Когда кажется, что поэзия из нашей жизни ушла окончательно, та же жизнь подкидывает тебе встречу с Поэтом, и ты начинаешь понимать, что есть нечто вечное, неистребимое ни конъюнктурой, ни циничным рынком. Анна Матасова из таких поэтов, с нормальным сумасшедшим взглядом на жизнь и на людей вокруг. У нее выходят книги. Не так давно она получила премию имени Юрия Кузнецова от журнала «Наш современник». Это наша молодая поэзия, и о ней стоит знать.
– Вы живете сейчас в Карелии, в Питкяранте. Это далеко от «культурных» столиц. Насколько поэту тяжело быть «оторванным» от других людей? Можно сказать, что ваша жизнь чем-то отличается от жизни других людей в городе? В чем проявляется «поэзия жизни»?
– Да, я живу далеко от культурных столиц. И от некультурных тоже. Но я бы не сказала, что в провинции чувствуешь себя «оторванным от людей». Люди тут есть. Тут нет литературного процесса. Сидишь порой и взываешь в Интернете: «Ау, народ, поговорите со мной о литературе, а то я вымру прямо сейчас, как мамонт». Но, вообще, поэт и в провинции, и в культурной столице всегда найдет, чем заняться.
Я не так уж сильно отличаюсь от других горожан. Семья, работа, огород. Хотя, когда я выползаю из кустов с фотоаппаратом, аки маньяк, охотясь за какой-нибудь зеленой блохой… Впрочем, сограждане уже привыкли. А «поэзия жизни» проявляется потом, когда я вешаю на стены фотопортреты этих блох. Очень люблю фотографировать. И серия с насекомыми – называется «Огородные морды» – моя лучшая, пожалуй.
– Все громче говорят, что поэзия в нашем прагматичном мире не нужна. Что поэзия только для поэтов и литературоведов. Так ли это? Видите ли вы своих читателей?
– Поэзия никогда особенно не нужна. Поэты Серебряного века тоже собирались своим теплым кружком, махали руками, выпивали и ходили на головах в «Бродячей собаке». Сколько у них тогда было читателей, хотя бы у прекрасного Александра Блока? Пара тысяч? Десяток? – на всю огромную страну. Поэт – камень, брошенный в воду. Его уже нет, а круги стихов расходятся, расходятся… И читатели все прибывают, прибывают.
Но, с другой стороны, поэзия нужна всегда. Прежде всего – языку. Это ведь не мы пишем, это великий и могучий нас сочиняет.
Кстати, сейчас жизнь поэтическая бурлит, как ведьмин котел. В Москве – куча площадок, по стране – множество фестивалей. Прошлой весной была на «Киевских Лаврах», потом – на «Петербургских Мостах», есть еще знаменитый Волошинский фестиваль в Коктебеле. Фонд Филатова ежегодно проводит замечательные форумы молодых литераторов в подмосковных Липках. Я была там два раза, у меня благодаря им появилось множество друзей.
И читателей своих я иногда вижу – мы с театром поэзии «Кредо» из Петрозаводска минувшей весной провели три авторских вечера в разных городах. Но главный читатель, по-моему, тот, чье отражение видишь в зеркале. И тот, что стоит за спиной.
– Вы учились в педагогическом университете. Что дало это образование?
– Я преподаватель русского языка и литературы. Образование позволило мне хоть как-то ориентироваться в залежах книг, написанных человечеством.
– Что вы сами помните из школьной программы? Как вы считаете, когда дети в состоянии читать и понимать взрослую пейзажную поэзию? Правильно ли преподается поэзия в школе?
– Из школы я помню многое. Но не всегда хорошее. Дети в состоянии читать взрослую поэзию очень рано. Я сама взялась за Пушкина в первом классе – читала сказки, стихи, даже поэмы пыталась. Помнится, мне очень понравились его эпиграммы. Я хохотала.
Поэзия в школе…ммм…мягко говоря, преподается, как труп. Там пытаются «алгеброй проверить гармонию». Показать, как это сделано – что поэт хотел сказать, да как, да почему. А стихи – это ведь взрыв, дуновение, мурашки по коже. Пейзажную лирику надо читать ближе к пейзажу – в лесу, в поле. Тогда эмоции соединятся со словом. Скука, бубнежка, обязаловка – смерть для поэзии.
– Аня, как по-вашему, «поэт в России больше, чем поэт»? Должен ли поэт откликаться на события в стране, в мире?
– Поэт в России, как минимум, тоже человек. Как любой человек он откликается на события в стране. И не всегда стихами. Некоторые используют нецензурную лексику. Какие события – такие и отклики. Тут сразу всплывает, конечно: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» На мой взгляд, гражданин прежде всего – человек государства, а я не очень понимаю, что такое государство. Зато я стараюсь понять другие простые вещи. Землю, на которой живу, людей, птиц и зверей, деревья и ветер, хлеб и воду. У дерева есть корни, а государство растет на бумаге. Государство во многом – абстракция, а земля – вот она, у нас под ногами. Поэтому я стараюсь услышать голос земли. Иногда, как это ни странно, земля начинает говорить, как истинный гражданин.
– Кто такой – поэт?
– Поэт должен обладать усидчивой «пятой точкой» и беглыми пальцами, чтобы быстро печатать на компьютере. А еще поэты должны любить смотреть на огонь, в котором сгорает все лишнее. Хотя можно всю жизнь просидеть за компьютером – а стихов не писать. Я не могу сказать, кто такой поэт. Передатчик? Переводчик с нечеловеческого? Поэзия всегда внезапна – замкнуло что-то, заискрило, взорвалось – получились стихи. Но работать над собой все равно надо. Нет, вот так – надо работать, работать и работать. И тут мы возвращаемся к первым указанным качествам.
– Быт убивает поэзию?
– Быт и поэзия – это гиря, привязанная к воздушным шарикам. Воспарить, конечно, можно. Но трудно. Какая уж поэзия, когда сидишь за компьютером, с одной стороны за руку тебя дергает муж, который хочет чаю, а с другой за ногу – сын, которому скучно. А ты им: «Отстаньте, негодяи, я помню чудное мгновенье…» Но можно сделать так, чтобы поэзия и быт существовали отдельно и не очень мешали друг другу. Например, писать по ночам. А днем работать на работе, потому что поэзия – это не работа.
– Должен ли в стране быть «главный» поэт, «рупор нации», как Маяковский и Евтушенко – Вознесенский – Рождественский в свое время? Какие поэты нравятся вам?
– Мой любимый, на сегодня, поэт – прекрасный Александр Кабанов из Киева. Если идти по зачитанным мною книгам, то любимые – это Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин, Цветаева, Заболоцкий… Очень близки мне Николай Гумилев и Арсений Тарковский. Очень много современных – Геннадий Русаков, Дмитрий Быков, Бахыт Кенжеев, Борис Рыжий, Алексей Королев, Игорь Белов, Коля Сулима… много.
Должен ли в стране быть главный поэт? Должен ли среди умывальников быть Великий Умывальник, Мойдодыр, командир всех мочалок? Во всяком случае, это решать не поэтам. Читателям, наверно. И времени.
– Как-то Иосиф Кобзон сказал, что раньше он пел песни на стихи, а теперь все поют песни на слова. Это большая разница. Хотя бытует мнение, что вся поэзия ушла на эстраду…
– В советские времена получались порой гениальные песни, жемчужины. О войне, о любви, о родине. «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок». Но пели и всякий рифмованный мусор, официоз, просто глупости. Потом эпоха отхлынула, как волна, и унесла мусор с собой. А жемчужины остались.
Сейчас на сцене, думаю, соотношение примерно то же. Много мусора – и редкие жемчужины. Уйдет наше время, но что-то останется.
На мой взгляд, на эстраде вообще мало поэзии. Поэзия ушла в рок. Среди рок-текстов есть настоящие стихи, среди рокеров есть настоящие поэты. Я выросла на рок-музыке. Самый глубокий, перерастающий рок-музыку поэт – это Александр Башлачев. Еще я люблю – и считаю поэтами Константина Кинчева («Алиса»), Дмитрия Ревякина («Калинов Мост»), Александра Васильева («Сплин»), Илью Кормильцева («Наутилус»), Янку Дягилеву, Егора Летова.
Поэзия есть все, что взламывает, царапает душу. Рок – это действие, концерт. Рокеры часто задевают за живое голосом, музыкой, энергией. Но и словом тоже. Слово остается дольше всего. Дольше болит.
– Что в язык внесли Интернет и массовый доступ к Сети?
– Интернет притащил новый программистский сленг, новые словечки, которые мы только-только «пробуем на вкус». «Винда, юзер блог, интерактив, мыло, точка ру, чатиться, прога, коннект, онлайн» – и прочее, прочее, прочее. Что-то из этого обязательно приживется. А еще Интернет сотворил маленькую революцию. Он сблизил, соединил разговорную речь и письменный текст. В Интернете ведь люди непосредственно болтают друг с другом – но письменно. Из этого родилось много интересных вещей. Например, смайлики – знаки, с помощью которых прямо в тексте можно выразить эмоции. Восклицательный знак тоже выражает эмоции. Но куда ему до смайлика 🙂 Так появилась новая пунктуация. Опять же «олбанский язык». При быстром наборе слов невозможно писать без ошибок. И творческие люди сразу поняли, что некоторые слова с ошибками лучше передают те же эмоции. Оттенки смысла. Иронию. Сравните – «мне скучно это читать» и «аффтар выпей йаду». Поэтому «олбанский язык» разошелся так широко. Ну а потом уже набежали «падонки», которые иронии не понимают и говорят (то есть пишут) на олбанском по простоте душевной, делая ошибки от безграмотности. В совсем уж запущенных случаях «падонок» способен обойтись двумя словами – «ку» и «кю», «йа красавчег» и «йа креветко», как в фильме «Кин-дза-дза».
Думаю, в устной речи «олбанский» не очень приживется, именно потому, что оттенки теряются. Хотя, какие-нибудь детские стишки непременно появятся. Часто спорят – можно ли использовать новояз в литературе? Думаю, можно и нужно. Литературе любой инструмент идет на пользу, а слова, лексика – это только инструменты автора. Языковой лес можно и топором валить, и бензопилой. Одно другому не мешает. Главное – каков результат. Ну и инструментами желательно уметь пользоваться. А то некоторые бензопилой маникюр делают, а некоторые от нее пытаются прикурить.
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется…
«Падонком» можешь ты не стать,
А вот «креведкой» быть придется!
– Какие планы на будущее?
– Жить, пока не умру. Воскреснуть. И воздвигнуть нерукотворный памятник.
Лизни железный штырь
В лютый волчий мороз.
Детство твое – поводырь,
Оно доведет до слез.
Пусть проберет до пят
Розовый жар с щеки,
Пусть за спиной сопят
Девочки-мальчики.
Просто лизни его
Отполированный край…
Жив твой язык, ничего,
Сплевывай кровь давай.
Анна Матасова
Комментарии