Понравилось, как сказал один мой приятель: «Смотрительницы музеев, часами скорбящие на стульчиках и озирающиеся по сторонам, – это в прошлом отбившиеся от экскурсий и одичавшие дети».
…Планеты-сироты. Есть такие в нашей Вселенной. Что-то однажды их выбросило за пределы материнского светила: одичавшие дети никогда не превратятся в музейных тетенек, а будут просто лететь. Куда? Зачем? Может, они ищут новую звезду, которая их остановит, усыновит или удочерит?
Иногда они вращаются вокруг галактического ядра. Но есть планеты-сироты, которые не вращаются ни вокруг чего. И тогда это вообще невозможно представить.
«Вышвырнутые» в космос вследствие каких-то катастроф, планеты-сироты остаются темными и невидимыми (вот оно, космическое одиночество), поэтому даже нельзя предположить, сколько их вообще в космосе, их можно только заметить, когда они пролетают на фоне звезд.
…Если бы астрофизики могли эти планеты подробнее увидеть и даже следить за ними, кто-нибудь из русских исследователей мог бы назвать одну из них Мцыри.
С сиротством Мцыри в тексте Лермонтова не все понятно. Известно только, что мальчик – пленник. Его вывезли шестилетним ребенком из родного края, но выросший юноша все равно видит во сне отцовский дом, гул вечером бегущих лошадей, самого отца. Даже сестер Мцыри помнит. И как он выходит гулять на горную речку.
Что же случилось? Почему ребенка вывезли (явно насильно), живы ли остались его родные? Мальчик, которого везет русский генерал, болен, его приютит, чтобы спасти, монах. Какая катастрофа выкинула этого еще не названного именем «Мцыри» мальчика из круга его родного светила? «Ты жил, – я также мог бы жить!»
Но, в конце концов, сиротства не так уж мало в этом мире и без всякого человеческого зла.
Когда я собирался писать этот текст, мне пришло от одного моего знакомого сообщение (проплыло планетой-сиротой на фоне Лермонтова): «Есть еще одна сильная история. 52‑герцовый кит, который болтает на той частоте, на которой его не слышит ни один кит мира. И вот он плавает с конца восьмидесятых, видимо, совершенно один».
А потом и подруга рассказала про одну свою родственницу: «Самым первым ее видением стало падение-полет сквозь скопления звезд и туманностей в ночном небе. Падение это часто повторялось, но всегда, по счастью, заканчивалось в квартире на Кропоткинской… А еще у нее был сон, где роились мириады ночных бабочек: они снились еще тогда, когда Агния не знала об их существовании. Сон был так плотно забит трепещущими жирными тельцами, истошным и назойливым их кружением, что невозможно вздохнуть из-за мельтешения коротких крыльев и пыльцы, оседающей в гортани».
Рассказанная девочка (какую хорошую идею вдруг подсунул текст: «рассказанная девочка», «рассказанный человек» – даже автокорректор не опознает этого нового сочетания) кричала от ужаса, чувствуя, что еще миг, и этот жирный живой ком вытеснит ее из мира. И просыпалась.
…И вот плывет кит, которого никто в мире не слышит, видит свой сон Мцыри, летит планета-сирота, и кричит девочка, очнувшаяся от ужаса бабочки. «Тише-тише», – говорит ей отец, переворачивая подушку прохладной стороной. Но ни Мцыри, ни киту, ни планете-сироте эту подушку перевернуть некому. Потому что нет у кита и планеты никакой подушки.
Дмитрий ВОДЕННИКОВ, поэт, эссеист
Комментарии