По ком “плачет” зеркало

“С Новым годом! С Новым годом! И все веселы и рады его рождению… Вот большая и широкая улица! По тротуарам взад и вперед снует народ. Медленно, важно проходят теплые шубы с бобровыми воротниками. Бегут шинелишки и заплатанные пальтишки”, – так начинает свою рождественскую историю Николай Петрович Вагнер (1829-1907), зоолог и детский писатель. И в эту добрую зимнюю сказку вдруг вплетается в моем воображении другая – о мальчике Сереже пяти лет, которую поведала мне Резеда Бухарова, директор Центра социальной реабилитации для несовершеннолетних. Ее приюту два года.

Сережа не умел говорить. Его не научила этому мама. А папа… Бог знает, где он был, этот его папа… Сережа шел упрямо, не боясь темноты и ветра, шел все дальше и дальше, опасно отдаляясь от дома. Но ему ужасно хотелось побывать на празднике, в первый раз в жизни, и он решил рисковать.
Через какое-то время он и впрямь достиг елки, головокружительно громадной, которая сверху донизу сверкала разноцветными огоньками. А на самом верху сияла такая большая-пребольшая звезда, что Сережа даже замычал от счастья. Но куда ему податься дальше? Час был уже такой поздний, что другие дети, еще вечером гулявшие тут вместе с родителями, слегка опьяненные ожиданием скорого подарка, разбрелись по домам.
Его же нигде не ждали! Мать еще не проснулась. Сестра не вернулась с вечеринки. Но главное – он совершенно забыл, из какого переулка пришел. Потанцевав некоторое время в своей тонкой курточке на одном месте, он хотел было согреться, да не смог. Тогда он нырнул под елку, чтобы прикрыть себя от стужи и ветра хотя бы широкой и все еще живой зеленой “лапой”, такой родной!.. Но она, обледеневшая и в сосульках, холодила руки еще сильнее. В пятом часу утра кто-то из прохожих и впрямь обратил внимание на странный новогодний подарок, прикорнувший прямо на снегу.
Сережу пригрел приют. Однако не думайте, что эта прекрасная новогодняя история случилась в городе Октябрьском только единожды! Ровно через год вот так же, наподобие новогоднего подарка, оставила на праздничной зимней площади двух своих дочек, четырех и пяти лет, другая мама. Возможно, прослышав о том, с какой нежностью обращаются в Башкирии с подкидышами, она специально привезла их сюда, в Октябрьский…
Стоит ли сомневаться, что приют нужен городу? А ведь было время – сомневались. Потому что существовали уже в городе с населением немногим более ста тысяч жителей детский дом, коррекционная школа, интернат, 245 подопечных детей, 500 детей-инвалидов, 70 в многодетных семьях и 183 в малообеспеченных. “Зачем вам еще и приют? – спрашивали заместителя главы администрации Октябрьского А. Муфаззалову. – Это новые материальные расходы! Не лучше ли беспризорных найденышей сразу же отправлять в детский дом, в специальную группу?” “Но ведь детский дом – это надолго, – отвечала она, – а приют – временное пристанище, от двух до шести месяцев. Это обязательная реабилитация детей, подвергшихся тому или иному насилию со стороны взрослых. И это же – реабилитация пап и мам, если они нашлись”.
Можно сказать, что приют – это нечто вроде санатория, где в принципе не теряется связь с семьей. Например, если мать лежит в больнице или не надолго попала в тюрьму. Здесь дети просто отдыхают – от своих проблем. Стены же детского дома отделяют ребенка от пап и мам на срок больший, иногда навсегда.
Три года готовилось общественное мнение. Потом нашлось здание – оттуда выехали ясли. Дом на балансе города, потому что более девяноста процентов дошкольных детских учреждений находится в руках республики – так проще укомплектовать штат психологами и педиатрами, оснастить новейшим медицинским оборудованием.
Резеда, молодая, черноглазая, веселая, психолог по образованию, директор Центра, ведет меня “тропой Сережки”. Вот и он вошел некогда в ту дверь, сосредоточенный и молчаливый. Дверь санпропускника. Его помыли в новой белой ванне, постригли, и он завалился спать.
Сестра все-таки любила его, поэтому смогла отыскать его в приюте. Заплаканная, перепуганная, она просила воспитателей подержать Сережку у себя, потому что ей очень трудно и учиться, и зарабатывать для семьи кусок хлеба. Она ведь знала уже, что пребывание в приюте бесплатное, он тоже принадлежит республике. Ее успокоили, что сделают для мальчика все возможное и невозможное. А в силах педагогов и врачей было уже немалое: примерно каждый седьмой ребенок Башкортостана прошел тестирование в тринадцати психолого-педагогических консультациях, которые работают уже десятый год. Это делается потому, что ранняя коррекция в 70% случаев позволяет тщательнее подготовить ребенка к школе. А РБ к тому же – всего один из двух регионов России, где по показаниям тестов могут составить индивидуальную программу обучения в школе для детей – переселенцев, беженцев и группы риска.
Сережа принадлежал к последней. Конечно, о школе думать ему было пока рано. Сначала надо было научиться разговаривать. Этим и занялись: пять дней пожил он в изоляторе под присмотром психолога, социального педагога, пока сдавал необходимые анализы. А ночью приглядывал за ним сторож, сантехник и электрик в одном лице – лауреат Государственной премии, строитель, а ныне пенсионер, рослый Леонид Васильевич Журавлев. Сережа только однажды посмотрел ему в глаза и сразу почувствовал, что это первый серьезный мужчина в его жизни…
Утром проснулся Сережа и сразу обрадовался: решеток на окнах не было – будто он находился дома. Когда его вывели погулять, то рассказали, что приют находится на окраине города, в очень красивом месте. Тут неподалеку ландышевое поле, собственный сад с кустами малины и смородины. А летом дети сажают на грядах капусту, морковь, свеклу…
Миновал положенный срок, и мальчика перевели наверх, к другим детям. Их было человек тридцать. Мальчики держались в одном месте, девочки в другом. И хотя они были разных национальностей, разного возраста, с разными неприятными воспоминаниями о прошлом, здесь – веселы и задорны, будто наконец прибыли на ту елку, к которой так долго шли. Только иногда ночью они забывали о своей радости и вели себя так, как привыкли вести себя дома. Четырехлетний Коля, например, который не умел спать в кровати – повернувшись на бок, вдруг падал на пол и сворачивался клубком – так ему было знакомо. А кто-то сквозь сон уговаривал погибшего в автомобильной аварии отца: “Расскажи мне сначала хорошую сказку!..”
Вот и я среди них. Мальчики в своей комнате что-то мастерят, а девочки наперебой стараются мне понравиться. Они же не знают, что я пришла не для того, чтобы кого-нибудь удочерить. Четырехлетняя малышка подбежала ко мне и на одном дыхании сказала: “А я родилась в год Пушкина!..” Значит, в 1999-м. “Я хочу на Пушкина походить!” А другая: “А я “Старика Хоттабыча” три раза перечитала! Знаете, какое у меня любимое место? Когда они с Волькой на ковре-самолете полетели!”
Что-то хорошее произошло и с матерью Сережи, когда она узнала, где находится ее маленький сын, единственный сын. Она поменяла городское жилье на сельский домик с садом и огородом и моет в школе полы, а Сережа, которого научили говорить еще в приюте, стал ходить в эту школу.
Дети – зеркало нашей жизни. И если в приюте оно порой “плачет”, то это лишь оттого, что на него не может надышаться энергичная Резеда и все те взрослые, которые честно выполняют президентскую программу “Дети республики Башкортостан”.

Ирина РЕПЬЕВА
Октябрьский