Помните, как Марин Миррою – одержимый астроном, вдохновенный ученый и неизлечимый романтик, герой лирической мелодрамы «Безымянная звезда» – все твердил без конца, что ни одна звезда не может сойти со своей орбиты, с предначертанного ей пути? Так-то оно так, он гений, ему виднее. Вот только если речь идет о звездах земных, то дороги их подчас бывают столь непросты и причудливы, что сразу и не разберешь – действительно ли эти «зигзаги судьбы» были неизбежны, или это сами люди без устали чертят свой замысловатый жизненный путь? Небольшой украинский городок Стаханов, амурское село Ларба, нынче вот Москва, через три года Благовещенск – что будет дальше, Татьяна БОНДАРЕНКО, учитель музыки, учитель года Амурской области-2004, вряд ли знает и сама.
В детстве у меня был волшебный калейдоскоп: посмотришь в маленький глазок, а там невиданной красоты картинка, витраж из разноцветных стеклышек. Но стоило лишь слегка встряхнуть игрушку, узор распадался, менялся до неузнаваемости, и те же самые детали складывались в совершенно новый рисунок. За этими превращениями я могла наблюдать до бесконечности, но сегодня уж точно не вспомнила бы о них – мало ли с тех пор было у меня игрушек, – если бы не встреча с Татьяной Бондаренко. В ней одновременно уживаются столько же оттенков настроений, мыслей и чувств, сколько и абстрактных узоров в том калейдоскопе – бесконечное множество. По ее собственному признанию, все в ней перемешалось – мажор, минор, диатоника, гептатоника, все лады, вместе взятые. Все хочется попробовать и все успеть, а промедление – смерти подобно. Но это клокочет где-то внутри, а к миру обращено совсем другое лицо – очень юное, нежное и даже слегка отрешенное. Вот ведь какой редкий характер: южная экспрессия, помноженная на дальневосточную сдержанность, совмещение несовместимого, оксюморон во плоти.
Все эти «необычности» можно было бы списать на ее несомненный музыкальный дар и, чего уж там, настоящий талант. Но и в привычный образ музыканта, думающего только о себе в искусстве и не мыслящего жизни без большой сцены и свиты почитателей, она тоже не вписывается. Что ни говори, но большинству творцов не чужды маленькие «прегрешения»: их питают мысли о собственной избранности, ибо талант и высокомерие частенько шагают рука об руку. Если уж и соглашаются кого-то учить, то работать предпочитают с себе подобными, в ком видят свое продолжение, свое бессмертие. К счастью, Татьяна не из их числа. Несмотря на глубокое и чистое меццо-сопрано, не о громкой славе и блестящей оперной карьере были ее мечты. Она не считает музыку тайной, которую нужно оберегать от непосвященных – все равно не поймут, а только опошлят и замызгают. Для нее это скорее таинство, и чем больше людей благодаря ей прикоснутся к нему, тем большим смыслом наполнится ее собственная жизнь.
– Вот вы спрашиваете, отчего, если уж мне действительно так хотелось преподавать, я не пошла работать в музыкальную школу, где дети отобранные, а значит, и заниматься с ними проще. Но это ведь совсем другая история, совсем другие законы и очень жесткие рамки! И учитель, и ученик, они просто цепями прикованы к инструменту. Они только и делают, что разбирают произведение за произведением на куски, фрагменты, отдельные ноты. Препарируют его – без этого не научишься играть. Это тяжелая, но больше все-таки техническая, а подчас и механическая работа. Вспоминая собственные занятия в музыкальной школе, а потом в училище и в университете, понимаю, что, оттачивая технику, я зачастую не успевала воспринять все произведение целиком, услышать его полную красоту, понять, что передо мной не просто набор нот, которые надо бегло и интонационно верно сыграть, но шедевр, произведение искусства.
А на обычном уроке музыки в обычной школе ребенок может постичь музыку во всем ее едином великолепии, не вникая в специальные подробности. И мне не так важно, смыслят ли мои дети, к примеру, в средствах выразительности, сколько хочется верить, что они не глухи к тем чувствам и настроениям, что несут им симфонии, кантаты и романсы. И если я буду знать, что с каждым моим уроком их мышление становится чуточку образнее, сами они становятся чуточку тоньше, интеллигентнее, умнее, просвещеннее и в то же время свободнее – мне этого, поверьте, будет вполне достаточно. А уж если кому-то нужен зримый результат, то и он есть: надеюсь, моих учеников никогда не выведут из концертного зала за то, что они себя там отвратительно вели.
В Ларбинской школе, где до недавних пор преподавала Татьяна Ивановна, – 76 учеников. Тридцать пять из них, почти половина, – «певчие дрозды». Кто-то занимается в хоре, кто-то в фортепьянном кружке, самые музыкальные – в вокально-хоровом коллективе «Радость». Здесь чтят традиции русского хорового пения, классику, джаз и детскую песню. За семь лет «Радости» из нее не ушел ни один солист. Дети росли, и состав, конечно, менялся, на смену выпускникам приходили новые голоса, но чтобы кто-то бросил, потому что наскучило или приелось, – такого Татьяна Ивановна не припомнит. Такой успех можно было бы списать на то, что в маленькой Ларбе детям просто нечем больше заняться, если бы не масса процветающих здесь секций и кружков – от бокса и волейбола до менеджмента и курсов операторов ЭВМ.
– Мой секрет – он и не секрет вовсе, а истина, которая прекрасно известна любому учителю. Ребенку обязательно надо кому-то подражать, и если он видит, что педагог азартен, увлечен, горит, а его предмет – это его жизнь, значит, он будет подражать этому педагогу. Будь я химиком или физиком, мои ребята с таким же рвением решали бы задачи, ставили опыты и занимались бы научными исследованиями. Не важно, что ты преподаешь, главное, как ты это делаешь. Урок должен быть «тройственным союзом», негласным, может быть, договором между ребенком, учителем и его предметом. Ребенок, конечно же, на первом месте. И не потому, что так в умных книжках пишут, а оттого что это единственно жизнеспособная модель. А если учитель идет в класс с одной лишь целью восхититься со стороны своим собственным величием и безграничными знаниями, так для этого аудитория не нужна – можно и перед зеркалом выступить.
При этом Татьяна Ивановна честно признается, что четко следовать единому однажды выбранному стилю работы ей самой никак не удается. Что поделать, она переменчива, как весенняя погода, как все творческие личности. Каждый урок, как первый, и в самом начале она никогда не знает, чем на этот раз разговор окончится. Поэтому и темы берет проблемные, часто со знаком вопроса, а иногда и вовсе проводит уроки «без заголовка». Музыка – это же философия, вечный поиск, загонишь ее в жесткие рамки, и всякий смысл пропадет. Импровизация – вот единственный закон, которому она согласна подчиняться. А понять это помог ей именно Всероссийский финал конкурса «Учитель года».
– Уроки историка Андрея Лукутина и физика Людмилы Правдиной произвели на меня огромное впечатление. А выступление нашего победителя Жени Славгородского просто потрясло. Потому что он не просто урок вел, он колдовал. И было непонятно, то ли он ведет учеников за собой, то ли сам идет следом за ними. И как ему удалось связать все непредсказуемые высказывания детей в единую смысловую нить – для меня до сих пор остается загадкой. Он виртуоз, повторить его нельзя, но постараться приблизиться – почему бы не попытаться?
Конкурс «Учитель года» стал для Татьяны, как и для многих ее коллег, жизненным перекрестком. Или развилкой той самой звездной орбиты: направо пойдешь, налево пойдешь, прямо пойдешь… Тут она познакомилась с профессором Людмилой Школяр, директором Института художественного образования РАО, которая и пригласила ее в московскую аспирантуру. И в это же самое время в Благовещенском педагогическом университете было решено открыть музыкальную кафедру, и без руководителя с ученой степенью тут не обойтись. Значит, снова в путь, в Москву, аж на три года. Предварительная тема диссертации – «Педагогическая импровизация, как фактор совершенствования мастерства учителя музыки».
– Я никогда не была привязана к какому-то одному месту. Родилась в маленьком Стаханове, в 16 лет уехала учиться в другой город, затем, как декабристка, отправилась за мужем в Амурскую область. Край света, скажете? Может быть, но очень красивый, и люди там живут красивые. Я не знаю, что такое ностальгия, мне всегда хорошо там, где я нахожусь в данный момент. Потому что раз я здесь, значит, это не просто так, значит, нужна кому-то. Наверное, я вечный странник и меня уже не изменить. Единственное, что гложет сегодня – чувство это так остро испытываю, пожалуй, впервые, – разлука с ребятами. Они остались одни, музыкой с ними заниматься, увы, больше некому. Но они сами встречаются, поют, в конце ноября даже на конкурс ездили в райцентр, неплохо выступили. Но для этого я с ними все лето репетировала. А дальше что будет?
Несмотря на то, что Татьяна оказалась одна в огромном городе, она все равно счастлива: все делает правильно, идет своим путем. Не хватает только семьи, детей и… инструмента. Уж его-то из Ларбы точно не повезешь. Но тут выход нашелся. Устроившись преподавать музыку в московскую школу №600 при РАО, Татьяна приходит туда за полтора часа до начала занятий и после уроков остается еще на час – играть.
– Если бы кому-нибудь вздумалось отправить меня на необитаемый остров, попросила бы лишь об одном снисхождении. Вслед за мной выслать туда рояль и пару нотных сборников – Рахманинова, Бетховена, Шопена. И тогда мне ничего не страшно.
Москва
Комментарии