Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​Позавчера был День пионерской организации. Может быть, его отмечали последний раз. Депутаты предложили 19 мая назвать днем детских организаций. И даже уже вышли с этой идеей на президента. Я вспоминаю старый одесский анекдот. Приезжает через много лет после революции в родной город Хаим. Ходит, гуляет, смотрит. Заглянул в продмаг. Огляделся вокруг и говорит с тоской: «Бывало, заходишь сюда, с левой стороны стоит бочка с красной икрой, справа – с черной, чуть дальше – с атлантической селедкой. И кому все это мешало?..» Кому мешает День пионерской организации? Самое удивительное, что среди сторонников переименования бывшие пионерские и комсомольские работники, сделавшие блистательную карьеру в годы советской власти и неплохо устроившиеся в новом мире. Все они в один голос твердят, что время поменялось, что детских организаций стало много и выделять какую-то одну недемократично, что пионерская организация была политизированной структурой, в ней не было жизни, она не учитывала реальных интересов детей. Мол, это с больших трибун, на первомайских демонстрациях и партийных собраниях звучало, что «народ и партия едины», на самом деле народ был сам по себе, а партия сама по себе. Так и с пионерской организацией: она была не для детей, была игрой для функционеров, отвечающих за подрастающее поколение – партийную смену…

Я много раз на Западе сталкивался с тем, что там не делают различий между нами, гражданами Советского Союза или нынешней России, и государством, властью. Помню, как на дне рождения моего друга в Хельсинки заговорили с одним эстонцем, переехавшим в Финляндию через пару месяцев после того, как распался Советский Союз. Он тогда прямо сказал, что это мы – «русские» – виноваты в том, что Эстония почти на полвека выпала из европейского процесса, что это мы – «русские» – виноваты в том, что национальная культура не развивалась, традиционный быт и уклад разрушались, что это мы – «русские» – виноваты в том, что национальные кадры задвигались, и рассказал, как его бабушка, всю жизнь  проработав в Национальном банке, так никогда и не стала одним из его руководителей – эти места предназначались для русских, преимущественно присланных из Москвы. Многое, о чем он говорил, было мне понятно и близко. Такие же процессы шли и на Украине, откуда я родом. Но ни я, ни мои родители, ни позже мои московские друзья не чувствовали себя виноватыми в том, что происходило тогда в союзных республиках. Как бы мы ни хотели, мы не могли влиять реально на власть. Но у нас были друзья в Прибалтике и Средней Азии, на Кавказе и в Молдавии, мы чувствовали, что живем в великой стране, народ которой способен «и на подвиг, и на труд». Мы не верили, что однажды страна перестанет существовать. Мы даже не думали об этом. Мы поддержали горбачевскую перестройку, надеясь, что начнет меняться не только экономика, но и политика, что мы сами начнем меняться… Честно говоря, сейчас, после двадцати лет никак не заканчивающегося переходного периода, после бессмысленных шатаний из стороны в сторону, отсутствия внятной национальной идеи, возникновения нового типа власти, я начинаю думать, что, может быть, доля истины в идентификации нас, обычных граждан, и власти  есть. Мы, и голосовавшие, и проигнорировавшие выборы,  имеем ту власть, которую выбрали. Мы должны честно признаться себе, и те, кто искренне верит, что не было альтернативы, и оппозиция всех мастей, что даже если бы выборы прошли абсолютно честно, баланс сил остался бы тем же. Мы еще не готовы к новым лидерам. И это тоже результат действий власти на протяжении двадцати лет…А что касается пионерской организации, это неправда, что в ней не было жизни, что она была игрой для взрослых.  Я помню, как мы помогали старушкам вскапывать огороды, приносили им хлеб из магазина, помогали полоть грядки, как ухаживали за памятником погибшим в годы войны, как выступали с концертами на полевом стане во время обеда, как ходили в походы и как занимались с отстающими. В нашем классе было пять отличников и несколько двоечников. Отличники вместе с двоечниками делали вместе уроки, и никто ни разу не остался на второй год… Став комсомольцем, я был несколько лет вожатым у ребятишек, которых учила моя первая учительница. Я горжусь этим временем. Нам было интересно вместе. Знаете, в то время многие учились хорошо не только потому, что было интересно учиться, но и потому, что пионеры должны были показывать пример в учебе, это была их обязанность…Возникшие после крушения Советского Союза детские объединения взяли многое из опыта работы пионерской организации. Переделали на новый лад. Пионерская организация, по сути, перестала существовать по вине взрослых, взявших власть в свои руки. Уничтожая ее, они будто смывали свои коммунистические грехи. Тех, кто пытался остановить разрушение, не слушали и не слышали. Никто не подумал, что, очисти пионерское движение от идеологии и излишнего формализма, оно может  стать реальной школой социализации и взросления детей, оказавшихся в невиданных доселе  условиях разрушения всего и вся, под невероятным психологическим и информационным давлением. Благодаря обновленной пионерской организации мы могли бы избежать очень многих воспитательных проблем……Не надо сносить памятники. Не надо вычеркивать из календаря даты, ставшие знаками времени. И не надо пытаться развенчать людей, которые, уезжая на стройки, целину и БАМ,  искренне верили, что строят не только великую страну, но и свою собственную новую жизнь…