Под стеклянным колпаком

Георгий Эфрон (Мур) в представлении не нуждается. Имя сына Марины Цветаевой большинство читателей, хочется верить, знают. В отличие от менее известного имени его друга Дмитрия Сеземана, переводчика и литературоведа. Они и стали главными героями документального романа Сергея Белякова «Парижские мальчики в сталинской Москве».

Русские по духу, оба провели детство во Франции. И оба стремились в Россию. Молодой Советский Союз казался Муру и Мите едва ли не лучшей страной на свете – царством «всеобщего равенства, справедливости», в котором легко можно найти «среду устойчивую, незыбкие идеалы, крепких друзей, жизнь интенсивную и насыщенную содержанием». А на календаре между тем был 1937 год…

Беляков в подробностях рассказывает о переезде и первых годах жизни «парижских мальчиков» в СССР. Исследователь ходит по тем же улицам, по которым гуляли Эфрон и Сеземан, с помощью дневников и воспоминаний общается с теми же людьми. Деталей настолько много, что создается ощущение присутствия, будто автор изобрел машину времени и перенес нас на 85 лет назад. Беляков вместе с любознательным Муром внимательно читает заметки в советской прессе, вместе с неофитом Митей поражается полному отсутствию некоммунистических газет и тому, «почему молодежь не обсуждает политические вопросы». Да, взгляды прибывших из Франции юношей на тогдашнюю российскую действительность очень наивны. Происходящее в стране они оценивали, смотря на нее через розовые очки. Однако автор подчеркивает, что видели-то «парижские мальчики» поначалу лишь парадный портрет.

Писатель и историк проводит обстоятельную экскурсию по сталинской Москве. Удивительно прекрасной. Столица растет, строится метро. Кипит светская жизнь. Джаз, театр, кино, рестораны. Практически Париж, если бы не Большой террор… На светлом фоне творились темные дела. Говоря о хорошем, автор постоянно приводит и другие приметы эпохи. «Настоящее мое погружение в советскую жизнь началось в тот ноябрьский день тридцать девятого года, когда ко мне, в Московский Туберкулезный Институт, пришел мой дядюшка Арсений Николаевич и сообщил, что арестованы моя мать, отчим, брат Алексей, Сережа Эфрон, Аля. До этого в течение целых двух лет я жил как бы под стеклянным колпаком…» – это цитата из воспоминаний Дмитрия Сеземана, включенная в книгу. Беляков опирается и на них, и на дневники Георгия Эфрона. Биограф отмечает, что и «Дмитрий до января 1941‑го вел дневник одновременно с Муром, но потом бросил. Вести дневник в те годы – смертельный риск. При аресте он мог стать опасной уликой, не­осторожная фраза утяжелила бы приговор. Дмитрий был совершенно прав. Только вот мы лишились ценнейшего источника, незаменимого. Полвека спустя Сеземан напишет воспоминания на русском и на французском, даст несколько интереснейших интервью, но они не могут заменить настоящего интимного дневника… А Георгий Эфрон несколько лет старательно записывал свои мысли, чувства, пусть и мимолетные, с потрясающей откровенностью рассказывал о самых интимных и даже постыдных желаниях и поступках. К своему дневнику он относился чрезвычайно серьезно…». На основе источников автор пытается «воскресить» Мура. Также свидетелями времени в документальном романе становятся Эмма Герштейн, Лилианна Лунгина, Елена Булгакова и другие, в числе «интуристов» – Андре Жид и Лион Фейхтвангер. При таком количестве использованных материалов полотно, создаваемое исследователем, становится наиболее полным. Беляков настолько глубоко погрузился в ушедшую эпоху, что даже может ответить, когда какая погода стояла: в каких числах конца 1930‑х – начала 1940‑х в столице была сильная жара, а в каких новых москвичей испытывали на прочность русские морозы. Поневоле напрашивается сравнение с жизнью героев: когда приехали в СССР, сначала было все чудесно, однако на смену теплу быстро пришел лютый холод…

Лютые тридцатые сменились сороковыми, роковыми: «В июне – июле 1940‑го Мур уверенно пишет о будущей неизбежной войне с Германией. Он не предсказывает, а прогнозирует, руководствуясь логикой и фактами». Начитанный, не по годам умный сын Марины Цветаевой тем не менее думал и о более мирском, присущем его юному возрасту. В начале июня 1941‑го он всерьез увлекся футболом, а до этого подростка, конечно же, не раз терзали мысли о любви: «Интересно, какая будет первая женщина, с которой я буду «крутить любовь»? И когда это будет? Пойду в читальный зал. Может, что-нибудь и прочту интересного». Увы, романтическим мечтам Георгия Эфрона так и не будет суждено сбыться. В конце августа 1941 года покончит жизнь самоубийством его мама, полтора месяца спустя будет расстрелян отец. В 1944‑м в девятнадцатилетнем возрасте Мур сгинет на фронтах Великой Отечественной. Дмитрий Сеземан же проживет довольно долгую жизнь, в 1976 году вернется во Францию и покинет этот мир в 2010‑м.

В многочисленных статьях, монографиях и изданиях о Марине Цветаевой «Мур и Митя оставались героями второго плана». В книге «Парижские мальчики…» Сергей Беляков перевернул картину и вывел их на авансцену. Фоном же стала сталинская Москва. Одновременно прекрасная и зловещая. Как и вся жизнь.

Сергей Беляков. Парижские мальчики в сталинской Москве. Документальный роман. – М. : АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2022.