Поле Памяти

В нынешней почте много писем о войне. У каждой семьи своя история, связанная с годами лихолетья. Теперь уже правнуки пишут в редакцию о своих прадедушках. …Несколько лет назад 22 июня я оказалась на Поле Памяти под Вязьмой. Там работали на Вахте Памяти поисковые отряды со всей России. И в этот июньский день отдавали почести найденным останкам солдат. Огромное поле, на котором с самой войны не сеют и не жнут. Трава по пояс и синие васильки. Здесь в 41-м шли ожесточенные бои, в окружение попали четыре армии. Сколько здесь полегло людей – точной цифры историки не называют.

Учитель истории из Мордовии Николай Андреевич Кручинкин рассказывал, как рано утром они подняли останки трех солдат. Именно подняли из небытия. На одном из медальонов удалось прочесть: Павлов Георгий, 1913 года рождения.

Потом, после публикации в газете, они найдут родственников солдата. «Да это же наш Гриша!» – откликнутся две сестры из Сибири. Поисковики пошлют им фотографию поля, землю с него.

Поле Памяти. Здесь познакомились мы с фронтовиком Николаем Николаевичем Бакулиным, человеком удивительной судьбы. Летним погожим днем молодой боец лежал на этом поле под Вязьмой, прошитый вражеской пулей. Забытье-то и спасло ему жизнь. Живуч оказался бывший учитель математики. Три долгих года провел в плену в особом лагере для бывших командиров Советской Армии.

– Два приклада об меня сломали в плену, – с гордостью рассказывал ветеран. Бывший учитель, став газосварщиком, старался «запороть» как можно больше деталей. Зачем? Чтобы приблизить нашу победу, в которой он не сомневался. Откуда такая стойкость? Почему он не хотел жить любой ценой?

На этот вопрос я нашла ответ уже позже, когда стала завсегдатаем уютной квартиры Бакулиных в тихом московском микрорайоне Кунцево.

– На войне каждый узнает себя и познает другого без прикрас, – сказал мне в одной из бесед бывший фронтовик. – Здесь маскировка не может продолжаться долго. Хватит ли мужества не озлобиться, не потерять терпения, не предаться унынию? Отец меня учил, что в испытаниях духом падать не нужно, а, наоборот, с увеличением скорбей увеличивать энергию и бодрость.

Отца, бывшего священника, расстреляли в 37-м. Из рода Бакулиных Николай остался один-одинешенек на всем белом свете.

И жизнь его после Победы стала ежедневным увеличением энергии и бодрости. Преподавал в школе до 90 лет математику. Ни разу не пропустил по болезни ни одного урока. Свое 90-летие встретил на работе. Пришел к нам в редакцию с бутылкой коньяка: «Хочу выпить с друзьями!» Мы с фотокорреспондентом Михаилом Кузминским делали в свое время репортаж в «УГ» о человеке, действительно достойном Книги рекордов.

– Внуки мне на день 90-летия фейерверк под окнами устроили. Красиво было, – рассказывал ветеран. – Все. Ухожу на пенсию, домашние упросили. Сказали, мы хотим с тобой побольше видеться. Буду дачей заниматься, садом-огородом.

Мы еще раз успели съездить с ним 22 июня на Поле Памяти. И через год Николая Николаевича Бакулина не стало.

Когда я слышу цифру наших потерь в Великой Отечественной войне, то думаю, сколько вот таких особой крепости человеков мы недосчитались. Они могли стать надежными скрепами нашей жизни. Не стали.

Шумит ковыль-трава на Поле Памяти…