На чтение: ≈ 26 мин.Новые учебники по литературе XX века для общеобразовательных школ пишутся не только учеными и методистами, но и писателями. Их взгляд «изнутри» на предмет должен оживить материал, продемонстрировать нетрадиционные способы прочтения классики и изложения своего восприятия индивидуальности и творчества мастеров слова.
А главное – убедить учащихся, как верно сказано в одном из таких изданий, что читать художественную литературу имеет смысл и что читать по-настоящему, «всерьез», надо уметь и умению этому учиться.
За последние годы выпущено несколько таких книг. Рассмотрим три из них:
– Литературная матрица. Учебник, написанный писателями. XX век: Сборник. 2-е изд. – СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2011. – 800 с.
– Прилепин З. Книгочет: пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями / Захар Прилепин.- М.: Астрель, 2012.- 444, [4] с.
– Быков Д. Л. Советская литература. Краткий курс / Дмитрий Быков. – М.: ПРОЗАиК, 2012. – 416 с.
Учебник, пособие и курс. Ни одно из этих изданий не несет грифа Министерства образования и науки РФ «Рекомендовано» или «Допущено» и не может быть использовано в качестве основной и даже – официально – дополнительной учебной книги для учащихся, но только как факультативная литература или книга для внеклассного чтения. Между тем намерения авторов и составителей вполне серьезны, планка поставлена высоко.
В предисловии к «Литературной матрице…» (далее «Матрица» – В.Т.) указано: «Составители старались, чтобы сборная авторов этой книги отражала… современное состояние русской литературы во всем ее разнообразии, как эстетическом, так и идейном, – чтобы читатель мог не только проследить, чем жила русская литература с начала XIX века по середину XX-го, но и увидеть, чем она жива сегодня. Главное, чего бы хотелось составителям этой книги, – чтобы тот, кто прочтет из нее хоть несколько статей, почувствовал необходимость заглянуть в тексты произведений русской литературы, входящих в «школьную программу»… Потому что школьная программа по литературе – это программа для активации человеческого в человеке, и надо только понять, где тут кнопка «enter» и как ее нажать».
Составители, а это Вадим Левенталь, Светлана Друговейко-Должанская и Павел Крусанов, заявили тем самым параметры статей.
1. Это осуществление смычки отцов с детьми через включение в язык первых элементов, призванных зацепить внимание последних близкими им (по мнению первых) ассоциациями, как то: сборная (спорт, игра), активация программы (ИКТ), матрица (известный и когда-то модный фильм) – в целях избежания неудобочитаемости и языковой косности, кои, например, демонстрирует наш пассаж в этом пункте – простите за прием. Но так становится понятнее, почему язык статей «Матрицы» далек от принятого в учебниках. Однако он далек и от молодежного жаргона и не напоминает классический «Клевый Днепр».
2. Это мощная для старшего гуманитарного поколения и вовсе не обязательная для младшего, еще не определившегося, мотивация: активация человеческого в человеке. Вовсе не обязательно юные наши современники понимают слова «человеческое» и «человек» так, как благородные авторы и составители. Зато перспектива активации в себе чужой программы неизбежно будет перекрываться в сознании наших визуалов-учеников кадрами из фильмов и компьютерных игр о зомби и прочей закодированной нежити. Вряд ли авторы и составители желали такого эффекта. Надежда лишь на то, что юные вступительных статей, как правило, не читают.
Захар Прилепин составил сборник из собственных статей, чтобы «поделиться своими представлениями о том, что являла собой литература в последнее десятилетие», но также ретроспективно «захватить» знаковые имена и явления литературы XX века: «Не скажу, что теперь сказано обо всем… но про наболевшее постарался не забыть и картину в целом набросать». Иными словами, книга должна представить цельную картину литературного процесса примерно ста десяти лет развития. Замысел грандиозный, хотя и ограниченный «наболевшим», но автор имеет право на избирательность, если это подчеркивает основные тенденции и структурирует панораму. Такой «толстовский» подход к материалу подчеркивается (не знаем, насколько нарочито) толстовскими же элементами стиля наподобие процитированного выше повтора скажу – сказано. Однако, как и в « Матрице», в речь автора внедрены и такие живые лексические зацепки, как «словоохотливые ЖЖ-юзеры», «кроил ломом череп миру», «стопроцентный убойный хит» и т.п. Собственно литературный материал чередуется с отсылками к видеоряду (фильму о Есенине, рэперским роликам), что методически грамотно, так как учитывает особенности восприятия подростков; сама книга по структуре вполне клиповая, напоминает сборные концерты из видеороликов на МTV девяностых, в хорошем смысле напоминает: ярко, в разном темпе, с разными интонациями и примерно ровно по времени исполнения, хотя встречаются и длинные пьесы. Это пособие вполне может быть представлено аудиокнигой либо видеосериалом по примеру «Серебра и черни» Льва Аннинского (но в другой стилистике, естественно).
Дмитрий Быков в своей книге «от автора» замечает, что «история советской литературы… до сих пор не написана и вряд ли появится в ближайшее время… Вопрос в том, в какой степени советская литература наследует русской классике, обсуждается многими – и вяло…». Далее на той же странице писатель представляет свою книгу как штрихи к портретам и приглашение к разговору и к переосмыслению литнаследия, но тут же указывает, что это не вольные и безответственные штудии, а материал уроков в старших классах одной из московских школ и курса истории литературы XX века, «читанный автором в МГИМО». Это чувствуется, так как интонация, ритм речи в статьях по генезису из устной традиции, причем показательно перебиваемые лекторским обращением к записанному тексту в тех местах, где предполагается сложный и литературоведчески точный теоретический материал (по методическим правилам он также должен быть записан слушающими для последующего самостоятельного освоения, заучивания и воспроизведения).
Таким образом, составители и авторы-составители утверждают, что их книги представляют литературный процесс как некую картину/систему, в разнообразии, но и взаимообусловленности явлений, их взаимосвязях и взаимовлияниях. Именно так призван представлять материал хороший, грамотно написанный и методически адекватный учебник.
Однако именно цельной картины или системы не сложилось ни в одной из рассматриваемых нами книг. Из необходимых пяти системообразующих признаков (целостность, структурность, взаимозависимость со средой, иерархичность и множественность описания) выборочно присутствуют в основном третий и пятый, сами книги не содержат внятно прописанной объединяющей концепции и по композиции представляют собой сброшюрованные статьи на тему «Русская литература в фактах и комментариях».
Зато интересно проследить, как авторы трех книг освещают одни и те же имена. Здесь выявляются не только определенные концепции, но и общие тенденции подхода современных писателей к проблеме составления учебника для молодежи, выявляется их понимание того, что интересно и нужно знать молодым о классиках и как надо о классике рассказывать, чтобы убедить читать и изучать литературу.
Обратимся к статьям, посвященным С. А. Есенину.
1. Герман Садулаев. Словом по сердцу: Сергей Александрович Есенин (1895 – 1925) // Литературная матрица. Учебник, написанный писателями. XX век: Сборник. 2-е изд. – СПб., 2011.- С. 265 – 290.
Начало статьи представляет воспоминания автора о том, как он, девятиклассник, в 1987 году читал на концерте школьной самодеятельности стихотворение «Пой же, пой. На проклятой гитаре…». «Честное слово, – пишет Садулаев,- у меня не было никакого злого умысла. Я не хотел ни шокировать учителей, ни эпатировать публику. Я просто начал читать стихотворение, которое первым пришло на ум». И далее на страницах с 266 по 268 цитирует не входящие в школьную программу строфы, перемежая их комментариями, после которых любому читателю «Матрицы» становится ясным лукавство автора (например: «Первой побледнела учительница русского языка и литературы. Она узнала стихотворение и с ужасом поняла, что будет дальше…»). Цитируется без отточия и строфа с рифмой «…в роковом размахе… пошли их на хер…», после чего автор мемуара сообщает о реакции учителей и учеников («…классная руководительница закидывалась валидолом…», «…ко мне подошла стайка девочек из параллельного класса, и самая красивая из них сделала предложение, от которого было бы глупо отказываться»). После такого личностного представления поэта юному читателю Г. Садулаев рассуждает о близости современных неформалов и поэтов Серебряного века. Есенин «как бы эмо». Символисты «вроде готов». Футуристы не то панки, не то фрики. Новокрестьянские поэты «косили под хиппи». Затем следует сопоставление количества и качества стихотворений Есенина и Маяковского, которые они посвящали друг другу, потому что «они постоянно ругались. Возможно, даже дрались пару раз. Но сильно друг друга любили. Сами того не зная». Зощенковский стиль здесь неслучаен. Он используется Садулаевым на протяжении всей статьи при упоминании биографических вех жизни поэта, например: «У него каждая новая женщина – следующий этап жизни и, порой, даже творчества. А когда не получалось, то он бежал. Даже и физически. А у него никогда не получалось. Поэтому он все время куда-то бежал». Прием такого рода, прямо отсылающий компетентного читателя к строению, например, текста рассказа М. Зощенко «Происшествие» (1932 год), представляется некорректным использованием языковой игры, снижающим жанр биографии до анекдота и показывающим отношение автора к своему отнюдь не компетентному читателю. Г. Садулаев как бы забывает, увлекшись этой игрой, что пишет для детей, поэтому подмигивание и усмешка в тексте статьи вызывают, в отличие от зощенковских текстов, у которых была совсем иная функция, негативное отношение к самому автору.
Из биографических сведений более всего внимания уделено вопросу смерти Есенина, авторству последнего его стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» и версиям самоубийства либо убийства поэта. Биография с этого и начинается, разбору вышеуказанных проблем посвящено четыре страницы (с. 271 – 275). Г. Садулаев обосновывает необходимость такого построения текста тем, что важно понять, самостоятельным или нет был уход поэта из жизни. Однако далее в статье автор к этому вопросу уже не обращается. Он заявляет основные темы лирики Есенина: тема любви к женщине, к родине, к матери. По мере приближения конца статьи цитат из стихотворений появляется все больше, комментариев все меньше; последняя тема сопровождается введением из двух казенных по языку фраз: «Есть еще одна тема, важная для Есенина,- это тема любви к матери. Ей посвящено одно из самых пронзительных стихотворений, «Письмо матери». И далее следуют первые четыре строфы хрестоматийного текста. Никаких комментариев Садулаев уже не предлагает. И вся статья заканчивается испещренной отточиями большой цитатой из стихотворения «Собаке Качалова» – также без комментариев. Создается впечатление, что это не прием, а просто автору надоело писать, но надо же закончить хоть чем-то. Однако и здесь расчет, «затея сельской остроты»: Г. Садулаев в продолжение литературной игры, начатой им с первых страниц статьи учебника (!), организовывает смысловую параллель, предваряя стихи о собаке пародированием слащаво-сентиментальной речи какой-то выдуманной или некогда услышанной им учительницы: «Я бы посоветовал каждому юноше выучить это стихотворение наизусть и прочесть при случае девушке своей мечты. Нет сердца, которое бы не растаяло от этих строк: «Дай, Джим, на счастье лапу мне…» – и далее указанная цитата.
Звучит особенно нарочито при сопоставлении с текстом первого стихотворения, о котором рассказывает Садулаев: там цитируются строки о влюбленных кобелях, лижущих «истекающую суку соком», и – напомним – намекается на нечто, предложенное юному Герману первой красавицей параллельного класса. Вполне допускаем, что автор имел в виду совершенно невинные обстоятельства, но он уже лишил читателя доверия к себе, подмигивая и усмехаясь за спинами детей подражанием зощенковскому сказу, перечислением всех возлюбленных Есенина с комментариями относительно фактов их совместной жизни (в отличие от стихов, это прокомментировано подробно), рассуждением о феминизме и его роли в судьбе поэта. Больше о статье Г. Садулаева, автора из учебника для детей «Литературная матрица…», говорить по сути нечего: методически и содержательно это не учебный, а художественно-публицистический текст, рекомендовать который для изучения в школе неуместно.
2. Захар Прилепин. Олег Лекманов, Михаил Свердлов. Есенин (М.: CORPUS, 2011) // Прилепин, З. Книгочет: пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями / Захар Прилепин. – М., 2012.- С. 99 – 108.
Книга представляет собой, как сказано в аннотации, авторский взгляд на творчество писателей XX-XXI вв. Один из разделов, «По классике», являет размышления Прилепина о некоторых изданиях и экранизациях последних лет, посвященных великим именам русской и мировой литературы. В первой же статье Захар Прилепин рассуждает о Сергее Есенине, сопоставляя свое восприятие и понимание жизни и творчества поэта с представленными в книге Олега Лекманова и Михаила Свердлова.
С первой строки З. Прилепин поднимает вопрос об убийстве или самоубийстве поэта. О. Лекманов и М. Свердлов принимают факт самоубийства, и автор статьи-рецензии с ними соглашается. Более того, он как бы вступает в заочный спор с Садулаевым, считающим верной версию убийства и предполагающим, что стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» сочинить «мог и кто другой, с десяток живших тогда поэтов могли сочинить похожие строчки» («Матрица», с. 273). Наш автор утверждает, что только не любящий и не понимающий Есенина может «возиться с версией убийства» и «некрасиво выкручиваться, предполагая, например, что эти стихи Есенину подбросили». Он логично вопрошает: «…зачем… нужно было целый стих придумывать, старательно подделывая есенинский почерк, если б можно было просто написать что-то вроде: «Я сейчас удавлюсь, пошли вы все на хер. Ваш Есенин» – и нечего было б вообще огород городить». Ситуация заочного спора с Садулаевым после прочтения этого абзаца представляется вполне достоверной, и не только вследствие пересечений знаковых для обеих статей опорных слов и понятий (сам или не сам написал, Эрлих, почерк и т.д.), но и благодаря приведению одного и того же ненормативного слова. Впрочем, мы не настаиваем на версии замаскированного ответа именно Г. Садулаеву, возможно, текстуально-смысловые и лексические пересечения случайны. Но это только подчеркивает общую тенденцию: начинать биографию героя со скандала либо чрезвычайного обстоятельства, употреблять обсценную лексику в учебной литературе (хотя Прилепин вовсе не утверждает, что пишет для детей или студентов, но жанр пособия им обозначен), применять живые лексические конструкции-зацепки из разговорной речи и «детские» обороты, например: «врун и позер», «стих (в смысле, стихотворение. – В.Т.) плохой». Однако стиль З. Прилепина – его собственный, он пишет не пародийно или подражательно, его лексика – это лексика взрослого человека, выполняющего ответственную задачу: познакомить читателя с заинтересовавшей автора статьи книгой и доказать, что эта книга «очень тактичная», «на истинно научном уровне, свое мнение авторы проводят штрихами, почти никогда не навязывая, ни разу не срываясь на патетику или пафос». О стихотворениях Есенина автор упоминает, но не анализирует их – по условиям жанра – зато много уточнений дат, даются списки дат публикаций поэта. Читающий данную статью из пособия З. Прилепина может получить новое позитивное знание, и это признак состоявшейся учебной книги. Хотя и здесь мы встречаем необязательную гипотезу о роли Дункан в жизни поэта и вряд ли оправданное сопоставление влияния Дункан и Влади на Есенина и Высоцкого соответственно. И с соответствующей необязательной риторикой: «не кидайте в меня табуреткой», «Айседора закончила плохо».
Завершается статья З. Прилепина о Есенине и книге о нем тоже цитатой, из Евангелия: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Иоанн. 12:25)», и тоже без комментариев. Многозначительность тона и неясные намеки неуместны в литературе, претендующей на статус учебного пособия (других не бывает, если говорить о книжном издании). В целом очень интересная, написанная честным, если можно так выразиться, языком и обширная по охвату имен книга может служить, скорее, справочником, и то для учителей, но не учеников.
3. Дмитрий Быков. Трезвый Есенин // Быков Д. Л. Советская литература. Краткий курс / Дмитрий Быков.- М., 2012. – С. 51 – 64.
Примечание редактора. Часть статьи, посвященная разбору главы «Трезвый Есенин», опубликована в №9 «Учительской газеты» за 4 марта 2014 года.
Подведем итоги рассказа-сопоставления трех статей о С. Есенине. Разные писатели, используя некоторые общие принципы построения статей, манеры изложения, едины в своем подходе к анализу жизни и творчества поэта в подчеркнутой пристрастности взгляда. Но пристрастно-восторженный, или пристрастно-объективированный, или пристрастно-негодующий взгляд любого пишущего учебную книгу для учащихся (сколько бы этим учащимся ни было лет), неприемлем категорически – и не в силу стилистических игр либо разговорного «оживляжа», а в силу отсутствия внятной концепции, четкого и честного ответа на вопрос: что в представляемом поэте является тем главным, ради чего его 1) имеет смысл читать и 2) имеет смысл учиться читать «всерьез», по-настоящему.
Ни одна из статей о Сергее Есенине этого не объясняет.
В представленных книгах есть очень удачные рассказы о мастерах слова и глубокие интерпретации отдельных произведений (см, например, статью М. Кантора о Булгакове и его толкование «Мастера и Маргариты» в «Матрице», слово З. Прилепина о романе Марины Степновой «Женщины Лазаря», повествование о Валентине Катаеве Д. Быкова – приводим по одному примеру просто для сопоставления). Но любопытный опыт прочтения писателями других писателей – это совсем отдельный жанр, не учебник, не пособие и не курс. Подмена определения жанра неслучайна. Это ответ на «вызовы», точнее, на «заказ» времени. Целевая аудитория огромна – школьники, учителя, студенты нефилологических специальностей. И поэтому подмена определения жанра неизбежно влечет за собой цепь следующих подмен, главная из которых – ложное представление о гуманитарной образованности и содержании гуманитарного образования.
Если же это исключить – очень интересные книги. Весьма своеобразные и замечательные произведения художественной литературы.
Вера Тимофеева, учитель русского языка и литературы лицея №8 Воронежа, кандидат филологических наук, заслуженный учитель РФ
Выбор читателей
Комментарии