Почему Горбачев провалил перестройку

Роковой выбор

Когда Михаил Горбачев еще только подбирался к советскому политическому Олимпу, Дэн Сяопин уже семь лет руководил Китаем. Его реформы достигли потрясающего успеха. И, можно сказать, именно это предопределило идеи горбачевской перестройки.

Несмотря на все различия между двумя коммунистическими гигантами – СССР и Китаем, Горбачев столкнулся с теми же проблемами, которые в свое время стояли перед Дэном. Обоим необходимо было вернуть к жизни социалистическую экономику. Оба видели решение в снижении роли централизованного планирования и активизации “индивидуального человеческого фактора”. Но вместо того чтобы пойти по пути, уже проверенному для него Дэном, Горбачев поступил по-своему. Он последовал примеру не Китая, а Венгрии.

Выбор оказался роковым. В отличие от Китая, маленькая Венгрия по чисто об’ективным причинам не могла предложить СССР адекватных способов решения его проблем. Исторически венгры в большей степени, чем советские люди, были ориентированы на Запад. Они жили на перекрестке Центральной Европы и не испытывали никакой подозрительности к иностранцам, их опыту. Особенно в плане свободного предпринимательства и материального успеха.

Более того, венгерские реформы, с такой настойчивостью рекламируемые в СССР одним из экономических советников Горбачева – Абелем Аганбегяном, и сами по себе не оказались успешными. К 1985 году, когда Горбачев принял бразды правления, “расцвет мадьярского чуда” уже прошел. Коммунизм Гулаша на поверку оказался большой путаницей, а децентрализация управления без дисциплины, основанной на рациональности рыночной экономики, провалилась. В результате Венгрия “заработала” самый высокий в Восточном блоке внешний долг – 19 миллиардов долларов.

Дэн и Горбачев

Следуя классическим образцам экономического роста – от английской индустриальной революции ХVIII века до промышленного взлета Южной Кореи в 1960-х, – Дэн начал с того, что освободил сельское хозяйство. Он раздал землю крестьянам и разрешил свободную торговлю сельхозпродуктами. Благодаря этому их производство резко увеличилось.

Не остался в “политическом накладе” и Дэн. Он приобрел популярность у 85 процентов населения – бывших китайских колхозников. Это создало для него стабильную базу, на основе которой он стал проводить и другие свои реформы.

Горбачев действовал наоборот. Он отложил земельную реформу на самое последнее место. И вместо этого сконцентрировался на реформах промышленного производства, пытаясь найти поддержку прежде всего в городах, а не в деревне. В итоге уже после четырех лет пребывания Горбачева у власти запасы продуктов питания в Советском Союзе сократились. И стали даже меньшими, чем на момент начала его правления. Так зарождалось недоверие советских людей к программе перестройки.

Впрочем, были обстоятельства, с которыми Дэн, в отличие от Горбачева, не сталкивался. Китай мог пойти по пути ликвидации колхозов без ущерба для авторитета правящей коммунистической партии. Поступить так в Советском Союзе после огромных человеческих потерь в период коллективизации было нельзя. Это напрямую угрожало бы легитимности КПСС, под чьим руководством эта коллективизация и проводилась.

Не противостояла Дэну и мощная бюрократическая машина, которая существовала в СССР. Советская бюрократия родилась в 1917 году. И ее не истребляли со времен “великих сталинских чисток”. А в Китае, после одиннадцати лет культурной революции, в водоворотах которой погибло свыше миллиона человек, Дэн имел дело с раздавленной и деморализованной бюрократией. Уничтожая своих собственных “аппаратчиков”, Мао – может быть, сам того не желая – расчищал путь и для необыкновенного эксперимента Дэна.

Более важно, однако, что Дэн был почти 50-летним ветераном партии. С соответствующим опытом политической интриги. И он знал, как работала система. При этом Дэн не был заурядным бюрократом. Он был участником легендарного “Длинного Марша” 1934 года, одним из отцов-основателей китайского коммунистического государства. Но главное – три раза поднимаясь до высших постов власти, он трижды падал вниз. И вновь “возрождался из пепла”.

Горбачев, естественно, не имел такой школы. Он наслаждался теневой карьерой андроповского протеже. Поэтому, когда настал его час, ему не хватило здравого смысла, рожденного опытом, который Дэн приобрел столь трудным путем. Дэн оказался настоящим прагматиком. А Горбачев думал, что ему надо сделать лишь одно: дать управленцам промышленных предприятий больше инициативы. Сам будучи добросовестным управленцем, он полагал, что добросовестное управление – это все, что необходимо. Плюс, конечно, борьба против коррупции и пьянства. И советская экономика заработает, как прежде.

И все же это был именно Горбачев, которого любили все интеллектуалы. Он опирался на этот тончайший слой общества. А за Дэном стояли миллионы крестьян. И лидер КНР, напористо проводя реформы, не нуждался в интеллектуалах по крайней мере целое десятилетие.

Китайские интеллектуалы тоже восхищались Горбачевым. Они с завистью смотрели на большую открытость и политические дебаты в Москве. Для них Горбачев был герой. Это тоже сыграло свою негативную роль в судьбе перестройки.

Когда Горбачев и Дэн встретились в Биджине в 1989 году – это была первая встреча лидеров двух супердержав за более чем 30 лет, – одно присутствие советского лидера, его лозунги о гласности оказались взрывными. “Тенью саммита” стали волнения, вызванные самой фигурой Горбачева. Вдохновленные событиями в СССР, китайцы вышли на площадь Тяньаньмынь, требуя у властей перемен. Разжигая запал гласности в Китае, Горбачев невольно спровоцировал и реакцию официального Пекина, оказавшуюся кровавой. А в СССР трагедия Тяньаньмынь еще раз укрепила позиции противников Горбачева. Военное руководство страны и консерваторы из КПСС все больше склонялись к мысли, что гласность и ее архитектор – опасны.

Столыпин и Дэн

Столыпин был “последней надеждой” царского самодержавия. Он приватизировал землю. Предложил крестьянам долгосрочные займы и разрешил свободный рынок, где они могли продавать свою продукцию. В результате политики Столыпина производство продуктов питания взлетело в России, как никогда раньше. А излишек благосостояния в конечном счете финансировал государственно-управляемую капиталистическую индустриализацию. С ростом прибыли, превосходящей таковую в США и Германии.

Как и Дэн, Столыпин был авторитарен в политике и либерален в экономике. Он верил, что опыт экономической ответственности, опыт управления собственностью был необходим для создания “нового человека” прежде, чем политическая демократия могла иметь в России хотя бы малейшую надежду на успех.

“Новый человек” Столыпина был антитезой идеализированного коммунистического “нового человека”. Его “социальная инженерия” была естественной и шла от земли. Столыпин создал класс процветающих крестьян – кулаков. Двадцатью годами позже Ленин был вынужден вновь прибегнуть к их помощи, чтобы выжить. Сталин по-своему распорядится судьбой кулаков, их семей и столыпинским подходом.

Дэн тоже призвал к созданию класса богатых. Более производительный крестьянин был двигателем его реформы. Как и Столыпин, он был вознагражден огромными урожаями, неожиданным процветанием и ростом прибыли. Как и Столыпин, он пытался использовать излишки богатства, со значительным успехом – для финансирования индустриализации. Как и Столыпин, он пытался – и ему удалось – привлечь иностранные инвестиции.

И Столыпин, и Дэн шаг за шагом вели свои народы сначала к индивидуальной экономической ответственности, а уж потом готовили их к ответственности политической.

Ложные приоритеты

Горбачев опять поступил наоборот. Он поставил политику впереди экономики. Вместо того чтобы следовать “приватизационным инстинктам” масс, которые когда-то привели к Американской революции, он занялся чрезмерным политизированием того, что вдохновляло революцию Французскую. Там, где Столыпин и Дэн следовали политике, основанной на концепции ХVIII века о важности собственности как базы для политического освобождения, Горбачев решил воззвать к массовой политике Французской революции.

Но и упор Горбачева на политику оказался плохо продуманным и подготовленным. На ХХVII с’езде КПСС экономические проблемы города (пусть даже не деревни, но экономические проблемы) еще были в центре внимания. Но в последующие годы, чем больше проваливалась перестройка, тем больше Горбачев обращался к гласности.

Когда экономические реформы тормозились, росла оппозиция Горбачеву внутри КПСС. Чтобы обойти врагов, советский лидер должен был постоянно расширять свое обращение к общественному мнению. Сначала он дискредитировал партию, используя оружие гласности. Затем создал альтернативный центр власти. Его Верховный Совет в большей степени опирался на общественное мнение и почти не подчинялся партийному большинству.

Но чем больше Горбачев замыкался на политике, тем больше это работало против его перестройки. Даже если бы реформы были тщательно продуманы, они не могли быть успешно внедрены. Ведь вся страна находилась в тисках политических конвульсий.

Горбачев не сконцентрировался на экономике, сохраняя, как Дэн, твердую политическую систему. Вместо этого неопределенность политического освобождения путала экономическую программу и давала неопределенное направление.

Гласность и перестройка, запущенные на орбиту СССР Горбачевым, оказались противоречащими друг другу. Они не укрепляли общество, как думал Горбачев. Там, где Дэн имел успех, Горбачев потерпел фиаско. С самого начала он отрицал китайскую модель. И даже когда он попытался вернуться к ней, копируя идею Дэна о том, чтобы давать крестьянам в заем землю, было слишком поздно.

По сравнению с Горбачевым, Дэн был более радикален. Он был способен переступить через марксистско-ленинское прошлое. Он хотел узнать, что получится из его реформ. И осуществил все полностью. Горбачев же реализовал лишь свое марксистско-ленинское образование. Он оказался настоящим созданием своего окружения, неспособным переступить через него. А ведь ему, в отличие от Дэна, было легче. Прежде чем начать, Горбачев имел перед собой “китайские записи”. Но он выбрал свою дорожную карту. Карту непройденного пути.

Перевод с английского

Лейлы АБДЮШЕВОЙ