Почему не сбылись прогнозы экспертов?

Каждый год череда семинаров в Высшей школе экономики, которая в течение года привлекает к дискуссиям самых активных педагогов, управленцев, общественных деятелей к дискуссиям об образовании, завершается подведением итогов уходящего учебного года. Этот последний семинар всегда посвящен памяти бывшего директора московской школы №1060 Анатолия Пинского, который был в числе реформаторов образования. Так было и на этот раз. Но появилась и некая новая тема. Дело в том, что в 2003 году в ВШЭ прошел семинар, участники которого дискутировали на острую тему «Школа и рынок», пытаясь предвидеть, что же произойдет с образованием в тогда далеком для них 2013-м. Организаторы семинара решили предложить вспомнить былое и думы, попытаться оценить, что сбылось из того, что прогнозировали тогда, что не сбылось и почему.

Константин УШАКОВ, профессор НИУ ВШЭ: – Я не согласен с Фруминым, когда он говорит, что  участники дискуссии ошиблись в прогнозах.  Все, что сегодня произошло, было абсолютно точно ими представлено. Это говорит  не о состоянии системы образования, а о  состоянии и уровне экспертной группы. Мы  всегда крайне квалифицированы и точны в предсказаниях о  негативных событиях, но крайне беспомощны в попытке  найти позитивный сценарий. В программе «2020» ситуация та же самая: очень точно, детально, с пониманием дела прописана  пара негативных сценариев развития событий, но если посмотреть, что там прописано по модернизационным сценариям, то понятно – экспертная группа в видении будущего не оптимистична. Это, на мой взгляд, принципиально важно, мне кажется, теперь предметом дискуссии будет скорее всего то, какой быть экспертной группе, которая в некоторой степени определяет тренды той ситуации,  в которой  мы очень точно видим просчеты. У нас нет сложившегося видения будущего  с оптимистической точки зрения, и это наши собственные дефекты.  Неправильный прогноз событий? Нет, они происходили в точности с прописанным нами негативным сценарием. Есть неписаный закон: если какая-то группа видит, что причина неудач лежит вовне, то она просто не может или не хочет решать эти задачи. Исак ФРУМИН,  проректор НИУ ВШЭ:- Честно говоря, когда я сейчас прочитал текст былой дискуссии 2003 года, то многое вспомнилось. Один из участников тогдашней дискуссии – Андрей Фурсенко,  тогда заместитель министра  науки и промышленности, – даже не подозревал, что будет через год, говорил, что  не понимает, что происходит в образовании и  не хочет это прогнозировать. Сейчас у меня появилось ощущение того, что, во-первых, прогнозов  тогда было недостаточно, во-вторых, те прогнозы, которые были сделаны, фактически не сбылись. Мы, участники того разговора, безусловно, не претендуем на то, чтобы  подводить итоги прошедшего десятилетия, но о прогнозах надо вспомнить.  Тогда речь шла, например, о том, что будет увеличиваться спрос на короткие программы дополнительного образования, что вот-вот школа закончит свое доминирование.  Ярослав Кузьминов тогда сказал, что 80-90% детей и 60-70% родителей будут в Интернете делать уроки, писать тексты. Анатолий Пинский вообще дал жесткий прогноз,  что старшей школы не будет. Мы также ожидали, что усилится спрос на мелкие, модульно формируемые навыки в отличие от больших «кусков  образования», фиксируемых дипломами, что будет резко развиваться система дополнительного профессионального образования. Как раз Анатолий Пинский ввел тему  рынка, и она в той дискуссии действительно была одной из доминирующих. Мы говорили, наконец, сейчас с помощью подушевого финансирования,  общественного управления заработают механизмы рынка как информационной системы,  в которой потребитель  реально  компетентен, диктует (если не диктует, то по крайней мере вступает в диалог о своих правах) свои  потребности поставщику услуги, считали весьма вероятным этот вариант.  При этом мы понимали, что у нас возникнут риски неравенства.  Честно говоря, сегодня читать текст этой дискуссии так же странно,  как рассматривать свои детские фотографии, удивляясь тому, каким же ты был несмышленым. Мне еще больше странно, почему же так мало изменений произошло за прошедшие десять лет. Если мы сравним переход от 1993 года  к 2003-му и затем от 2003-го к 2012-му, то по крайней мере в системе общего образования был реализован тот сценарий, который Анатолий Пинский в дискуссии называл инерционным и который нам казался не очень вероятным. В этом смысле Пинский оказался прав. Я тогда  считал, что будет  реализован более радикальный сценарий. Инерционный сценарий состоял в том, что будет происходить накачивание школы ресурсами, она будет становиться лучше, более  адекватной требованиям.  Что касается технологий, то было бы интересным обсудить, почему  80-90 процентов детей действительно сидят в Интернете, но это не поменяло  школу. Может быть, я не прав, но у меня  есть ощущение, что  наши ожидания на этот счет не сбылись. Безусловно, вокруг школы и вокруг профобразования вырос мощный  или равномощный сектор дополнительного образования,  хорошо бы при этом понять, почему это произошло, так как мы  тогда говорили о спросе, и спрос есть, люди платят за эффективное образование, а вот насчет дополнительного образования рынок не сложился.  Поэтому, честно говоря,  мне трудно сказать, что за десять лет  система образования претерпела качественные перемены. Одну вещь я заметил: десять лет назад Ярослав Кузьминов предрек, что ПТУ не будет, действительно, сейчас уже в новом законе «Об образовании в РФ» получается,  что этот уровень уходит. Мы не предвидели в то время  – и очень любопытно, что   в  сюжете нашего тогдашнего разворота  даже не возникло    мысли о  том –   дифференциации высшего образования, а это, если смотреть на то, что произошло за десять лет, действительно произошло и представляет собой  наиболее значимый качественный сдвиг в системе образования.Виктор БОЛОТОВ, вице-президент Российской академии образования:- Константин Ушаков очень точно поставил диагноз нам, экспертам. Мы действительно очень точно прописываем риски, негативные сценарии,  делаем это очень профессионально, а вот со сценариями развития есть проблемы. Ирина АБАНКИНА, директор Института развития образования НИУ ВШЭ:- Есть несколько трендов, которые я считаю очень важными. Нам не удалось совершить техническую революцию, в которой нуждалось наше образование. Это касается технологий самого образования, технологий общественного согласия по стратегиям развития, технологий современного управления. Все это  нам сделать  не удалось, поэтому  развитие инерционных тенденций складывается фактически без управляющих воздействий. Мне кажется это принципиально важным, на самом деле часто правильно прописанные и  даже реализуемые меры по своему масштабу  оказывались противоположными,  односторонними, приводящими к провалу. Что я имею в виду под масштабом?  Попробуем оценить меры даже этого года. Все они по своему существу абсолютно  правильные. Но есть проблема непонимания масштаба того или иного события. Мы говорим о нострификации дипломов,  кто же против? Это такое важное и нужное решение, но дальше мы читаем список  зарубежных вузов – их 220, специальности которых таковы, что    наш выпускник  туда никогда не поедет. За рубежом есть вузы, которые вообще не выдают дипломов, потому что результатом окончания вуза становится место работы в госструктуре  –  будучи чиновником, выпускник получает пожизненный контракт. Мы не открыли нашу систему высшего образования,  а законсервировали ее навсегда, как дневник дембеля, в мраморе и бронзе. Это не те вузы, которые мы были готовы признавать. Мне кажется, что проблема масштаба, управления масштабом, – это  ключевая  проблема недостижения успеха. Вторая проблема – неумение найти контакт с обществом. Я понимаю,  легко сказать, что общество не всегда нас понимает, что оно ингибитор наших реформ,  что оно само ни в чем не участвует, все тормозит. Но сегодня молодые люди вышли на улицы, мы знаем, что они недовольны  именно нами, а не кем-то другим.  Они высказали свои требования к свободе, к праву выбора,  но это их дети пойдут сейчас в детские сады, в школы, а у некоторых дети уже оканчивают школы. С ними мы не смогли построить то взаимодействие, ту коммуникацию, то пространство возможных решений, которые есть. Экспертам они все были важны и интересны, но общественно они  не уловили те изменения в системе ценностей, которые сегодня проявились на протяжении всего года. Этого уже не изменить, это реально  состоявшиеся изменения ценностей, в том числе ценностей образования, которые выставили очень образованные, очень столичные ребята, сказавшие, что для них значат развитие, свобода, образование, право на  ту достойную жизнь, которую они считают достойной и которую мы, используя ресурс образования, сегодня не  состоянии обеспечить. Несбывшееся, вообще говоря, не ошибки экспертного прогнозирования, а  отсутствие адекватных  технологий управления – и стратегических, и тактических, и оперативных. Поэтому технологические прорывы очень нужны  в области  технологии образования для  реального, современного обновления. Дети в Интернете, но учителей там нет, мы живем  с ними в разных пространствах, а реализовывали прогнозы экспертов  те люди, которые живут с детьми в разных пространствах, получающие не те ответы и не на те вопросы, которые детьми поставлены. В этом смысле образовательного ответа на запрос молодежи у нас нет. Мне кажется, непонимание этих движущих сил формирования системы социальных ценностей, мотивации, очень тревожно. Наверное, мы относимся к обществу с очень высоким мотивационным ресурсом к образованию, надо еще  поискать такие общества, где бы ценности образования, мотивация к получению образования были бы столь  же высоки. Такое щедрое  нерачительное отношение к этому ресурсу, который есть у современного общества,   к нашим ребятам, мне кажется, довольно преступно.Продолжение темы в следующем номере