Функция духа,
или Сталь закаляется не только на узкоколейках!
Cамое дорогое воспоминание о детстве: банка с медом стоит высоко на полке – недосягаемая, словно солнышко в небе. Он взобрался на табуретку, протянул руки вверх – не достает. Поднялся на цыпочки… Ну еще чуть-чуть… Эх! Янтарное пятно, неровно обтекая осколки стекла, становится похоже на солнышко в луже. Сердце сжимается от боли. Мама гладит его вихры, и глаза ее тоже покрываются влагой. Это было в военном 44-м году.
Мы сидим в большом кабинете заместителя министра образования России Владимира Шадрикова. Уютно: много книг, две чашки крепкого горячего чая. Я только что спросила его о детстве.
– … и это чувство вины я никогда уже не забывал. Оно всегда со мной. Оно дорого мне. Потому что это – компас. Жизнь – скорее бесконечный шторм, чем тихая гавань, не правда ли? Когда компасом в ней служит совесть, плыть легче.
Я соглашаюсь. Теперь понимаю, он писал эти строчки не только как ученый-психолог: “Пока мы угождаем себе, мы не можем угождать ближнему, любить ближнего”. Нечто большее руководило им, когда он писал эти строчки в своей монографии “Духовные способности”.
“Нечто большее” – это, на мой взгляд, философское осмысление жизни, это мудрость, которая как раз и воспитывается в человеке совестью. Вдумайтесь, я же спросила его о самом дорогом воспоминании, и он стал говорить о чувстве вины. Мы-то все боимся этого чувства, бежим от него, прячем в себе подальше, а он благодарен. И потому, я думаю, отмечен судьбой.
Школу Володя закончил с серебряной медалью. В родном Рыбинске молодежь валом валила на авиационный завод. Владимир же мечтал стать военным. Наивный, с его-то зрением – минус четыре. “Ну что, теперь все равно, – решил парень. – Теперь хоть куда”. И подал заявление в пединститут – в ближайший, Ярославский.
В начале жизни у нас у всех дороги одинаковы. Но осилит ее, как известно, идущий. Физико-математический факультет он закончил не только без троек, четверок-то было не то две, не то три. Предлагали остаться в институте, но… Молодость – время азартное. Учитель Шадриков выбрал Магаданскую область, глухой поселок Эвенск, маленький и насквозь промерзший. Зато там он влюбился. В учительницу же. На ней было платье, как нанайская степь весной, а глаза – оз╙рные, озорные. Любой голову потеряет.
В Эвенске жили молодые рыбаки. Учиться они не только не хотели, но и не могли. И вот в здании средней дневной школы решено было открыть вечернюю. Директором назначили Шадрикова. Надев здоровенные сапоги, он пошел агитировать молодежь учиться. И школа задышала, ожила. Вечером в ней стало так же многолюдно, что и днем. Как сумел? Сумел. Ведь у него уже сложился опыт организатора: Шадриков пять лет был в институте председателем студсовета. Спустя год в том же поселке он стал инспектором роно.
Самое дорогое воспоминание о работе учителя: он всего на несколько лет старше своих учеников. Только что закончили играть в баскетбол, переодеваются в одной раздевалке. Парни пожимают ему руку за хорошую игру. Тяжелое дыхание, улыбки. И голос:
– А ведь мы вас первое время совсем не понимали. Чувствовали, что говорите что-то не просто умное. Но это было так непонятно…
Вот эта укоризна и дорога ему. До сих пор. Потому что она открыла важную истину: ученики для учителя – младшие товарищи. Стремись, чтобы они стали единомышленниками. Учителю не надо возвышаться над детьми, надо встать на уровень их развития и подниматься вместе с ними.
Ох, как это трудно! Ты стремишься много читать, думать, напряженно ищешь истину и хочешь рассказать о ней поинтереснее, поумнее… А надо – доступнее. Только достигнув взаимопонимания, учитель имеет право вести детей к вершине знаний (иначе половину из них по пути растеряешь). Это и есть педагогическое мастерство. Надо верить в то, что каждый ребенок поднимется с тобой на эту вершину.
Спустя годы ученый-педагог Владимир Шадриков расскажет об этом чувстве так: “Вера учителя в ученика коренится не в знании ученика, а в себе самом, в своих личностных ценностях, в своих стремлениях. Верить в ученика – это значит сделать его реальным центром своей жизни, своей любви и своего служения”.
Невероятно. На такое способна разве что только мать по отношению к своему, родному, ребенку. Только для нее он – центр жизни. Какой же душой должен обладать мужчина, способный осознать эту истину!
Еще там, в Эвенске, будучи инспектором роно, он захотел заниматься психологией. Монтень, Кьеркегор, Фромм, Выготский, Библия… формировали его мысли. Он понял: все, о чем думал эти три года жизни на Севере, что открывал для себя через напряженный умственно-практический труд, – все это уже есть в книгах. Надо снова учиться. И Владимир Дмитриевич поступает в аспирантуру по кафедре психологии Ярославского пединститута. Здесь его и оставили преподавать после того, как он досрочно и весьма успешно защитил кандидатскую диссертацию.
И эти годы ему тоже очень дороги. Поскольку были весьма непростыми: жизнь с женой и ребенком в крохотной комнатушке, бесконечные бдения по ночам, любимые научные споры с коллегами. Сталь закаляется не только на узкоколейках. “Самосознание есть функция духа, а не ума”, – Шадриков соглашается с такой максимой архиепископа Луки. Потом он продолжит эту мысль: “Человек познает себя, свой духовный мир через другого человека”. Через любовь к нему. “Без любви человек идет по замкнутому кругу, осознавая свои поступки, но не всегда видя пути к возвышению”.
Пути к возвышению. У Шадрикова их два. Один видимый, другой неявный.
“В 1970 году он перешел на работу в Ярославский государственный университет. До 1982 года работал в должностях доцента, декана факультета, проректора по учебной части. В 1977 году в Ленинградском университете защитил диссертацию на соискание доктора психологических наук. Присвоено звание профессора”. Это строчки из его характеристики. Это свидетельство блестящей карьеры: доктор наук – в 36 лет, декан еще раньше – в 32! Это видимый путь восхождения к успеху. Весьма достойный. В 42 года он стал ректором Ярославского педагогического института имени Ушинского.
Институт нуждался в серьезной реорганизации. Молодой ректор поставил перед коллективом три задачи. Повысить уровень научных работ – первое. Все молодые преподаватели должны иметь университетское образование. Выпускники Ярославского, Московского и Ленинградского университетов стали работать здесь. Что их держало? Жилье и перспектива поступления в аспирантуру. Каждому, кто занимался наукой, он давал один свободный день в неделю. Каждому! Второй задачей стало повысить уровень педагогической практики. У Шадрикова в институте не было преподавателей, не знавших школу. Все работали в школе (хоть два часа факультатива, но вели).
Конечно, нравилось это не всем. Иные ворчали, но не больше. Авторитет у Шадрикова был серьезный. И не только потому, что к этому времени он стал уже членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.
– Я имел право требовать, – скажет мне Владимир Дмитриевич, – поскольку сам много сделал для людей: построил новый учебный корпус, отремонтировал старые, открыл спортивный студенческий лагерь.
Это все, повторяю, видимый путь к успеху. Но было и восхождение к вершинам… собственного духа. Были открытия не только в науке, но и в собственной душе. Были мучительные поиски истины, прекрасные благородные мысли… Были великие духовные цели. Через тяжкий путь познания себя он размышлял о педагогических способностях учителя, как о духовных: “Сверяя свои душевные способности со способностями ученика, учитель привносит в педагогический процесс свою духовность, а его душевные способности приобретают характер духовных способностей… Все способности человека приобретают свое новое лицо… когда они направлены на другое лицо”. Иначе говоря, способности превращаются в духовные, если человек ставит перед собой цель: служить другому человеку.
…В 1984 году началась перестройка школы (сегодня мы уже забыли, что перемены в стране начались с образования). Андропов и Черненко на партийном пленуме приняли решение о реформировании общеобразовательной школы. Для реализации реформы тогдашний министр образования Сергей Щербаков пригласил на должность своего заместителя Владимира Шадрикова.
– Сергей Георгиевич был человек государственный, – делая ударение на последнем слове, сказал Шадриков. – И как человек государственный, он стал решительно и крупно претворять перестройку в жизнь. Поставил задачу существенно изменить отношение к образованию. И изменил. Если в десятой пятилетке в стране было всего 5,3 миллиона ученических мест (а Щербаков стал министром в одиннадцатой пятилетке), то в двенадцатой – уже 12,8 миллиона! Полностью решались проблемы школьного строительства, учебного оборудования, активно стали развиваться средние профессиональные учебные заведения. Появился новый тип ПТУ. Он давал хорошее среднее образование вкупе с начальной профессиональной подготовкой. Усиливалось трудовое обучение в средней общеобразовательной школе.
В это же самое время начали пробиваться и идеи дифференцированного обучения. С одобрения министра в “Учительской газете” я опубликовал как проект новый учебный план. Там существенно увеличивалось время на факультативы и курсы по выбору для старшеклассников. Потом эти идеи вылились в базисный учебный план, которым до сих пор руководствуется российская школа и в котором по-новому поставлена организация учебного процесса. Учебное время было разделено между союзным компонентом, республиканским и школьным. Причем школьному отводилось до 40 процентов времени. Это и способствовало дифференциации образования.
В 1986 году министерство объявило первый в стране конкурс учебников. Результат получился блестящим. По каждому предмету естественного цикла было представлено по три учебника! Инициатором и организатором конкурса стал Шадриков.
– Но надо отдать должное моим предшественникам, – поднял палец Владимир Дмитриевич. – Конкурс состоялся во многом потому, что учебники уже реально работали в школе, были апробированы, проверены жизнью! К сожалению, сегодня на конкурс учебников тащат сырье…
– Владимир Дмитриевич, а я помню, “Учительская газета” конца восьмидесятых годов критиковала министерство. И очень сильно. Вы были в плохих отношениях с тогдашним главным редактором Матвеевым?
– Это не совсем так, – задумчиво ответил Шадриков. – Вернее, совсем не так. Те, кого Матвеев публиковал на страницах газеты, кто критиковал отечественную педагогику, сегодня утверждают, что у нас самая лучшая в мире школа. А ведь корни ее – в советском времени. Часть публикаций, на мой взгляд, была тенденциозной. Время требовало критики, революций. Но давайте подведем итоги работы министерства того времени. Про вариативность образования, про то, что принцип ее был заложен именно тогда, я уже говорил. Мы добились указа о передаче высшим учебным заведениям земли, зданий, оборудования, и это стало основой реальной самостоятельности вузов. Она закреплена сегодня в Законе “Об образовании”.
Дальше. Созданы стандарты высшего образования, которые уже отработали одно поколение – сейчас создаются новые. Положение о гимназии также было создано в советское время и до сих пор другого, обновленного нет. Положение об экспериментальной площадке было обновлено лишь год назад, а до этого работали по старому, тоже советскому. Положение о творческом союзе учителей было принято в тот же период (правда, с распадом Советского Союза развалился и союз учителей). Иначе говоря, на чашу весов я могу положить все то, что перечислил. А что положат на другую мои противники? Ликвидацию начальной военной подготовки? Уничтожение школьных пионерской и комсомольской организаций? Наркоманию? Подростковую проституцию? И это еще не все.
Школа теряет сегодня что-то очень важное. То, без чего человек состояться не может.
“К сожалению, – пишет Владимир Шадриков в монографии “Индивидуализация содержания образования”, – в школе начинает господствовать дух практицизма, отдающего приоритеты знаниям и навыкам, а не морали. Из школы уходит ее основная историческая задача: воспитание сына, мужа, гражданина”. Он пишет эти строчки с болью. Чувство вины, совесть – без этих качеств ученого нет. Без этих качеств нет учителя. Нет и просто человека.
– Что же получается, Владимир Дмитриевич, ничего хорошего сегодня в образовании не найти?
– Ну почему же! При всем том, от чего болит сердце, есть и другое, от чего оно радуется. Стало богаче высшее гуманитарное образование. Свобода наполнила воздух, которым дышит педагогическое сообщество. Настоящему ученому сегодня работать легче: нет рамок, в которые его втискивало старое время. У творческого человека – будь то учитель, воспитатель в детском саду, ученый, даже управленец, если хотите, – сегодня больше возможности, чтобы выразить себя, раскрыться. А ведь это счастье… Правда, без восклицательного знака, поскольку сильно перемешано с бедой по имени нищета.
Кроме того, если в гуманитарном образовании Россия сделала шаг вперед, то в инженерном почти повернула назад: сократился объем научных исследований, ослабла материальная база. Посмотрите, кого теперь готовят политехнические вузы, которыми мы когда-то так гордились: юристов, менеджеров, хозяек офисов…
– А что же министерство?..
– Своей заслугой я считаю, что мы не дали запустить механизм экономического уничтожения образования. Никакая ваучеризация, о необходимости которой еще не так давно шла речь, в образовании не состоялась.
– Представляю, каких это потребовало сил. И все же скажите: несмотря на почти непроходящую боль разочарования, борьбу на пределе возможностей, Владимир Дмитриевич, жизнь – прекрасна?
– Она прекрасна моментами нормального человеческого счастья.
…Каждый год они собираются в день рождения своего учителя. Учителя, который сделал из них психологов (его самого уже нет в живых, но многие, кто у него учился, собираются в доме жены). Накрывают красиво стол, вспоминают прошедшие годы, поют красивые песни.
– И вот когда мы так сидим за добрым столом, мы все – друзья-ученые, у всех за плечами – хорошая, умная жизнь… И уже поэтому она прекрасна. А еще потому, что у меня есть внучка, егоза моя ненаглядная.
“Стремление оставить о себе память потомкам – вот высший стимул…”, – написал Шадриков в одной из своих монографий.
Для того и живем. И он, и все мы.
Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА
P.S/
Редакция “Учительской газеты” от всей души поздравляет Владимира Дмитриевича Шадрикова с 60-летним юбилеем!
Комментарии