Правила творческого беспорядка. Эксперименты со свободой

Следующим утром поезд «Москва – Адлер» вынырнул из последнего гранитного тоннеля под горой и вместе с первыми лучами солнца оказался в Туапсе.

Три дня, которые перевернули лагерьНовая запись в дневнике И.М.Леоновой.«20.07.1962 г. Раннее утро, эвакобаза лагеря «Орленок» в центре Туапсе. Под открытым небом в садике на раскладушках сладко спят новоприбывшие. Интересуюсь: «Коммунары есть? Откуда?» Сонно откликаются: «Из Курска, с Белебея (то есть из Башкирии)…» Самая многочисленная группа – киевляне. В общем, худо-бедно познакомились.В автобусе выучиваем «Барабанщика». Сейчас это спасительное средство – песня. Ох! Да, это не в коммуне: девочки тянут нестройно, мальчишки вообще не поют. Страшное дело. Ладно, перемелется…»Проходит еще день, читаем новую страницу дневника:«22.07.1962 г. Кажется, началось. На общем сборе бурно обсуждали, для чего мы, собственно, сюда приехали и кто такие коммунары. Все понятно: рядом море, все эти красоты, искусы и роскошь южной флоры – трудно настроить себя на рабочий лад. Ребята очень разные, и далеко не всем по сердцу предложение пожертвовать своим каникулярным отдыхом ради какого-то там, пусть и прекрасного, дела. Долгий шумный спор, за ним единодушное решение:1. Быть коммунаром – это значит жить с отдачей, быть полезным людям.2. С этой минуты станем называть себя (каждый отряд) «Отрядом клуба юных коммунаров» и считать всякого жителя лагеря «Солнечный» не загорающим курортником, а полномочным представителем своей школьной дружины на первом летнем сборе юных коммунаров.В общем, кажется, будет интересно. Делимся на отряды, вскоре появляются названия – «Братство», «Свобода», «Труд»… Ленинградцы растворяются по «точкам интереса», и отряды (чувствуется влияние наших «внедренных агентов») тут же отправляются в разведку нужных дел. В столовой отказала хлеборезка, душевые надо привести в порядок, с ближайшим совхозом договориться об уборке урожая помидоров, бахчевых, а в городке обслуживающего персонала обустроить детскую площадку.О проделанной работе временные командиры каждый день докладывают на вечернем сборе-огоньке. Ура! У нас появилось чудесное место для отрядного костра. Маленькая ровная полянка в зарослях орешника на склоне горы. Днем здесь обыкновенно, но вечером… Крошечный огонек (всего два-три сухих сучка, неторопливо потрескивающих) едва освещает лица и голые коленки ребят и девчат. Они тесно сидят на старых удобных корягах. Великая вещь гитара. Витя Малов перебирает струны, мы чуть слышно запеваем, дети с интересом слушают. Хор голосов крепчает, отдается эхом над горой. Чувство такое, что мелодия протягивается ниточкой по кругу к каждому. И как-то удивительно спокойно делается, хорошо. Но перейти к серьезным разговорам пока трудно, да и рановато. Завтра открытие смены плюс наше дежурство по лагерю. Вернее, нам его доверили, дежурство, в самый первый день первого сбора коммунаров! Будет непросто оправдать такой аванс, но дело есть – значит осилим, справимся, не подведем.23.07.1962 г. Смену открыли, но какой ценой! Ребята валятся с ног. При этом настроение великолепное. Отряд постепенно складывается. О нас уже заговорили в лагере. Особенно довольны повара. Обыкновенный школьный общепит вдруг обернулся празднеством – с цветами, музыкой, сюрпризами. И вот вечерняя линейка: за отличное дежурство отряд заработал благодарность руководства (гром оваций, счастливые лица дежурных). И все-таки главное, что к делу подошли с улыбкой, с выдумкой. В столовой по стене протянули нравоучительно-задиристый плакат: «Есть, чтобы жить! А не жить, чтобы есть!» Конкурс грязнуль даже не объявляли, просто положили милейшую хрюшку на стол до крайности смущенных «победителей».На огоньке перед отбоем говорили почти все, пассивных не было. По косточкам разобрали весь день. Несмотря на усталость, долго пели под гитару.«И все-таки отряду страшно не хватает своего девиза», – шепнул мне Сашка Прутт, спускаясь по крутому склону после огонька к палаточному лагерю. Да, надо думать над девизом. Завтра соберемся обменяться предложениями.(…) Перебрали все известные нам изречения великих. Остановились на словах В.Чкалова: «Мы победим, иначе быть не может!» И вдогонку эхом дружно восклицаем, как в коммуне: «Наша цель – счастье людей».26.07.1962 г. «Зачем мы здесь, зачем приехали сюда?» – вновь закипели споры на полуночных отрядных огоньках. В нашем отряде тоже революция.- Мы должны освоить самый ценный опыт коммунарских клубов, – говорят одни.- Нельзя работать только по заданиям из «Комсомолки», – сердятся другие.- Мы не владеем технологией изобретения жизни по-коммунарски, – сетуют третьи.Следуя пожеланиям, сегодня, не откладывая, объявили методические мастерские. Темы: «Коллективная организаторская деятельность. Разведка дела. План. Дело. Обсуждение дела». Вижу, в руках появились записные книжки, жадно ловят драгоценный материал.Ребята спорят, думают, учатся друг у друга, ну а мы у них. Счастье. Оказывается, его может быть много, очень много!»Первая демократия – детская!Почему на свете нет завода,Где бы делалась свобода?Иосиф БродскийПервое демократическое общество в нашей стране было действительно построено детьми. Оказывается, именно в «Орленке», детском лагере ЦК ВЛКСМ близ Туапсе, изобрели «открытый микрофон» – один из символов российской демократии. Его придумали орлята. И служил он изначально детям. Вот что удивительно!Это произошло задолго до начала эры гласности, в самый разгар 1960-х.«Слово имеет каждый». «А что думают ребята? Пожалуйста, микрофон открыт». «Есть мысль: оставим море на неделю, поможем совхозу убрать урожай». Так принимали важные решения на общем сборе лагеря. Отцы и дети не боялись, а вели открытый диалог друг с другом – жизнь кипела.Все командиры в отрядах ежедневно (или раз в три дня) переизбирались, отчитавшись о проделанной работе у вечернего костра. Принцип «сегодня лидер, завтра подчиненный» открывал вполне реальные возможности для мирной, мягкой дебюрократизации, причем отнюдь не только школьной жизни.В результате именно ребята в красных галстуках впервые покусились на, страшно сказать… По сути дела, затевалась реорганизация бюрократического аппарата развитого социалистического государства снизу.Аппарат управления не сокращали и не перетряхивали – просто собирали каждый вечер заново. Всего за пять – от силы десять минут отряд во время огонька говорил спасибо ДК (дежурному командиру дня сегодняшнего) и выбирал следующего – на завтра. Рутинный рабочий процесс. Они и сами не поняли, как далеко он может зайти…Сердцем и нервом нового жизнеустройства стала коммунарская система, завезенная сюда из Ленинграда учениками Игоря Петровича Иванова и Фаины Яковлевны Шапиро – Виктором Маловым, Ириной Леоновой и выпускницей «Снежной республики» (г. Новосибирск) Любовью Балашковой.Главное не работа, а заботаОлег Семенович Газман перечисляет в одной из работ «знаки отличия» этой идеологии от остальных, традиционных воспитательных доктрин. Итак, оказывается, что:«…главное не работа, а забота. Забота о человеке, близком и далеком….природа детства и природа взрослого общества совместимы. Линия общих интересов – это не столько развлечения и праздники, сколько самоанализ и раскованность в творчестве….педагог – это не лицедей, не спикер, не все знающий наставник, а старший товарищ по игре и творчеству, идейный не по должности, а по душе….самая демократическая форма общения – круг….бывает собрание не только детей, но и общее собрание детей и взрослых (общий сбор), где все важно для всех и где все равны, но не едины, потому что каждый ребенок – личность и имеет право на особое мнение, с которым он и уходит с собрания…»Однако вот, пожалуй, самый сильный козырь Иванова и его сподвижников. Эта методика понятна даже детям, ибо с ними сообща изобретается, пишет Олег Семенович: «Дети осваивают ее лучше и быстрее взрослых и прекрасно учат новых педагогов этой новой азбуке».Другой вопрос: исчерпывается ли педагогика «Орленка» (а затем и «Маяка», лагеря Академии педагогических наук СССР под Москвой) сугубо коммунарскими изобретениями?Олег Семенович отвечает отрицательно. «Нельзя нас сравнивать с коммуной – у нас совершенно разные условия. На сбор в коммуне едут только те, кто разделяет коммунарские взгляды. Мы же, как государственное учреждение, работаем со всеми. В коммуне никогда никого не волновали ни режим, ни чистота. А мы убиваемся на уборке палат, кроватей. В коммуне – только старшие подростки, там никогда не было и отрядов по сорок человек. Создать атмосферу в таком отряде, будь ты хоть семи пядей во лбу, невозможно. И наконец, в коммуне никогда не было комиссий. Хотим мы этого или нет, но мы работаем на них, хотя, может быть, подчас и в ущерб логике нормального развития воспитательного процесса…»Это «Маяк». Но, очевидно, и в «Орленке» так же строго спрашивалось за гигиенический режим, «наглядную косметику» и ритуалы, жесткий производственный порядок и распределение путевок.Получается, что коммунарская идея в принципе могла и обойти «Орленок» стороной. Совсем не просто было совместить традиции свободы с требованиями госучреждения, тем более такого специфического, как ЦК ВЛКСМ…