На чтение: ≈ 28 мин.История эта начинается так. Жил-был молодой завуч по воспитательной работе. И все-то у него получалось. В школе N 16 города Йошкар-Олы, куда он попал сразу после университета, все его тут же полюбили. И дети, и коллеги, и директор – опытная, мудрая, душевная Зинаида Алексеевна Быкова. Несмотря на то что было нашему герою чуть за двадцать, все у него получалось легко и красиво. Так и жил бы он себе припеваючи да горя не ведая – от добра, как известно, добра не ищут, – если бы однажды, в полуприказном порядке, ему не было поручено кресло директора школы N 18. Школы со скандально-криминальной репутацией. Школы, требовавшей капитального ремонта. С тех пор прошло девятнадцать лет…
Григорий Пейсахович, генеральный директор ЭШК N18
Подъезжаю к Йошкар-Оле в омерзительном настроении. Подвыпивший сосед по купе ночью упал на стол и уронил на меня двухлитровую бутылку с “Пепси-колой”. Это раз. От мысли, что сейчас придется натянуто улыбаться и вести заунывно-вежливую беседу с абсолютно незнакомым человеком, сводит скулы. А если он с порога начнет жаловаться, что его великие свершения никто не ценит, потому что и оценить-то их невозможно? И вообще окажется непризнанным диссидентом-оппозиционером? Тогда уж лучше сразу из поезда не выходить. Это два. И вообще с утра – я не человек. Это три.
Григорий Ефимович Пейсахович, генеральный директор экспериментальной школы-комплекса N18, ждет на платформе. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: он не будет ни на кого жаловаться, и пустые разговоры ни о чем мне не грозят. Больно у него лицо интеллигентное, взгляд ироничный, да весь облик Европой дышит. Всю дорогу – Григорий Ефимович везет меня показывать свое “царство” – я хихикаю над его шутками и забавными замечаниями. Столбик настроения неуклонно ползет вверх.
Едем долго. Зимняя Йошкар-Ола – то же, что и десятки других небольших российских городов. Холодно, снежно, немноголюдно. Типовая блочная застройка. Машина останавливается: за очередной историей я отвлеклась от созерцания пейзажа и не заметила, как подъехали к школе.
Костюм, пришитый к рукаву
Снаружи – школа как школа. Разве что большая, построенная в форме квадрата. Внутри все куда интереснее. Одно слово – индивидуальный проект: парадная лестница, коридоры-лабиринты, которые здесь называют “проспектами”, просторные площади-рекреации с цветами, изящными фонтанчиками и аквариумами. Делаем очередной поворот и оказываемся на балконе-балюстраде. Винтовая лестница ведет в самый настоящий зимний сад. Ну самим фактом зимнего сада меня, положим, не удивишь: сегодня многие крупные школы позволяют себе подобную красоту. Только далеко не все туда ребят пускают: понастроят решеток с пудовыми замками, мол, любуйтесь, милые дети, но на расстоянии. Здесь же вдоль клумб скамейки, народ сидит, что-то обсуждает, ни тебе злобных хулиганов, ни мелких пакостников.
Решив продолжить экскурсию после завтрака, отправляемся в столовую. Ею тут гордятся не меньше, чем зимним садом. Несколько лет назад Григорий Ефимович решил отказаться от услуг межшкольного комбината питания – качество не всегда оправдывает нешуточные цены – и оборудовал собственный пищеблок.
– А с санэпидстанцией проблем нет? Они ведь такую самостоятельность не любят, замучить могут.
– А мы пошли по пути наименьшего сопротивления. Приходит проверка, там посмотрит, здесь проинспектирует – придраться, как ни крути, не к чему: мы стараемся все в идеальном порядке содержать, все их хитрые нормы соблюдаем. Но придраться надо, работа у них такая. Поэтому, уходя, говорят: “В следующий раз придем, чтобы отдельный хлебный цех оборудовали”. Мы никогда не спорим, делаем все, что велят, так что к их следующему визиту хлебный цех уже готов.
Но даже на такие хлопоты можно пойти за право самим распоряжаться в своей столовой. Сами закупаем продукты, сами готовим – так выходит куда дешевле. Вам, москвичам, цены вообще смешными покажутся – семь рублей за горячий обед. Ну для ребят из многодетных и малообеспеченных семей все, естественно, бесплатно.
За аппетитными подрумяненными блинчиками разговор течет еще более непринужденно.
– Думаете, это здание всегда было таким? Ничего подобного. Начнем с того, что оно было крошечным. Теперь в нем только наша начальная школа и помещается. Все эти коридоры и залы были пристроены уже много позже. Мы все смеемся, что к рукаву костюм пришили. Когда меня перевели сюда директорствовать, это был “караул!”, а не здание. Чтобы так все развалить, особый талант нужен. Крыша текла. Над оконными проемами не было перемычек, и кирпичи висели прямо на арматуре. Рано или поздно вся эта “красота” непременно на кого-нибудь да рухнула бы – это был исключительно вопрос времени. Да еще одна живописная деталь: директорский стол стоял на трех ножках, четвертую же заменяли кирпичи. Для надежности, наверное. Но все это были благоуханные цветочки по сравнению с той живописной ягодкой, которую дети ежедневно наблюдали из школьного окна. Прямо под нашими стенами раскинулась вещевая барахолка со всеми ее прелестями. На то, чтобы ее от нас убрали, ушло почти десять лет…
Урок – он и в ЭШК N18 урок
Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота
После завтрака экскурсия продолжается. Особая гордость Пейсаховича – лечебно-восстановительный центр, под который был переделан обычный подвал. Заключив договор с Республиканской детской больницей, школа получила в свое полное распоряжение кабинет физиотерапии, ингаляторий, стоматологический и массажный кабинеты, отделение водолечения (душ “Шарко”, подводный гидромассаж, восходящий душ) и в придачу ко всему этому великолепию – несколько высококлассных медиков. За ребятами тут наблюдают все годы их учебы в школе, постоянно прописывая им всевозможные чудо-процедуры, и из одиннадцатого класса они, по мнению Григория Ефимовича, выходят куда здоровее, чем приходят в первый.
Двигаемся дальше. В бассейне идет тренировка – девчонки учатся правильно прыгать в воду. На нас не обращают никакого внимания – не до того. После того как очередная прыгунья окатывает нас с головы до ног (ну не совсем с головы до ног, конечно, но вполне достаточно для того, чтобы подпортить светлый костюм моего спутника), решаем убраться подобру-поздорову, пока самих прыгать не заставили.
Бассейн и несколько спортивных залов – это спортивная школа, одно из подразделений экспериментальной школы-комплекса. Если ребенок понимает, что без гимнастики, плавания, греко-римской борьбы, регби (в общей сложности здесь работают около пятнадцати секций и сборных команд) жизнь его пуста и никчемна, всегда пожалуйста, приходите на здоровье. Утром учитесь, как и все, здесь же, в восемнадцатой, а после обеда вперед, все рекорды ваши. По окончании же спортивной школы получаете такой же диплом, как и все ваши коллеги-спортсмены по всей стране.
Следующая остановка на “Проспекте Карандаша”. Тут обитают живописцы, учащиеся художественной школы. Система та же, что и в спорте. Утром ходишь на обыкновенные уроки, вечером рисуешь, через несколько лет у тебя в руках свидетельство установленного образца о среднем художественном образовании.
Еще поворот. Мой экскурсовод толкает очередную дверь, и мы попадаем в небольшую комнату, посреди которой стоит мальчишка лет десяти, старательно пиликающий что-то на скрипке. “Репетирую, пока время есть”, – бросает деловито, не дожидаясь наших глупых взрослых расспросов. За стеной кто-то не менее усердно трубит в какой-то духовой, явно сложный инструмент. Все понятно: мы в музыкальной школе со всеми ее непременными составляющими – гаммами, сольфеджио и хором.
– Когда дети приходят к нам в первый класс, никто еще, как правило, не может сказать, в чем они проявятся, где и как раскроются. Поэтому в начальной школе они занимаются всем – музыкой, спортом, рисованием, танцами. Чтобы к пятому классу решить, чему посвятят себя действительно всерьез и надолго. У одного открывается идеальный слух, у другого – удивительное чувство цвета, третьи выносливы, как машины, – им прямая дорога в спортзал, четвертые пластичны, как кошки, – их отправляем на хореографию.
Балетная студия построена по всем правилам: зеркала во все стены, станок. Только что прозвенел звонок, так что мы попадаем прямо на разминку. Мальчики с пальчик и девочки-дюймовочки – пятиклашки – первый год обучения – по команде вытягиваются “в шпагате”. “Пока не добьемся безупречной растяжки, дальше двигаться не можем, – говорит преподаватель-хореограф, – так что гнемся, плачем, снова гнемся. Иначе в профессиональном балете нельзя”.
– Вы еще и кадры для Большого театра готовите? – накидываюсь на Пейсаховича, только мы оказываемся за стеклянной дверью класса.
– А что вы смеетесь? Мы не занимаемся самодеятельностью, здесь все очень серьезно, профессионально. Ребят для балетного класса, подкурса Марийского колледжа культуры, собираем по всей республике. Живут они тут же, при школе, в специальном общежитии. Работают с ними профессиональные хореографы. Закончив ЭШК N18, они смело могут поступать в любое балетное училище страны. Кстати, помимо классической хореографии есть у нас отделение народных и бальных танцев, театр-студия и фольклорный марийский ансамбль. Вкусы-то у всех разные, а коль заявил, что воспитываешь настоящих людей, личностей, будь добр, пожелания их учитывай.
Так, если сейчас мне покажут живого крокодила и скажут, что у них тут свой небольшой зоопарк, где воспитывают молодых экологов, я даже вида не подам, что удивлена.
Нет, зверинца здесь нет, зато есть производственный комплекс, где можно получить диплом швеи, программиста, мастера по ремонту радиоаппаратуры и даже водительские права.
Не всем же ребятам в искусство подаваться. У некоторых просто руки золотые. К примеру, школьный театр и всех танцоров обшивают девчонки из нашего же ателье.
Премьера – через пять минут
Элитная избушка на курьих ножках
В школе тихо. Идет урок. Слышно только, как где-то вдалеке в спортивном зале об пол бьется мяч. Мы с Григорием Ефимовичем бредем по одному из многочисленных “проспектов”. Он говорит, я слушаю. Слушаю, если честно, не очень внимательно, так как чувствую, что где-то глубоко внутри рождается вопрос, который ни в коем случае нельзя упустить, потерять. Ибо от ответа на него зависит, какой я окончательно запомню эту школу со всеми ее цветниками, залами и прочими чудесами, какой она останется в моей памяти. Резко останавливаюсь.
– Григорий Ефимович, скажите мне, только честно, ваша ЭШК воспитывает отпрысков финансовой и правящей элиты? Чтобы к вам попасть, без звонка “сверху” или толстенького такого кошелька с хрустящими, желательно зелеными бумажками не обойтись?
И тут случается странное. Закусив губу, чтобы не расхохотаться, Пейсахович подталкивает меня к окну. Там снег, школьный забор, а за забором – целая улица покосившихся, утонувших в сугробах избушек. Разве что не на курьих ножках. Такие сегодня увидишь только в глухих деревнях да в предназначенных под снос рабочих кварталах.
– Вот она наша финансовая и правящая элита. Тут и живет. Школа наша простая, микрорайонная. Чтобы к нам попасть, нужно просто жить здесь – мы обязаны учить всех детей округи. Да если бы мы только отборных ребят брали, откуда бы у нас их почти две тысячи набралось? И разве нужна была бы тогда вторая смена? А округа у нас знатная, заводская, самым непрестижным в городе районом считается. Из 1700 семей, что отдают нам своих чад, лишь пятнадцать процентов родителей имеют высшее образование. Первоклашек учим не только читать и считать, но и, простите за прозу жизни, туалетом пользоваться. В этих домах все удобства во дворе. И потом, знаете, “отшлифовать” ребенка из приличной семьи, придать ему лоск – это пара пустяков, особого ума и педагогического таланта для этого не нужно. А вы попробуйте научить играть на скрипке, сморкаться в носовой платок и есть ножом и вилкой того, чей отец в тюрьме, а мать из запоя не выходит. Я не говорю, конечно, что у нас все семьи исключительно такие, Боже упаси, но за те годы, что директорствую, навидался всякого. Хотя, не буду кривить душой, есть у нас ребята – человек пять, наверное, чьи родители, предприниматели, просят взять их отпрысков в обмен на спонсорскую помощь. Когда предлагают, я не отказываюсь. Время сейчас не то, чтобы отказываться. Сам средств к существованию не найдешь, никто их тебе на блюдечке не принесет. Даже копейки, что по закону положены, и тех ждать приходится. Но сам никогда ничего не прошу и не требую. И раз уж начали этот разговор: все, что вы видите вокруг, стоит, понятно, недешево. Приходится крутиться, находить все новые и новые средства к существованию: в основном это, конечно, дополнительные образовательные услуги – школа раннего развития для малышей, второй иностранный язык, факультативы по разным предметам. Дружим с Министерством культуры, которое поддерживает наши “музыкально-хореографические” начинания.
Доктор из 10-го “В”
Что еще удалось мне узнать за этот долгий, полный неожиданностей день? Что каждая параллель живет по принципу дифференциации: есть классы, работающие по стандартной, базисной программе, есть – с углубленным изучением ряда предметов и, наконец, – с облегченной программой, т.н. класс коррекции. Раз в полгода каждый ребенок, заручившись письменным согласием родителей, имеет право обратиться в совет школы с просьбой перевести его с одной ступени на другую – никто тут никого силой не держит. Чувствуешь в себе силы – иди в “продвинутый” класс, устал быть умным – переходи в простой…
Самое интересное начинается в старшей школе, где помимо простого десятого класса формируются три профильных: гуманитарно-педагогический, политехнический и медицинский.
Педагогический класс – это подкурс дошкольного факультета Марийского государственного педагогического университета. Занятия по спецдисциплинам проводят, естественно, преподаватели высшей школы. То же и с будущими медиками – углубленную анатомию, гигиену и прочие “гиппократовские” науки читают сотрудники Кировской медицинской академии. Результат налицо – практически все выпускники ЭШК поступают в вузы с первого раза.
– Вы знаете, я сама училась в английской спецшколе, в которой были и простые классы. Хорошо помню, как снисходительно, свысока, с чувством непередаваемого превосходства смотрели мы поначалу на ребят из неспецклассов. Как после очередной драки разнимавшая нас учительница кричала: “Ну вы-то из спецкласса, умнее должны быть, чего к этим дуракам цепляетесь?” У вас такой “кастовой” войны не случается?
– Ну и истории вы мне рассказываете. У нас такого быть не может. Для того-то мы и объединили под одной крышей музыкальную, художественную и спортивную школы, чтобы каждый был героем в чем-то своем. Чтобы ребята общались вне зависимости от возраста и успехов по основным предметам. А какие у нас мощные воспитательные и психологические службы работают! Знаете, какому принципу мы все тут служим? Главное, как ни кощунственно это может прозвучать, не образование как таковое, само по себе, набор неких знаний, а тот комфорт, который ощущают наши дети. Тот восторг, который ощущают, беспрестанно слыша и осознавая, что они – личности, что их индивидуальность нельзя ни повторить, ни скопировать. И, поверьте, это не просто слова. Мы действительно так живем.
Маяк светит всем
Небольшой кабинет. Заваленный бумагами стол. Я в гостях у Людмилы Васильевны Пуртовой, председателя областного Комитета Профсоюза работников народного образования и науки. Пьем чай. Говорим о повышении зарплаты, о долгах, о надтарифном фонде. Республика Марий Эл – дотационная, а значит, проблем у профсоюзных лидеров столько, что врагу не пожелаешь. Времени у Людмилы Васильевны мало, на следующий день – заседание трехсторонней комиссии, в которой она представляет интересы бюджетников, так что особенно рассиживаться ей некогда. Перед самым уходом спрашиваю: “А что лично вы думаете об экспериментальной школе-комплексе N 18?” Улыбается. Значит, ничего плохого не думает.
– Это школа-маяк. Она из простых микрорайонных детей делает “сливки общества”. Они растят личностей. Пейсахович создал работоспособный коллектив. Он сам много учится, заставляет учиться своих педагогов. Мой ребенок занимается в прекрасном лицее в центре города. Но там нет того, чего в избытке в ЭШК N 18, – увлекательного досуга, которым заполнена жизнь ребенка после уроков, той домашней атмосферы тепла и дружбы, которая царит у Григория Ефимовича.
– Людмила Васильевна, как вы думаете, этот дух останется, когда туда, рано или поздно, придет другой директор?
– Григорием Ефимовичем надо родиться. Школа со всем ее колоссальным опытом будет прежней, но останется ли прежним дух?
В гости к первой леди
Ближе к вечеру решаю нанести еще один визит. На сей раз отправляюсь к первой леди марийской школы, министру образования Галине Николаевне Швецовой. Чтобы рассуждать о реликтовых лесах, нужно иметь хотя бы минимальное представление о том, на какой почве эти драгоценные породы произрастают.
Галина Николаевна родом из высшей школы, министерское кресло занимает всего год. Все, с кем бы я ни заговаривала, отзываются о ней как о грамотном, думающем специалисте и очень умной женщине.
– Какими новостями живет и дышит сегодня образование Марий Эл?
– Самое главное – мы смело идем на все эксперименты. Не побоялись пойти на единый государственный экзамен, на изменения в структуре и содержании общего образования. Поэтому, когда говорят о том, что школа идет по пути модернизации, мы принимаем это и на свой счет.
– Ваша республика – национальная, точнее, многонациональная. А там, где бок о бок живут несколько народностей, зачастую происходят идейные и этнические столкновения.
– Год назад, когда я пришла в министерство, в республике назревал конфликт. Русскоязычное население – русские, украинцы, татары – сильно протестовало против обязательного изучения в школе марийского языка. Нам пришлось создать семнадцать вариантов Базисного учебного плана. Федеральную часть, естественно, не тронули, “размножили” лишь национально-региональный компонент. В этих программах отражены особенности каждой этнической школы, каждого класса. Ведь в Марий Эл работают не только марийские или русские школы, но и татарские, есть чувашские и удмуртские классы, армянские и еврейские воскресные школы.
Мы же цивилизованные люди, а значит, на нашей земле должно быть хорошо всем. Любая нация имеет право на свою культуру, свой язык, свои обычаи.
…Возвращаемся в город поздним вечером. Сердце мое переполнено эмоциями и впечатлениями. Из неофициальной беседы выяснилось, что в Марий Эл до сих пор можно найти язычников с их священными рощами и жертвоприношениями. Так, последняя человеческая жертва была принесена в середине пятидесятых, в честь духа воды. Григорий Ефимович прерывает мои мистические раздумья:
– Национальный вопрос – это наша больная мозоль. Столько копий об него сломано да нервов попорчено. Но и из этой проблемы можно выйти красиво, с достоинством. Мы, например, в каждой параллели набираем один национальный класс с углубленным изучением марийского языка и культуры. Целый этнографический музей создали, по деревням поездив. Так в этот класс конкурс, народ туда рвется, учиться там очень престижно. Тут ведь главное, какой имидж всему этому делу создать.
Уезжаю на следующий день. Уже на платформе Григорий Ефимович рассказывает, как они планируют отмечать сорокалетие школы: весело, звонко, с размахом.
– Григорий Ефимович, а в следующие-то сорок лет чем заниматься планируете, о чем мечтаете?
– Хочу нормальный компьютерный класс, мультимедийную библиотеку. Хочу, чтобы денег на учебники да и просто на книги хватало. Чтобы долгов за отопление не было. Много чего хочу. А раз хочу, значит, так оно и будет. Сделаем.
Проводница торопит – до отправления поезда осталось пять минут, а сама, глядя на Пейсаховича, смеется, мол, гостья-то ваша уезжать не хочет. Не хочу, потому что мне всегда хорошо там, где никто ни на кого не жалуется, там, где не грозят пустые разговоры, там, где так хорошо всех знаю.
Анна ХРУСТАЛЕВА
Йошкар-Ола
Выбор читателей
Комментарии