Причудливый и благодарный мир

Новая книга Марины Москвиной, финалиста премии «Ясная Поляна», лауреата Международного почетного диплома Андерсена, автора книг для взрослых и детей, переведенных на множество языков мира, – это сборник смешных и грустных случаев, где люди-легенды пируют, беседуют и пишут письма, философствуют и хулиганят. Светлая книга о волшебстве повседневности, о мастерстве фразы, о таланте дружбы и близости. Впрочем, наша беседа посвящена не только книге, но и вообще писательскому ремеслу…

– Марина, вы мечтали стать писателем с детства? Или просто в какой-то момент проснулись и поняли, что хотите этим заниматься?

– В юности я мечтала стать полярником и дрейфовать на льдине. Интересно, что мироздание рано или поздно исполняет наши желания. Как раз думала об этом, когда оказалась на леднике Галли-брин, где сам Баренц останавливался на пути к бессмертию и славе, всего в шестистах милях от Северного полюса… Я всегда любила рассказывать про себя и про других людей, всячески изображать чудеса этой жизни. Мне кажется, так можно насытить энергией ситуации, в которых не удалось возвыситься над обыденностью, изменить ход трагических событий, исцелять, воскрешать из мертвых. Кроме того, литература – спасение для самого пишущего. Она безмерна, безразмерна, сама не понимает, сколько в ней всего и на что она способна. Тут должно проявиться то, чего не увидишь глазом, иначе она не заживет, не запоет, не затанцует. Кем еще быть, если не писателем, когда чувствуешь такие вещи?

– В ваших книгах соседствуют смех и печаль. Даже когда положение персонажей отчаянное, вы находите повод улыбнуться. Это характер, жизненный принцип или творческое кредо?

– Плюс генетика! В наследство от моих предков я получила счастливую способность радоваться тому, что ты жив. А это немало, учитывая обстоятельства нашей «страны трудного счастья» (Андрей Платонов). Ты дышишь, озарен сознанием, творишь. Я выросла среди смеющихся людей, под крылом прекрасных птиц высокого полета, испытавших все на своем веку, ничто не просвистело мимо. Они и меня поставили на крыло, наделили веселым нравом. Это вошло в меня с молоком матери, с переполненными смехом и радостью генами дедов и отца. Всю историю войн и революций, вечные скитания человека на этой земле можно проследить, листая семейные фотоальбомы и архивы деда, которые сохранила мама. Об этом мой мифологический, даже, можно сказать, эпический роман «Крио».

– Как на выбор будущей профессии повлияла ваша семья? Ведь вы росли в творческой среде?

– Мама была талантлива во всем. Прямо со школьной скамьи в 1941 году она отправилась на фронт из капцовской гимназии, как ее сейчас называют, служила в зенитной батарее, потом выступала на фронте с ансамблем Александрова, читала «Василия Теркина», Маяковского «Облако в штанах», Багрицкого… Ее кумирами были чтецы Журавлев и Яхонтов. Она поступила в ГИТИС, но окончила МГУ, работала на радио, на телевидении, писала сценарии, снимала документальные фильмы, написала книгу «Дядя Визбор – мой кумир». Они вместе работали на радиостанции «Юность», ездили в горы, катались на лыжах. Меня Визбор учил играть на гитаре, и первая песня, которую я спела под гитару, его: «Я кровать твою воблой обвешаю…» Папа – профессор, доктор исторических наук, дипломат, играл на аккордеоне, учил меня музыке и фигурному катанию. Он и теперь в строю, в свои 97 лет публикует статьи в научных журналах, старается вразумить мир. «Истина проста, – пишет папа, – все мы в одной лодке. В наших общих интересах, чтобы она крепко держалась на поверхности…»

– Как и многие другие отечественные писатели, вы окончили журфак МГУ. Что вам это дало в жизни? Посоветовали бы вы тем, кто хочет стать писателем, идти в журналистику?

– Журфак – факультет богемный, я там провела феерические годы. Мраморная лестница, балюстрада, парадный портрет Ломоносова, курилка! А каких друзей приобрела на всю жизнь, а какие были преподаватели! Татаринова по древнерусской литературе – это песня! Античную литературу вела великая Кучборская, маленькая, всегда в черном платье… Я помню, как она, вскинув голову, трагически скрестив руки на груди, стояла на огромной сцене Коммунистической аудитории и говорила: «Человек, не читавший Гомера, даже на вид отличается от человека, который Гомера читал…» Эдуард Григорьевич Бабаев преподавал историю русской литературы, мы его боготворили. Огромная аудитория была всегда переполнена, лекции заканчивались аплодисментами. Но путь литератора очень личный, индивидуальный, чаще всего не имеющий ни малейшего отношения к журналистике. Недаром среди великих писателей так много врачей, вот Андрей Платонов был мелиоратором…

– Есть ли у вас свои литературные наставники?

– Много лет я ходила на семинары к Юрию Сотнику и поэту Якову Акиму. Прошедшие войну, талантливые, остроумные, обладавшие редким даром дружбы, они слушали наши сочинения и давали бесценные советы. В книге «Изголовье из травы» я сравнила это с «Банановой хижиной» поэта Мацуо Басё. Меня учила и любила чудесная писательница Галина Демыкина. Юрий Коваль, автор лучшей в мире книги «Недопесок Наполеон Третий», присматривал за нами. «Пишите о вечном вечными словами», – говорил он нам. Или: «Стоило бы писать погениальнее». Или: «Тут есть привет, который некому передать…» И незримо витала над нашими головами тень писателя-помора Бориса Викторовича Шергина.

– В книге «Учись видеть» вы показали неординарных ребят, своих учеников. Почему вы решили стать наставником, вести творческую мастерскую в Институте современного искусства?

– Это как эстафетная палочка – передай другому. Не то чтобы я учила их быть писателями. Мы болтались по улицам, гуляли в цветущих садах, заглядывали в музеи, мастерские художников, на поэтические вечера. И я, конечно, читала им вслух любимые книжки, обрушивала на них целые миры. А в ответ расцветала их неординарность.

– Ваши детские книги в библио­теках зачитаны до дыр, их переиздают, переводят. Отчего они так востребованы в наше время? Недавно в Японии «Моя собака любит джаз» вошла в число 125 мировых шедевров мировой детской литературы…

– Я начинала как детский писатель, так мне было органично рассказывать о том, что меня по-настоящему волнует. Мои герои одержимы независимостью, у них необыкновенный взгляд на мир, они как Поль Элюар, который написал в стихотворении: «Земля синяя, как апельсин!»: Потому эти вещи оказались такими сильными и живучими. Университетский профессор, славист, нежно любимый русскими писателями и художниками, Вакана Коно перевела «Мою собаку» на японский язык. И да, ее включили в экспериментальную книгу, наполовину бумажную, наполовину электронную, куда, по словам издателя, вошли также «скрытые современные шедевры», и между «Маленьким принцем» Экзюпери и скандинавскими сказаниями под номером 106 оказалась «Моя собака любит джаз»! Но жизнь идет, писатель взрослеет, палитра становится богаче, ты начинаешь говорить о любви на другом языке, тебя интересуют время, память и сознание. Но мне по-прежнему близка фантазия в вещах, и в то же время гул судьбы, настоящей, человеческой.

– Ваша новая книга «Золотой воскресник» заявлена как «роман в эпизодах». Но она не похожа на канонический роман… Вы бы сами как определили жанр?

– Эти короткие новеллы о моих выдающихся друзьях и современниках, странные, абсурдные и грустно-смешные случаи, которые я собирала всю жизнь, сыграны по законам свинга с его спонтанностью и драйвом. Великий джазмен Владимир Тарасов, один из героев «Золотого воскресника», назвал его «абсолютно музыкальной композицией». В ней действуют пушкинист Юрий Лотман, всеобщие любимцы Резо Габриадзе, Слава Полунин и Юрий Никулин, а также поэты Саша Еременко, Лев Рубинштейн, Игорь Губерман, художники Сергей Бархин и Виктор Чижиков, легендарные актеры, писатели Андрей Битов, Дина Рубина, Эдуард Успенский, Сергей Седов… Близкие мои, родные люди и случайные прохожие, мошенники и просветленные. Тут есть фарс и драма, лирика и черный юмор: казалось бы, открывай и читай с любого места. Но если довериться автору и последовать за ним, то в этом причудливом архитектурном сооружении станут проступать «тайные знаки» сюжета, ритм, мелодия, возникать притяжение вроде не связанных между собой событий, образуя осмысленный узор.

– Многие эпизоды книги посвящены известным людям, которые сейчас с нами, на земле. Никто не обиделся на то, что вы рассказываете? Ведь некоторые случаи достаточно колоритны…

– Герои «Золотого воскресника» – сокровища человечества, жар любви полыхает в каждой миниатюре, но случаются и недоразумения. Мой сын Сергей, а там россыпь его остроумнейших реплик, звонит недовольный: «Ну ты хотя бы написала: «пошутил Сергей», а то я получаюсь каким-то монстром!» Речь о том случае, когда меня пригласили сыграть Снегурочку в арт-клубе, а он говорит: «Ну что? В последний раз Снегурочку играем? Дальше-то пойдет Баба -яга?..» Или поэт Марина Бородицкая пишет мне: «Ты сверяй хоть изредка цитаты! Как я могла сказать «и тонкой ножкой ножку бьет…», когда у Пушкина «и быстрой ножкой…»? И я же получаюсь неучем!» Но добавляет благородно: «Наслаждаюсь и обожаю этот жанр». Вдруг снова от нее письмо: «Ты мне Губермана гарик приписала, где «От шаббата до шаббата брат на… брата». Лестно, но нечестно…», «Маринка! Не «квакеры», а «клакеры»!» …Не зря Бородицкую редактор ее переводов Лонгфелло зовет Марина Орлиный Глаз!

– Ваш муж, знаменитый художник Леонид Тишков, у вас то папа Миша в «Моей собаке…», то Левик в «Гении безответной любви», то Кеша в «Романе с Луной», а в «Золотом воскреснике» вообще просто Леня. Он не бунтует по жизни?

– Тишков давно махнул на все рукой и, хотя он всемирно известный художник, решил остаться в вечности именно в моих сочинениях. Я долго ждала его как иллюстратора, пока он рисовал «Войну с саламандрами» Чапека, «Охоту на Снарка» Кэрролла и Козьму Пруткова, Булгакова, Хармса, «12 стульев» и «Золотого теленка»… За выслугой лет он стал иллюстрировать и мои книги. А тут мы обнаружили, что для обложек невероятно хороши акварели Тишкова. Эту идею подсказал гений книжного дизайна Андрей Бондаренко. Для «Золотого воскресника» Леня рисовал специально, искал сюжет, метафору и атмосферу, где все в движении – дома, дорога, развевающиеся полы плаща, зонт звездного ночного неба… Эту картину он назвал «Ночной прохожий и женщина-птица».

– А вы подарите «Золотой воскресник» Дине Рубиной? Не побоитесь?

– В романе «Синдикат» у Дины есть персонаж Марина Москвина, до того реальный, что мне позвонил ее читатель, страшно обрадовался, что попал по адресу, и спросил: «Как жить?» Я говорю: «Вы могли бы с таким же успехом позвонить Робинзону Крузо или бравому солдату Швейку, но раз вы дозвонились мне, я вам отвечу…» Так что у нас с ней такое негласное соглашение. «Маруся! – пишет мне Дина. – Поздравляю тебя от всей души! Ведь только мы знаем блаженство того мига, когда ты впервые берешь в руки свою книгу и открываешь ее… И всегда тайное изумление: «Неужели это я написала?!» И далее следует несколько недель, когда жизнь прекрасна и ты умиротворена. Ведь все это причудливый и благодарный мир, который ты создала и который уже не исчезнет (в отличие от многих цивилизаций), вот оно, наше вечное счастье! Желаю тебе, чтобы оно длилось долго-долго, пока ты не закончишь следующую книгу!»

Ирина ШЛИОНСКАЯ