Почем слезы?

Не говорите плачущему ребенку: “Не плачь!”

Не могу я видеть детские слезы.

Сейчас даже не верится: я ли это была. Но когда мы переехали жить в поселок, где я никого не знала, в первый же вечер, июльский, душистый, сидя у окна, возле черемухи, услышала, как в соседнем доме ребенок умоляет отца: “Я больше не буду, папа!”.

Я понеслась быстрее ветра, нашла подъезд, этаж и квартиру, в которой стенал мальчишка лет одиннадцати, и попросила его отца больше не бить его.

Наверное, сработало то, что этот человек никогда не видел меня прежде. Мужчина оторопел. А потом мне же и пожаловался: “Ну как еще заставить его учиться?”.

Я столкнулась с этой же проблемой, когда моей старшей дочери было полтора года. Не помню уже, что я ей ответила, когда она отказалась собирать свои игрушки, но у нее появились слезы.

Это были какие-то особенные слезы, не такие, как вчера. Еще вчера она плакала только потому, что у нее болел живот, она была голодна, ей было скучно. А тут, пожалуй, была реакция на задачу, которая раньше не ставилась и которая казалась Кате невыполнимой. Задача пугала, и ребенок слезами меня об этом предупреждал. Я была в растерянности.

В библиотеке я нашла книгу и прочла в ней, что капризного ребенка надо оставить в комнате одного, а самому пойти, допустим, на кухню, где и предаться спокойному вкушению пищи.

Я так однажды и поступила. Но книга не учитывала главного: что Катя не абстрактный ребенок.

Какое уж тут вкушение пищи! Стоя у дверей, за которыми плакал мой ребенок, я с трудом могла мыслить. Тут близко плачет человек, которому я дала жизнь. И плачет потому, что он испуган и одинок! И эту связь между ребенком и мной я сейчас сама и пытаюсь оборвать. А можем ли мы с ней, с Катей, существовать по отдельности?”

Не можем. И не должны!

И тут, конечно, было бы уместно отругать меня за непедагогический подход к делу. Да, да справедливо ли разрешать ребенку брать над родителями власть? Да не вырастет ли из него теперь ленивый бездельник?

Вполне уместные вопросы. А вот заметили ли вы, что мы подошли к краю пропасти?

Вспомните, друзья, какие чувства овладевают вами, когда рядом плачет какой-нибудь человек. Сердце как бы говорит вам в эти минуты: “Ему больно. Пожалей!” А разум принуждает к ожесточению: “Не жалей! Избалуешь!”

Помню, как один мой знакомый рассказывал мне о том, как он прекратил истерики своей жены, начавшиеся сразу после свадьбы. (Замечу, что до свадьбы их не было): “Я ей строго сказал, что этого не люблю. Что мне противны ее слезы. И она тут же перестала к ним прибегать”.

Скажете, что женские слезы не детские? Нет, природа всех слез одна – они вызываются страданием! Вот только причины этого страдания могут быть разными. Но и они сходятся на главном: это всегда слезы слабого существа. Это слезы того, кто взывает к сильному. Но более того: слезы – это всегда доверие! И значит, они крик о помощи.

И теперь посмотрите на жену моего товарища через призму этих слов. Почему невестой она не плакала? Я думаю: просто потому, что она чувствовала определенную дистанцию между ней и ее женихом. Ведь, согласитесь, мы нечасто плачем перед чужими. А отчего она начала плакать после свадьбы? Да потому, что ее доверие к мужу возросло. Не зная пока других способов, она через слезы поделилась болью своей, которая раньше была ее тайной, поделилась сомнениями.

Но почему женщины так часто прибегают к слезам? Да потому, что они, как и многие дети, не уверены в себе. Им с детства вбили в голову, что по сравнению с мужчинами они более ранимые и слабые существа. Что они должны искать у мужчин защиты. Как искали они и находили ее у своих родителей. А привычный и такой вроде бы естественный аргумент душевно слабого человека, конечно, слезы.

Слабость требовательна.

Не поэтому ли во многих мужчинах наши женские слезы вызывают смутную, неприятную панику? Слезы близких людей заставляют мужчину как бы раскошелиться на добавочную порцию любви и нежности к нам. А мужчина так уже измотался за день на работе, что у него нет сил: ни пострадать, ни пожалеть нас сверхурочно. Слезы взывают, по сути, к маленькому духовному подвигу. А мужчина не понимает этого. “Ну я и вляпался!” – думает он, уныло глядя на то, как умывается слезами жена. И он неуютно ежится. И ему хочется бежать от такой жены-“истерички” куда подальше.

Вот так же часто относится мужчина, отец и к слезам своих детей. Не понимая, как с ними справиться, он не себя винит, не свою педагогическую недообразованность, которая не позволяет ему прекратить поток детских слез. Он винит “избалованность капризного ребенка”. И отворачивается от него обиженно или в праведном ожесточении. В лучшем случае зовет к нему врачей, психологов, бабушек. Но ведь это его собственные отношения к ребенку зависли над пропастью…

И вести себя в такой ситуации, я проверила это десятки раз, надо наоборот. Надо ворваться в комнату, в которой оставили одиноко плачущего ребенка, и заключить его со всем жаром своей души в объятия!

Когда я обнимаю свою плачущую младшую дочь, она всегда спрашивает меня: “Ты меня любишь!”

Она спрашивает об этом, потому что она и сама в свои восемь лет прекрасно понимает, сколько беспокойства доставила мне только что своими слезами. И важно убедить родного человечка в том, что ты его не предал, не отвернулся от него, когда ему вдруг стало невмоготу, не отказался от него, не разуверился в нем.

Хорошо, конечно, когда наши мужья, жены, дети, родители очень сильные люди. И могут самостоятельно решать свои проблемы, не досаждая близким. Проявляя по отношению к ним только нежность и полное благоразумие.

Но да ведь человек “в массе” своей слаб!

И приходится задуматься: как жить среди слабых людей, когда и сам ты вроде не так уж и силен?

А вот так, на мой взгляд, и жить. Даже будучи слабым, делать вид даже перед самим собой, что ты сильный. Ибо слабый, если его не тащит на гору жизни сильный, обречен на поражение.

Мы, взрослые люди, родители, учителя, должны всегда выступать перед детьми с позиций силы.

Но сила бывает злая, жестокая, подавляющая. И добрая, великодушная, приподнимающая.

Вспомните, какие аргументы приводите вы детям и самим себе, когда вас раздражают или просто приводят в уныние чьи-то слезы или жалобы. Очень часто мы говорим себе: “Он просит у меня жалости? А ведь мне не легче! Так справедливо ли, что я пожалею его, когда он меня не жалеет?”

…Была я как-то в гостях у одной милой семейки, в которой купленные на базаре яблоки были строго сосчитаны, а потом “по справедливости” разделены между членами семьи так, что каждый получил на своей “собственной” тарелке по три яблока и еще по три четверти другого. Ни-ни больше! И мне было как-то стыдно смотреть на эти “справедливые” три четверти. Великодушие не вписалось в семейную педагогику.

Но проблема еще и в том, что справедливость – понятие субъективное. Потому я всегда внушала своим домашним, чтобы они не искали в жизни среди людей справедливости. Ее можно и не найти, хоть всю жизнь потратишь на поиски. Жизнь вообще штука весьма несправедливая, говорил мне мой отец… А чтобы искали они, мои дети, в себе самих, приподнимаясь над несправедливостью жизни, великодушие.

В том же семействе, где жить не могли без торжества справедливости, любили и слово “кто”. Что бы ни случалось, всегда, как гром, раздавалось над головами домочадцев, как гневное взывание к расплате, то из одной комнаты, то из другой: “Кто?!”

Кто взял “мой” карандаш? Кто насорил?! Кто не вымыл за собой тарелку?.. Двумя словами: хроническое землетрясение.

И в этом бесконечном ряду: кто не убрал игрушки?

На самом деле эту проблему вовсе не обязательно доводить до слез и ожесточения. Да начните вы собирать игрушки вместе с ребенком, и он постепенно втянется в это дело. Скучное ведь не в тягость только тогда, когда мы делаем его уже почти бессознательно, по привычке. Когда мы знаем, что оно занимает у нас всего пять-десять минут. А что такое эти десять минут по сравнению с получасом истерики, после которой болит голова и жить не хочется?

Я так и говорю детям, когда они начинают лениться: “Да препирательства займут у нас гораздо больше времени и сил, чем сама уборка!”

И вообще я давно заметила такой парадокс. Человек жалуется на отсутствие душевных сил, когда ты ждешь от него благодушного поступка и нежных слов. А вот на многочасовую ссору, на обиду и осуждение силы находятся всегда. Значит, были у него силы и на доброе. Но не было великодушного желания помочь другому, превозмогая свои собственные неприятности.

И еще. Если вы решились вступить в разговор со своим плачущим ребенком, не говорите ему слов с отрицательной частицей “не”.

Ирина РЕПЬЕВА