Портрет

Судьба играет человеком

А человек… судьбой

Московский университет сам по себе легенда. Но делают его таковым не старые аудитории с деревянными столами и кафедрами, не скоростные лифты и даже не величественный шпиль университетской башни на Ленинских горах. Легенду делают люди.

5 октября 1999 года на географическом факультете МГУ событие. Сорок лет как заведует кафедрой социально-экономической географии зарубежных стран Виктор Вацлавович Вольский – доктор экономических наук, заслуженный профессор Московского университета, член-корреспондент Академии наук.

Поднимаясь на лифте на девятнадцатый этаж, а абсолютная высота географического факультета МГУ над уровнем Мирового океана – ни много ни мало 300 метров, вы наверняка столкнетесь с кем-нибудь из географов. Это может быть немытый и нечесаный “лохматый геолог” с рюкзаком и ледорубом за спиной или же элегантная и утонченная лаборантка со свертком крупномасштабных карт амазонской сельвы. Непременно спросите их про Вольского. Уверяю вас, они с нескрываемой гордостью ответят, что знают этого человека и, возможно, поведают вам одну из невероятных историй из его биографии. То же самое попытаюсь сделать и я, хотя, к великому сожалению, имею весьма отдаленное отношение к геофаку МГУ.

– Виктор Вацлавович, на факультете о вас ходят легенды, например, о том, как вы выбрались из тонущего самолета в Атлантическом океане и вам пришлось бороться с акулами.

– Молодой человек, вы слишком много знаете. Вам известно, что делают с такими людьми на диком Западе?

Я с пониманием взглянул в окошко девятнадцатого этажа, из которого открывалась прелестная панорама Москвы с высоты птичьего полета…

– Действительно, на мне был жилет французского десантника с ампулами какой-то вонючей жидкости, которая отпугивает акул. Однако с акулами я не встретился по той простой причине, что их в ту ночь поблизости не было. Вполне возможно, что они спали. Рейс “AIR FRANCE”, вылетевший из Рио-де-Жанейро, не упал в океан, а плавно приводнился. Спаслись почти все, за исключением двенадцати человек, которые не успели отплыть от самолета в тот момент, когда он пошел ко дну. Людей просто засосало в мощный водоворот, образовавшийся при погружении самолета. Была ночь. Вдали виднелись огни побережья. Я полагал, что до берега километра два, но оказалось – больше. Нет ничего обманчивее, чем расстояние в темноте. Короче говоря, я выплыл… Однако это дела давно минувших лет, plusquamperfectum. Это по латыни.

– Вы с потрясающим спокойствием говорите о таких вещах! Я бы, наверное, сразу в обморок упал… А откуда вы знаете латынь?

– Я закончил два курса Белорусского лесотехнического института. Учился на лесника, а названия растений на латыни нас заставляли учить с первого курса. Возможно, я стал бы неплохим лесником и вернулся на Брянщину, в свою родную Злынку, если бы не война.

– Расскажите о Звезде Героя.

– Я получил ее во время освобождения Молдавии в сорок четвертом. К тому времени мы, что называется, привыкли побеждать, но неожиданно пять немецких дивизий прорвались из окружения, и моя батарея оказалась на острие этого прорыва. “Моя” – не совсем точно сказано. Я принял команду во время боя у раненого лейтенанта. 107 бойцов, семь пушек и два четырехствольных пулемета “Браунинг” – вот все, что мы могли противопоставить пяти эсэсовским дивизиям. Командиру соседней батареи, моему другу Луке Мережко перебило обе ноги разрывными пулями, но он двое суток до подхода наших не оставлял пулемет… Немцев не пропустили. Из моих ста семи бойцов осталось восемнадцать.

Тогда у меня еще не было офицерского звания. Получил его позже, после войны, и был направлен в Москву в МВТУ имени Баумана на приборно-артиллерийский факультет. Почему именно туда? Просто в моем послужном списке был орден Красной Звезды за изобретение планшета-трансформатора.

– А что это такое?

– В сорок первом этот прибор был взят на вооружение Советской Армией. Он позволял достаточно точно определять местоположение самолета противника по данным пунктов наблюдения на передовой. Возможно, вам это ни о чем не говорит, но этот прибор в несколько раз расширил радиус управления огнем зенитной артиллерии. Словом, я был зачислен в Бауманский, получил студенческий билет и место в общежитии, но не судьба… Иду я как-то по Крымскому мосту, смотрю на Москву-реку, на гуляющих и вижу, как на одном из зданий двое мужичков приколачивают вывеску “Московский институт международных отношений”. В дверях стоит выхоленный швейцар с бородой и галунами и с таким важным видом, что ни дать ни взять генерал. Однако это меня нисколько не смутило. Я решил, что должен здесь учиться, а поступить в этот институт помог случай. Произошло это следующим образом: я поднялся на второй этаж в кабинет директора и сказал, что меня всю жизнь притягивали международные отношения. В кабинете, кроме директора, в тот момент находился заместитель министра иностранных дел.

– Ну что, возьмем парня? Смотри-ка, Герой Советского Союза, – произнес директор. – Только вот беда, парень-то военный…

Тогда заместитель министра берет телефонную трубку, звонит главному маршалу артиллерии Воронову. Через три дня меня демобилизуют, а еще через неделю зачисляют на первый курс института.

Вот так. Судьба… А выжить во время войны – это ли не судьба. На Курской дуге под Прохоровкой, куда нас кинули в сорок третьем. Из двенадцати парней, закончивших вместе со мной Вышковскую среднюю школу, с фронта вернулись только двое…

– Вспоминаете школу?

– У нас была замечательная школа. Все предметы, за исключением немецкого, вели мужчины. Причем настоящие мужчины – в наш медвежий угол, затерянный в Брянских лесах, ссылали политических. Русский язык и литературу преподавал бывший вице-президент Академии наук Белоруссии, которого потом все-таки забрали. Его место занял Мартын Лозбень, ставший впоследствии ректором Гомельского университета. А изобретением своего планшета-трансформатора я во многом обязан нашему географу – он научил меня составлять карты различного масштаба и генерализации. С благодарностью вспоминаю своего учителя. Наверное, благодаря ему я влюбился в географию. А в восьмом классе я начал работать, что называется, по специальности – был наблюдателем на метеостанции. В моем ведении находились двенадцать приборов, среди которых флюгер, осадкомер, барометр. Слышали, наверное, о таких из школьного курса?

– Я в душе географ.

– Ну вот, видите как. Значит, мы друг друга понимаем.

– А есть на земном шарике места, где вы не бывали, Виктор Вацлавович?

– На земном шарике – есть, а в Латинской Америке, пожалуй, нет. Здесь, на кафедре, в свое время был создан своеобразный “клуб” латиноамериканистов. Кстати говоря, первая кубинская делегация, приехавшая в Союз в 60-м году, начала свое знакомство с МГУ именно с нашей кафедры. Че Гевара, Антонио Нуньес Хименес, Карлос-Рафаэль Родригес были в восторге от географической карты сахарной промышленности Кубы, которую составили мои студенты. В 64-м году меня вызвали на Старую площадь и в приказном порядке назначили ректором Института Латинской Америки Академии наук. Ректор МГУ Иван Георгиевич Петровский отпустил меня с тем условием, что я останусь заведующим кафедрой. Пришлось совмещать две должности, но не скажу, чтобы это было в тягость.

– Наверное, работа в “клубе” латиноамериканистов не ограничивалась рамками этого кабинета?

– Разумеется. Я много путешествовал, прошел всю амазонскую сельву на глиссерах и каноэ. Ооновский паспорт давал мне статус эксперта высшего ранга по использованию природных ресурсов.

– Может быть, припомните какой-нибудь экстраординарный случай из своих путешествий?

– Извольте… Я работал в Колумбии: намечали возможные створы для строительства гидроэлектростанций в верховьях реки Кауки. После этого предстоял недолгий перелет из Кали в столицу Колумбии – Боготу. Собственно говоря, недолгим он оказался только для меня – единственного пассажира, который купил билет на тот злополучный рейс и остался жив. И произошло это совершенно случайно. Во мне взыграло давнее увлечение фотографией. Я просто не мог не заснять скалистые хребты Анд с высоты птичьего полета. Фотографией, надо сказать, болею с детства, с тех самых пор, как мы с приятелем решили заработать, снимая сцены из дачной жизни в окрестностях нашей деревеньки. Дело было до войны… Впрочем, я, кажется, отвлекся. Так вот, губернатор Кали, высокий красивый негр, любезно предоставил мне свой двухмоторный самолет, и мы с пилотом два часа кружили над скалами, запечатлевая остроконечные пики и долины, утопающие в зелени тропических лесов, пока… не отказал один из двигателей. Пилот искусно посадил машину на чью-то сахарную плантацию, сломав одно крыло и шасси. Хозяин плантации нисколько не рассердился, напротив, видя наше бедственное положение, одолжил нам свой джип, и в город мы вернулись лишь к следующему вечеру. Только тогда я узнал, что рейс, на котором должен был лететь в Боготу, разбился о скалы при взлете.

…Перу. Горная дорога в Андах. Перевал. Пять тысяч метров над Тихим океаном. Полоска асфальта, прилепившаяся к отвесной скале, настолько узкая, что движение только в одну сторону. Мы направляемся из города Пукальпа в Тинго-Марию. Названия достаточно романтичные, а пейзаж за окошком – не очень: безжизненный каменистый склон с одной стороны, и зияющая пропасть – с другой. Двенадцать машин осторожно карабкаются на перевал, наша плетется в хвосте, а встречные ждут за перевалом, пока мы проедем этот адский участок. Им пришлось ждать… двое суток. Внезапно обрушившийся селевой поток вперемешку с грязью и камнями смывает с шоссе одиннадцать машин… Наша двенадцатая.

– Ваши рассказы отобьют всякую охоту путешествовать. А какая из стран вам больше всего нравится?

– Она расположена далеко от Южноамериканского континента – Испания. Вы ожидали услышать “Франция”? Знаете, в Париже слишком много туристов. В Мадриде потише – туристы не скапливаются в столице, а рассредоточиваются по всей стране. В Испании что ни город – то музей: Барселона, Севилья, Валенсия, Сарагоса. К тому же Испания не настолько развита, чтобы привлекать иностранную рабочую силу. Испанцы сами уезжают на заработки в ту же Францию или Италию… Швеция – чрезвычайно благоустроенная страна. Мне нравится их модель капиталистического социализма и их конституция, согласно которой никто не имеет права запретить доступ к природе. В отличие от Англии, например, где табличка с надписью “Private” может помешать вам собирать грибы в лесу или играть в волейбол на полянке.

– А вы любите собирать грибы?

– Люблю, конечно, но сейчас на это просто не хватает времени. Очень много работы – готовится новое издание учебника “Социально-экономическая география зарубежного мира”. Семьсот страниц текста, 150 цветных фотографий и столько же карт с таблицами выходят под моей редакцией. Это учебник совершенно нового качества. Использован цивилизационный подход в изучении стран. То есть не с позиций классовой борьбы, а с исторических, религиозных, культурных, экономических. Все эти факторы наиболее полно определяют жизнь того или иного народа или страны в целом, а также объясняют противоречия, возникающие в человеческом обществе. Их корни выходят далеко за рамки классовости.

Такой подход стал возможен еще и потому, что кануло в Лету ограничение Минвуза: не более шестнадцати страниц учебника на два лекционных часа. Теперь студент имеет возможность познакомиться со страной, окунувшись в нее, что называется, с головой…

От автора. Виктору Вацлавовичу через два года восемьдесят. Его энергии и оптимизму можно позавидовать. Но больше всего в этом человеке привлекает то, меня по крайней мере, что он никогда не поддавался обстоятельствам и не боялся сделать первый шаг. А дальше его вела судьба, внося свои коррективы и давая понять, верно ли сделан этот шаг.

Дмитрий ЕГОРОВ