На чтение: ≈ 16 мин.После великолепной статьи «Мы как тараканы – живем как можем» («УГ» №43 от 25.10.2011) с особенным интересом читал статью Евгения Вирячева «Конец уроков» («УГ» №6 от 07.02.2012).Прежде всего хочется согласиться с тезисом о том, что с появлением Интернета, с всеобщей информатизацией и компьютеризацией действительно начался новый виток развития школьного образования.
Случай с семиклассником, который в ходе урока с помощью Интернета поправил учителя, – это нечто новое. Прочитавшая статью учительница рассказала об аналогичном случае с вузовским преподавателем химии. Возможно, на наших глазах рождается новая технология взаимоотношений «ученик – учитель». Но если взглянуть под несколько иным углом, мы увидим, как гораздо большее число школьников включает под партами свои айфоны, чтобы отвлечься – поиграть, найти в Интернете нечто, не имеющее никакого отношения к данному уроку. И делают они это не потому, что данный урок им не интересен и не нравится. Одни не учатся потому, что твердо знают: учителей все равно заставят выставить тройки. Другие не учатся потому, что место в вузе и диплом государственного образца им обеспечит родительский кошелек. А третьим успели объяснить, что образование – это сфера услуг, ты потребитель, а клиент всегда прав, поэтому веди себя как хочешь… Вот мы уже и вышли за пределы школы, за пределы классно-урочной системы, и считать эту систему главной помехой для развития образования по меньшей мере наивно. Мы тратим уйму усилий, чтобы сделать урок занимательным и увлекательным для ученика, но слишком редко напоминаем, что получение образования – это конституционная обязанность гражданина России.Что греха таить, много лет назад и мы часто держали под партой, на коленях, постороннее – томик Жюля Верна, Джека Лондона или Мопассана, но не упускали из круга внимания урок, ухитряясь верно ответить на неожиданный вопрос учителя. Может быть, потому что нас с младых ногтей убедили: чем человек просвещеннее, тем он полезнее своему Отечеству (кстати, эта формулировка принадлежит А.С.Грибоедову), а быть бесполезным почему-то не хотелось…Автор «Конца уроков» излишне суров к современному учителю, и тут хочется поспорить. Во-первых, если современный учитель «весьма посредственный организатор учебной деятельности», то откуда берутся многочисленные победители и лауреаты всевозможных конкурсов? Во-вторых, учитель все-таки источник не информации, а знаний – отобранной, обработанной, систематизированной и усвоенной информации. Это Интернет источник информации. И в-третьих, на новом витке развития образования учитель не теряет никакой монополии: монополистом на знания и информацию он никогда не был. В середине XX века школьники много читали; ах как легко было нашему классу учить физическую географию материков – где какой климат, растительность, животный мир… Про все это ярко и впечатляюще писал Жюль Верн. Позже, в 80-х и 90-х годах, работая уже в школе, я часто начинал учебный год с опроса, кто читал что-нибудь, связанное с физикой или физиками. Иногда получались любопытные списки, иногда ребята приносили и показывали интересные книги… Нынешние школьники читают гораздо меньше, и причины этого лежат опять-таки за пределами школы, и первая из них – Интернет. (Мой однокурсник – доктор наук и заведующий лабораторией – рассказывал: приходящие из вузов молодые специалисты, «дети Интернета», при возникновении проблемы вдохновенно роются в Интернете, а потом докладывают: «Проблема неразрешима, так как в Интернете ничего нет».) Да, прав Евгений Вирячев: скоро любой школьник «сможет получить ответ на любой вопрос в любое время» с помощью своего смартфона (или как он там будет называться). Ключевое слово в этом верном тезисе – «любой». И вся проблема, вся изюминка, вся фишка в том, какие именно вопросы будет задавать этот любой школьник… Вот это и остается учителю, и его значимость не только не уменьшается, а увеличивается.Многогранность задач, которые встанут перед учителем недалекого будущего, Евгений Вирячев формулирует ярко и точно. А вот каким образом выполнению этих задач будет мешать классно-урочная система, автор не вдается в подробности и рассматривает два пути ухода от этой системы. Первый путь – это индивидуальное обучение. В свое время нам, ученикам 203-й ленинградской школы имени А.С.Грибоедова, рассказывали, что Саша Грибоедов к девяти годам владел пятью или шестью иностранными языками (при этом не всегда говорилось, что это был результат домашнего индивидуального обучения). Позже пришел собственный опыт: в течение полутора лет мы с женой были домашними учителями для племянника, который к середине шестого класса имел двойки практически по всем предметам, кроме физкультуры, был нетверд даже в таблице умножения. В итоге за седьмой класс у него преобладали четверки. Он научился и полюбил читать толстые книги, мог без ошибок умножить в столбик восьмизначное число на восьмизначное; на уроке географии мог сделать доклад по книгам, которые я принес ему из библиотеки Академии наук… Вряд ли возможно найти для всех российских школьников индивидуальных домашних учителей. Что же касается тех частных учителей, которые (цитирую «Конец уроков») «в крупных городах множатся как грибы после дождя», то именно по причине их множества трудно ожидать, что все они более талантливы и профессиональны, чем учителя школьные…Вообще-то слова «в крупных городах» можно было бы вынести в подзаголовок статьи «Конец уроков». Дело в том, что в России еще остались тысячи и тысячи сельских школ. Там «у подавляющего большинства родителей нет не только Интернета, но и представления о том, что такое Интернет» (как точно заметил учитель одной из сельских школ нашего Гатчинского района). Там, на селе, избавление от классно-урочной системы далеко-далеко за горами иных, более насущных проблем. Пока мы живем в одной стране и нам не приходится оформлять загранпаспорта для поездки из Вологды в Архангельск или из Пскова в Иркутск, мы обязаны искать решения проблем, тормозящих движение вперед и развитие системы образования в целом. Непреложен флотский закон: скорость эскадры определяется скоростью самого медленного корабля. Или в теории сложных систем: надежность сложной системы определяется надежностью ее самого слабого звена. А уж что может быть сложнее системы образования, которая, по меткому выражению Евгения Вирячева, вся соткана из противоречий и парадоксов.А пока те, кому средства позволяют интенсивно заниматься индивидуальным обучением своих детей, могут и не требовать убрать или сократить нашу школу, чтобы не мешать им обучать их детей. Этим убиранием и сокращением планомерно занимается Минобрнауки, «оптимизируются» предметы, финансируемые из бюджета, все остальное может по-прежнему существовать, но на родительские денежки. Оптимизирована донельзя литература, если такой курс будет продолжен, это будет прямой путь к окончательному разделению российской системы образования на две неравные части: образование для элиты и образование, пардон, для быдла. И это в нашем социальном (как записано везде) государстве…Впрочем, предложен и второй способ ухода от классно-урочной системы – это свобода и выбор, своеобразная шведская школа, ученики приходят на любое занятие когда захотят. Шведский стол – изобретение действительно полезное, я встречался с ним в США – и в ресторане маленького провинциального городка, и в нью-йоркском отеле. Да вот беда – именно того, что мне хотелось, – русских блинов размером во всю сковородку и маринованных белых грибочков – не было. Короче говоря, шведский стол – это свободный выбор из того, что тебе предлагают.Вторая аналогия, которую предлагает Евгений Вирячев, – это свободное движение автомашин по многополосному шоссе («никто ничего не регулирует!»); аналогия эта до обидного лукава и хромает на обе ноги. Правила дорожного движения определяют, по какой полосе ехать многотонной фуре, по какой – автобусу, сменяющие друг друга знаки ограничения скорости то разрешают ехать быстрее, то велят медленнее, да и едут-то все в одну сторону, какой уж тут выбор, какая свобода! У физиков (наверное, не только у них) в ходу фраза: «Эксперимент нас рассудит!» Самый убедительный эксперимент по абсолютной, неограниченной свободе выбора поставило наше Министерство образования и науки, когда разрешило абитуриентам подавать заявления о поступлении в любое неограниченное количество вузов, хоть во все сразу. Чем закончился этот эксперимент, мы все помним.Но если все-таки принять лозунг «свобода и выбор», то окажется, что в реализации этого лозунга главное звено – это тот, кто составляет меню для шведской школы или формулирует правила свободного движения, – опять-таки учитель! И значимость его становится не «как бы искусственной», а еще более реальной и понятной.Наконец, об уникальной школе Саммерхилл. Это тоже эксперимент, который, казалось бы, рассудил в пользу свободы и выбора. Очень хочется рассказать одну давнюю историю, не имеющую прямого отношения к школьным делам. После творческой встречи с физиками-ядерщиками главный режиссер знаменитого ленинградского Большого драматического театра Георгий Александрович Товстоногов спросил: «А какие у вас, в мире науки, главные трудности?» И директор института член-корреспондент Академии наук СССР О.И.Сумбаев ответил: «Люди! На весь институт у нас всего пять-шесть человек, чьи работы определяют высокий уровень института в мировой науке…» На обратном пути в Ленинград (мне выпала честь провожать гостя до театра) Георгий Александрович вернулся к этой теме: «Я никак не пойму то, о чем говорил Олег Игоревич, на такой большой институт пять-шесть человек…» Я спросил: «А сколько актеров в вашем театре?» «Семьдесят два», – был мгновенный ответ. «А в другой город, но чтобы был такой же театр, сколько возьмете?» – «Двадцать», – снова мгновенно ответил режиссер. «А сколько таких, чтобы вот просто назвать фамилию – и ясен высочайший уровень?» Возникла пауза… Изумленные глаза великого режиссера забыть невозможно. «Пять-шесть», – проговорил он. И тогда я стал рассказывать ему о теории вероятностей и рисовать на подвернувшемся клочке бумаги кривую нормального распределения – гауссиану, красивую такую кривую: один максимум и два «хвоста», плавно и симметрично спускающихся к горизонтальной оси координат (но не пересекающих ее, даже не касающихся). Стал объяснять, что если по этой оси откладывать величину таланта ученого или актера, то вертикальная координата точки, лежащей на кривой, покажет количество (или долю, процент) людей с данным размером таланта. Самые талантливые – на правом «хвосте», кривая близко к оси, значит, таких мало; тупицы и бездари – на левом, их тоже немного. А физики откладывают по горизонтальной оси даже скорости молекул в газе – распределение будет таким же.Тогда режиссер понял, почему «пять-шесть» оказались и там и там. И если отложить по оси величину практикуемой в школе свободы выбора, то Саммерхилл должен находиться далеко-далеко справа, где кривая очень близко к оси, и значит, по законам природы (теории вероятностей и кривой нормального распределения) таких школ может быть ничтожно мало, ну вот пока одна. И тут ни при чем противоборство держав, религий и идеологий, о котором пишет Евгений Вирячев.Спасибо автору «Конца уроков» за постановку интересной проблемы и еще за вопросы в конце статьи. Попробую ответить на некоторые. Во-первых, российская школа к переменам готова, смотря к каким, это отдельный разговор. Во-вторых, не всякий путь реформирования рискованный, надо находить путь продуманный и надежный, с минимумом потерь. И в-третьих, при любых реформах надо сохранять и оттачивать все лучшее из накопленного. Михаил КИСЛОВ, учитель гатчинского лицея №3, Ленинградская область
Выбор читателей
Комментарии