после принятия Закона “Об образовании”

в Латвии и Эстонии встал особенно остро

Вторая модель предлагает постепенное увеличение предметов, преподаваемых на латышском языке начиная с первого класса.

Третья модель – с первого по шестой класс – обучение ведется на двух языках, с седьмого класса до 80% предметов преподаются на латышском языке. Какой бы из вариантов любая из русских школ ни предпочла взять за основу, итог будет один: государственные школы с русским языком обучения как таковые в Латвии в самое ближайшее время существовать перестанут. Обеспеченные родители могут перевести своих детей в частные школы, но и в них избежать языкового давления не удастся, так как Министерство образования, по принятому Закону “Об образовании”, должно регламентировать перечень предметов, которые необходимо изучать на латышском языке и в частных, и в национальных школах.

Путей к отступлению не дано ни ученикам, ни педагогам. Научно обоснованных рекомендаций по воплощению данного языкового новшества в жизнь тоже не имеется, нет и учителей-предметников, подготовленных для преподавания в русских школах на латышском языке.

С аналогичной проблемой столкнулись и в Эстонии, где сроки перевода русских школ на эстонский язык решено передвинуть с 2000 года на 2007-й. От первоначальной даты пришлось отказаться за неимением достаточного количества специалистов, способных вести уроки на эстонском языке.

Столь жестокую политику в отношении школьного образования в Латвии и Эстонии аргументируют не политической конъюнктурой, а необходимостью создавать для молодых инородцев условия для идеального овладения государственным языком. Однако существует и иная точка зрения. Недавно четырнадцать известных в Эстонии ученых обратились к общественности с открытым письмом, в котором, кроме социальных и демографических проблем, большое внимание уделено вопросам образования. Их заявление было направлено во все средства массовой информации, но лишь русская газета “Эстония” сочла необходимым опубликовать его в полном объеме. Скорее всего потому, что ученые признали: попытка искоренить образование на родном языке для трети жителей Эстонии является скрытой формой ассимиляции. По мнению авторов письма, система образования должна быть такой, чтобы представитель некоренной национальности имел возможность наравне с эстонцами делать карьеру, нигде не чувствуя себя ущемленным. Недопустимо закрывать русские школы, окончательное упразднение русских школ может лишь обострить межнациональные разногласия.

К сожалению, чиновники Минобразования и в Латвии, и в Эстонии не склонны считаться с общественным мнением и рекомендациями международных организаций. Проблема освоения государственного языка решается здесь самым худшим образом – насильственным обучением школьников на неродном языке. А ведь в этих странах до 1940 года существовали и успешно работали иноязычные государственные школы и гимназии. Сегодняшняя же педагогическая практика дискриминирует русских детей.

Татьяна ЯНСОНЕ

Рига

быть надежным партнером для российских беспризорников

Когда сюжет на эту тему начинается по телевизору, я всегда переключаю программу. Но сейчас отступать было поздно: в углу плакал мальчик лет шести, тихо и сосредоточенно, уткнувшись лбом в стену, нисколько на стараясь, чтобы его заметили, услышали, пожалели…

– Что с тобой, в чем дело?

– Я к маме хочу!

– Давай мы ей сейчас позвоним…

– Она не хочет ко мне приезжать, не хочет!

– Мы ее обязательно уговорим, правда, вот увидишь…

Голос взрослого спокоен и убедителен, он вселяет надежду. Всем, кто живет здесь.

О своей работе рассказывает Андрей Артемчук, замдиректора по воспитательной работе приюта “Дорога к дому”, социальный работник на дому.

– Социальная политика – всегда государственная роскошь. Можно долго рассуждать о том, хорош он был или плох, но целостность, так необходимая, присутствовала. Теперь этого нет. В результате на сегодня мы имеем следующую ситуацию. Возьмем для примера один муниципальный район города Москвы. Это 100-125 тысяч человек. Из них примерно треть – несовершеннолетние, то есть 40-50 тысяч. Минимум 10% из этой категории входят в “группу риска” (те, кто способен на противоправные действия). Получается, что социально опасных детей и подростков в одном районе Москвы 4-5 тысяч человек. На такое количество проблемных детей приходится следующая система социальной защиты: комиссия по делам несовершеннолетних – КДН (1-2 человека), отдел профилактики правонарушений несовершеннолетних при МВД – ОППН (2-3 человека), педагоги-организаторы социальных управ (3-4 человека), школьные социальные педагоги, которые чаще всего занимаются лишь тем, что составляют списки на бесплатное питание. Все эти люди работают независимо друг от друга.

С начала 80-х годов в России стало возможно появление социальных педагогов. Тогда появились приюты, центры экстренной помощи, социально-психологические службы. До 1992 года все эти новшества встречали бешеное сопротивление властей, потому что они выявляли проблему, которой вроде бы не было. Все это время социальные педагоги работали на основании одной статьи (ст. 127 УК РСФСР) “Неоставление в опасности”. В ней говорится, что если любой гражданин России знает, что другому гражданину России угрожает опасность, то он обязан принять меры. Если человек этого не делает, не уведомляет официальные органы, то он совершает преступление.

– Как все это организовывалось, ведь для приюта нужно как минимум помещение?

– Обычно это был самозахват какого-нибудь разваливающегося здания. Я сам в 1989 году в Питере таким образом организовал приют “У синей вороны”. Это был первый с 1934 года приют в России. Почти сразу возник второй под названием “Селена”. Я помню еще те времена, когда приходишь к чиновнику, говоришь, что у нас есть беспризорные дети, он смотрит на тебя как на сумасшедшего и совершенно искренне восклицает: “Да что вы, откуда они у нас, мы что, в Америке?” Продолжаешь разговор, рассказываешь, что в России существуют социальные педагоги – чиновник удивляется еще больше. Через 1,5 часа общения с показом фотографий, методических разработок, документов собеседник спрашивает: “Скажи, что ты с ними делаешь, ты их продаешь? Зачем они тебе нужны?”

– Ваша деятельность – эксперимент. Для чего он нужен?

– Мы работаем 6 месяцев по основному проекту, до этого – 5 месяцев по пилотному. У нас огромное количество методических находок, много информации по организации реабилитационного пространства на территории округа. Основная задача нашей работы – сделать так, чтобы все организации, от которых это зависит, взаимодействовали между собой, чтобы их главная цель была – реабилитировать каждого ребенка.

– Чем отличается приют от детского дома?

– Приют – это центр, где беспризорные, дезадаптированные дети проходят реабилитацию. В детдомах этого нет. В лучшем случае хорошие экспериментальные детдома проводят программу длительного восстановления, но в структуре реабилитационного пространства это только третий этап.

Первый этап – поиск и знакомство с проблемными детьми. Здесь задача социального педагога на дому – уговорить их на работу с нами. Второй этап – первичная реабилитация. Ребенок должен отбросить те навыки и антисоциальные установки, которыми он руководствовался в своей уличной жизни. Он должен захотеть принять тот образ жизни и модель поведения, которые позволят ему вернуться в общество.

И только третий этап – длительная реабилитация. Она проходит либо в родной семье, либо в фостеровских семьях, в учреждениях семейного типа и в самых крайних случаях – в интернатах. Цель приюта – быстро восстановить ребенка, довести его до нормы и передать туда, где он будет жить. В детдомах этот процесс в лучшем случае растягивается на годы, в худшем – просто отсутствует. Самое главное, что должен делать приют, – это подготовить маленького человека к встрече с той средой, в которой он будет жить. Что происходит, если выдернуть это звено? Ребенок вчера был беспризорным, находился в состоянии войны со всем миром взрослых. Сегодня его привозят в казенный дом, который совершенно не ориентирован на то, чтобы уделять ему особое внимание, создавать индивидуальный восстановительный режим. Детдом – это уже изжившая себя форма устройства подобных детей. Сейчас появился целый ряд новых способов жизнеустройства проблемного ребенка.

Сегодня наш центр “Дорога к дому” занимается еще и созданием организации содействия семейному воспитанию несовершеннолетних группы риска. В ее задачу будет входить поиск приемных родителей, их обучение (этот процесс в России сегодня практически отсутствует). Фостеровская семья – реальная альтернатива детдомам. Ко всем своим достоинствам невещественного характера она еще и в денежном отношении выгодно отличается: пребывание ребенка в детдоме обходится в 2 раза дороже, чем в такой семье.

– Если коротко, в чем конкретно состоит задача социального работника на дому?

– Он должен собрать максимально полную информацию со всех организаций и учреждений, которые занимаются группой риска. Затем сделать ее доступной для общественности. Определить круг семей, требующих неотложной помощи, где жизни и здоровью ребенка угрожает реальная опасность. Следующий этап – создать ситуацию сотрудничества с этой семьей. С этого момента социальный работник курирует данную семью до полной реабилитации ребенка. Также он содействует работе с этой семьей всех необходимых специалистов. В нашем центре мы предоставляем наркологическую, медицинскую, социальную и правовую помощь. Крайне важно, что мы являемся помощниками “нашей” семьи в процессе ее общения со всеми ведомствами, которые должны защищать ее интересы.

– Откуда берутся социальные работники?

– В основном это выпускники или студенты последних курсов социально-психологических факультетов. Сегодня их 12 человек – по одному на каждый район Юго-Западного округа Москвы. Когда мы работали по пилотному проекту, нас было только пять. Для примера: в Бухаресте живет приблизительно столько же людей, сколько в нашем округе, – 1250 тысяч человек. Проблему беспризорности они решают уже четыре года. Там 100 социальных работников. При очень тесном сотрудничестве работают четыре организации, у нас – одна. И наша помощь нужна практически в каждом доме, где есть подросток…

Но успеет ли Андрей Артемчук помочь всем?..

Ольга СТАРОВЕРОВА