Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​В выходные по телевизору показывали «Теорему» Пазолини. Фильму скоро пятьдесят лет, а кажется, что снят вчера о дне сегодняшнем и завтрашнем. О нас с вами. Что в математике, что в жизни, теоремы нужно доказывать. Теорема Пазолини в том, что не всякое искушение – зло, что иногда оно превращает человека в самого себя, срывая с мясом приросшую к лицу маску, разрушая привычную роль, а значит, и жизнь. Джулия Лэмберт из моэмовского «Театра» говорит сыну, когда тот признался ей, что впервые переспал с девушкой и разочарован, ибо ничего такого, из-за чего стоит поднимать такой шум, в этом нет: «Любовь – это боль и мука, стыд, восторг, рай и ад…» Роджер спрашивает ее: «Из какой это пьесы, мам? Я, кажется, где-то уже слышал этот монолог…» Главный герой «Теоремы» врывается, как терпкий ветер из песков, в благополучный дом и вмиг разрушает все: покой, уверенность, привязанность и любовь. Он молчалив, почти нем. Его молчание заставляет говорить других. Его глаза, словно пропасть, в которую хочется броситься. Так притягивают бездна, костер, расплавленный металл в мартене. Так хочется спрыгнуть с крыши небоскреба. Чужие жизни к нему тянутся, словно хрупкие, беспомощные скрепки к огромному магниту на столе. Нет силы, которая сумела бы остановить их тягу. Может быть, потому, что они сами этого хотят?.. Искушение пришло, чтобы заставить разрушить свой мир собственными руками. Зачем тогда, стоя на развалинах, пепелище, на кладбище, винить других? Хотел этого – получи…

В другое время, в другой стране, да и вообще в другом мире другой «искуситель» как-то сказал: у человека только десять пальцев. Как долго он продержится, если у него начнут требовать: предай себя, или друга своего, или человека любимого, а за каждый отказ начнут рубить по пальцу? Кто все десять отдаст, а кто и первый пожалеет. Нет человека, который чего-нибудь да не боялся бы. Человечество не может жить без страхов, а уж человек тем более. Просто у одних они все на виду, другие прячут в самых темных закоулочках своей души. Оруэлловский герой Уинстон, когда его голову зажимают в проволочной клетке – и есть только одна дверца, а за ней беснуются две гигантские голодные крысы, и дверцу вот-вот откроют, – обезумев, кричит: «Сделайте это с Джулией!» С женщиной, которую он любил и которую, как от него ни требовали, раньше не предал…….Я часто вспоминаю зимнюю дорогу в Канск. Младшую группу детского дома. Концерт. Мы вошли с моим другом, он, до того как стать начальником в образовании, был директором этого дома, и на нем сразу повисли малыши. Он их стряхивал, а они цеплялись снова. Все смеялись. Было тепло, и комната вся наполнялась необычным светом – любовью. Он был своим для них. Он был учителем. Отцом и матерью. А я был чужим. Потому и сел на задней скамейке. Ко мне подошел мальчонка. Не спрашивая, устроился на коленях. «Твоя книжка?» – «Моя». (Купил Карлоса Кастанеду в местном магазине.) – «Дай посмотреть!» – «Смотри!» Ни одной картинки. Он перелистал ее всю. «Можно я подержу ее?» – «Держи». – «Ручку посмотрю, – и он полез за моей ручкой, торчащей из кармана пиджака. – Блокнот есть?» – «Есть!» – «Дай!» Он мгновенно забыл обо мне и стал рисовать какие-то каракули, похожие на плохо вспаханное поле. Он вел меня за руку по детскому дому и повторял всем встречным: «Это его книга и ручка. Он дал мне понести». Нам нужно было идти в другой корпус, и он отдал мне мои вещи и свой листок. «Это тебе письмо!» Я не смог его прочитать. Хотя точно знал, что там написано. Стоит мне вспомнить Канск, и у меня перед глазами всплывает лицо того мальчика. Это похоже на уходящий вдаль поезд. Я стою на рельсах и вижу лишь заднюю дверь последнего вагона. Так уже было однажды. У Кати и Коли получились лучшие рисунки об Англии. Когда-то давным-давно мы вместе с посольством Великобритании устроили конкурс на лучший рисунок среди наших и английских детей. Катя и Коля, как победители конкурса, даже с королевой Елизаветой Второй во время ее официального визита в Москву познакомились. Потом я повез их в Лондон – таков был приз. Лучшие рисунки мы продали на аукционе в Лондоне, а собранные деньги передали детскому дому на обустройство художественной мастерской. Затем появились новые проекты. Возникли проблемы со временем. И когда я однажды снова заехал в детский дом, Катя сказала мне: «Не приходите больше, я вчера плакала, и Коля плакал. Вы ведь нас никогда не заберете отсюда? Но мы вас всегда будем любить…» Было им в ту пору по десять лет… Как бы я хотел узнать, что с ними стало, как принял их взрослый мир. Так сложилось, что тогда я не мог их забрать, не все в наших силах. Не знаю, нужна  ли им сегодня чья-то помощь, хотя любому человеку всегда нужны и помощь (необязательно материальная), и поддержка (необязательно карьерная). Я бы очень хотел встретиться с ними, а потом бы вместе решили, надо ли строить дальше какие-то отношения. В мире нет ничего законченного, как и ничего нет переменного.