Всем нам когда-нибудь приходится взрослеть. И на рубеже детства и взрослости принимать решения, определяющие собой всю последующую жизнь. Этот жизненный период называется отрочеством. Для меня это излюбленный период жизни. Это время глобальных философских вопросов, обращенных к самому себе. В нашей цивилизации отрочество выделено как отдельный самоценный период сравнительно недавно.
Что ж, в давние времена художники вообще детей рисовали просто как миниатюрных взрослых.
С развитием цивилизации возрастает «удельный вес» детства и отрочества в биографии человека и человечества. Вот почему обращение человека к памяти детства – все равно что испить чистейшей воды из бездонного колодца.
Память детства хранится в волшебных сосудах, из коих можно черпать всю оставшуюся жизнь.
…Вот мне пять лет, душное украинское лето, сижу в лопухах среди молоденьких яблонь нашего сада. Душу переполняет нарастающий восторг жизни, неба, солнца. И тут родились первые в моей жизни стихи; почему-то очень «идейные»:
Летом в поле хорошо,
Комбайны выходят.
Урожай мы соберем
На благо колхозу.
Будем хлеб печь, фрукты есть.
Богатей, Отчизна.
Наша партия ведет
Нас к коммунизму.
Коммунизм, естественно, был для меня синонимом райского блаженства, вроде душистого меда из улья. И был он где-то почти рядом, впереди. Это теперь мне ясно, что на самом деле истинное блаженство там и осталось, под теми яблоньками и под тем небом детства.
Бывают в жизни и непоправимые ошибки, и тогда память детства – единственная гавань, где можно хоть на время укрыться, передохнуть от свинцовой тяжести вины и стыда. Для меня этот отдых связан с запахом ночных фиалок, которым был пропитан вечерний воздух нашего поселка Ново-Николаевка. Сейчас, в тяжелый для меня период жизни, этот летучий запах возникает порою сам собой, из ниоткуда, как запоздалое утешение… Как печальная прощающая улыбка на родном материнском лице.
А бывает так, что память детства подбрасывает взрослому человеку загадки и головоломки. Так было с загадочным выражением «поис ночию», которое я твердила постоянно в свои два года и ревмя ревела, что окружающие не могут меня понять. И только став взрослой, я словно заново прослушала внутреннюю запись того лепета и поняла, что я хотела всего лишь сказать: «Поезд шел ночью». Этот образ преследует меня всю жизнь: ночной поезд мчится сквозь пространство и время, и я вместе с ним, но конечная цель движения мне неизвестна, а скорость стремительна, и неясно, что впереди – авария или передышка, перрон вокзала…
Комментарии