пьесе Чехова упоминаются дважды: сперва в уже приведенной сцене, а второй раз – когда Наташа говорит Ирине, что тот пояс ей не идет, надо бы посветлее. Может, она права?
Я вообще люблю эти пятые акты, которых никогда не было, но они есть, они снятся.
Те же Гильденстерн и Розенкранц, которые мертвы. Или, например, «Ревизор» Гоголя.
Недавно прочел у писателя Александра Иличевского: «Чем дольше живу, тем не смешнее «Ревизор». Не помню, кому из режиссеров (1920-1930‑е годы, кажется) принадлежит такая интерпретация «Ревизора»: немая сцена; и тут входит… Хлестаков».
Это самое крутое, что я за всю жизнь про гоголевскую пьесу прочитал. Даже не так. Только такая концовка «Ревизора» и делает эту и без того сновидческую пьесу запредельной. Это он, он, Иван Александрович, приволакивающийся то за дочкой, то за матушкой, берущий взятки, совершенно в дороге поиздержавшийся, это он был тем настоящим ревизором, которого до конвульсий боялись чиновники города. Он просто, страшный и мрачный, в розовом с зеленым, действительно приехал инкогнито, притворился вертопрахом, фитюлькой, все разузнал, и пощады теперь от него никому не будет.
Дмитрий ВОДЕННИКОВ, поэт, эссеист
Выбор читателей
Комментарии