Герман Гессе когда-то сетовал о культуре своего времени – времени фельетонов. О нашем можно сказать: время детективов. Еще печальнее: время преступлений. Убийства, покушения, теракты… “Расследование взято под особый контроль…” – звучит все безнадежнее… В отличие от литературы, телевидения, где бесконечные сыщики, полицейские, частные детективы разных национальностей и цвета кожи, как правило, не терпят неудач. Детектив заполонил теле- и киноэкран, взорвался книжным бумом. То ли это сама жизнь адекватно опрокинулась в свое зеркало – искусство, то ли просто торжествует все более пышно и наступательно массовая культура, в которой детектив – излюбленный жанр.
Но почему-то именно жанр детектива считается самым трудным для постановки на сцене, в театре. (Помните – лет восемь назад в Москве даже была попытка создать театр “Детектив”, которая очень быстро угасла).
В чем дело? С одной стороны, на живой сцене, в живом восприятии просто невозможны потоки крови, стрельба, бесконечные погони, горы трупов. А с другой – в этом, пожалуй, проявляется подспудное сопротивление именно театра примитивизму, одномерности, тотальной победе массовой культуры.
Значит, чтобы росток жанра пророс на сцене, в его постановке должно быть особое мастерство, способное “вытащить” из пьесы зерно интеллигентности, собственно культурности. А точнее: вдохнуть, привнести в текст это зерно, это измерение. Словом, из ничего сделать нечто.
Это определение я и услышала на днях от зрителей на премьере в Театре имени Ермоловой спектакля “Второй выстрел” по французской пьесе Робера Тома. (Режиссер-постановщик – заслуженный деятель искусств Фаина Веригина, сценограф – заслуженный художник России Валерий Фомин). “Нечто” явно родилось, возникло. Жанр пьесы определен как “полицейская комедия в 2-х действиях”.
И первое действие настраивает именно на комедию, причем довольно пустенькую, эдакий детективчик-водевильчик.
Пожилой комиссар полиции Оливье (в этом непривычном для его амплуа образе блестяще выступил народный артист России А.Д. Жарков) впервые в жизни влюбляется в молоденькую, весьма соблазнительную дамочку Сюзанну (молодая актриса Елена Полянская и впрямь чудо как хороша, игра ее органична, пластична). Вешает на своем кабинете в Париже табличку “Закрыто по случаю счастливого брака” и отправляется с новоиспеченной супругой в отпуск к морю. Где первым делом нанимает частного сыщика следить за возлюбленной. Бедный комиссар сходит с ума от беспричинной, казалось бы, ревности, в которой его укоряет даже сам сыщик г-н Эдуард (актер Сергей Власенко уверенно ведет собственно комическую линию спектакля), от которой рыдает горячо любящая мужа Сюзанна. Оливье и сам страдает, то и дело умоляя Сюзанну простить его, и вот они уже трогательно вспоминают свою встречу на корабле, и постоянно звучит из магнитофона музыка, что звучала в ту встречу. И все же Оливье задумал ловушку: в подаренные Сюзанне антикварные часы вмонтировано подслушивающее устройство, а сам комиссар в тот вечер якобы уезжает в Париж. Но еще до его отъездо появляется Патрис – якобы вызванный Сюзанной садовник. Мерзкие усики и темные очки совершенно преобразили талантливейшего молодого актера Николая Токарева, писаного красавца, о каких говорят: он создан для сцены. В том числе “фактурно” (Токарева я заприметила еще на искрометном выпускном спектакле их курса по сказке о Буратино во ВГИКе, с тех пор, за лет пять его работы в театре, я вижу, как спокойно и уверенно он набирает силу и мастерство в самых разноплановых ролях).
Ревнивец Оливье якобы уезжает, якобы садовник Патрис появляется и оказывается бывшим любовником Сюзанны, знающим ее тайну: она на его глазах убила своего мужа, и теперь Патрис, ставший Сюзанне омерзительным, требует с нее деньги за молчание (он знает и о ее прошлом на панели), а бедняжка, заливаясь слезами, в отчаянии кричит: “Я люблю своего мужа! Я люблю его!” “Ну и че орешь?” – обрывает ее мерзавец и исчезает, чтобы ждать в гостинице затребованные деньги. “Я не хочу жить!” – кричит под занавес жертва и бежит в дом выпить весь тюбик снотворного. Оливье возвращается, прослушивает запись, вызывает “скорую помощь”. Антракт. И недоуменное “ну и что?” остается в голове, будто листаешь очередной банальный детектив в глянцевой обложке…
…Но вот действие второе стремительно раскручивается, как туго закрученная пружина – и криминальная, и психологическая. Контраст двух действий – замысел режиссера.
У всех, кроме сыщика Эдуарда, проявляется совсем другое лицо, иная суть, чем в первом действии. И эти человеческие метаморфозы увлекают даже более чем крутые развороты самой интриги.
В частности, встреча Сюзанны с Патрисом была спектаклем, ибо Сюзанна знала, что идет запись. Конечно, пересказывать все не буду, скажу лишь основное.
Итак, и Оливье, и Сюзанна оказываются способны на хладнокровное убийство, чтобы не выпустить из рук три миллиона франков: Оливье намеревался убрать Патриса руками Сюзанны, но та предпочла убрать обоих. Патрис гибнет только потому, что сам на убийство как раз не способен, он отказывается стрелять в Оливье, за что и получает от Сюзанны пулю.
А второй ее выстрел, в Оливье, был холостым – комиссар лишь изобразил, что убит.
В нужный момент он появляется на сцене, и у супругов наконец начинается откровенный разговор, из которого становится ясно, что эти двое все время вели игру “кто кого пересыщит”, переиграет. Оливье предусмотрительно оставил всего один патрон в пистолете, Сюзанна предусмотрительно выпила лишь половину тюбика снотворного. И т.д., и т.п. В общем, родственные души.
И потому Сюзанна спокойно говорит ему напоследок, перед тем как ее уводят в тюрьму: “Мы расстаемся с тобой ненадолго. В следующее воскресенье ты принесешь мне в тюрьму апельсин”. И, уходя, включает ту самую музыку, что звучала на корабле в день их встречи.
Оливье остается сидеть один, прислонившись к стене дома. И под музыку у него появляется загадочная улыбка – довольная, умиротворенная… То ли потому, что он так удачно и профессионально справился со всей ситуацией, то ли и впрямь понесет в тюрьму апельсин…
Такая вот комедия. И совсем не смешно.
Ольга МАРИНИЧЕВА
Комментарии