Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​Я люблю простые вещи. Вкус родниковой воды. Шелестящие под ногами листья. Домашний хлеб. Черно-белые фотографии. Янтарные слитки каштанов. Чириканье воробья. Смех ребенка. Строгое черное платье жены. Прозрачные капли подснежников. Звук работающего двигателя. Белые нетронутые листы бумаги. Серый дождливый день. Притихшие камыши. Открытые глаза. Одинокие памятники. Первый снег. Пустынные дороги. Улыбку незнакомого человека. Глиняные кружки. Конверты с марками, погашенными почтовым штемпелем. Книги в тяжелых переплетах. Звон колоколов. Тыквы на опустевшем огороде.

Я люблю Ле Корбюзье. Его нарочито простой мир. Я не понимаю, почему раньше никто не додумался сделать то, что сделал он.  Поставить здание на колонну и освободить под ним территорию. Окна пустить сплошными горизонтальными лентами. Свободно спланировать интерьер. Фасад вынести перед каркасом дома. Разбить сад на плоской крыше. Это и есть знаменитые пять архитектурных принципов Корбюзье. Просто и гениально…Я знаю все его здания. Многие видел воочию. Но больше всего мне хотелось увидеть его капеллу Нотр-Дам-дю-О  в Роншане.  Мой путь всегда проходил мимо. Но в этот раз, когда я был в Париже на очередном семинаре, я сказал себе: сейчас или никогда.  И ранним утром, еще до восхода солнца, отправился в Роншан. Стрекозы парили над цветами. Воздух пьянил, как молодое вино. Медленно поднимаюсь на холм. Вдруг на фоне бледно-голубого, слегка подернутого перистыми облаками неба открывается крыша. Будто взлетающая, отрывающаяся от земли, от основ, от здания. Она не была похожа ни на панцирь краба, ни на шляпу монашки, ни на крылья птицы, ни на нос парохода… Она была похожа на саму себя – крышу, которой не сидится на месте, которая могла бы существовать и без всего здания, и без белых столбиков, поднимающих ее над верхним краем белой стены. Мне показалось, что именно от этих белых столбиков – ее пуповины – она и хотела оторваться. И я подумал, как хорошо было бы взлететь вместе с этой крышей над холмом, увидеть всю округу сразу – виноградники, речку, петляющую в ложбинах, старую церковь в деревне, мощенную брусчаткой площадь в городке и сидящих на ней за столиками людей – и выпить это, как глоток родниковой воды, вобрать в себя на всю жизнь. Я впервые видел храм, где главный вход не был входом.  Вместо двери массивная плита, живописно расписанная Корбюзье, тяжело, словно вздыхая, поворачивающаяся на центральной оси. Эта плита разделяла два мира. Она будто предупреждала: подумай, зачем ты сюда пришел. Бог – один. Дороги к нему разные. И если даже это не твоя дорога, зайди, помолись, Богу все равно, где ты совершаешь молитву. Ему важно не место, где ты молишься, а твоя молитва. Хотя она важнее всего для тебя… В капеллу я вошел через северный, «черный», вход.  Свет лился в храм через проемы разной величины с разными откосами. Казалось, было слышно, как он проникает вовнутрь, звеня сотнями хрустальных колокольчиков. Свет искрился тысячами маленьких живых искорок и ложился на плиты пола невесомым ковром, сотканным неведомо кем. Стенные проемы были разными, как и люди, входящие в этот храм. Входящие с надеждой.  Я пошел к алтарю, чтобы поставить свечи. За здоровье моих живущих родных и друзей. И за упокоение ушедших в другой мир. Иногда я думаю, что в том, другом мире они представляют нас, пока мы там не окажемся. А здесь, на земле, мы их представители, мы за них доживаем – если способны – то, что они не успели прожить. Алтаря я не нашел. Архитектор выставил его за пределы храма, чтобы он был открыт не только верующим, но и всему окружающему пространству. Я стоял у алтаря и просил Бога – я не знаю, кто он и где он, – но я просил его уберечь моих родных и близких, я просил, чтобы умершим было спокойно и души их не метались неприкаянными. А за моими плечами лежали холмы и виноградники, речки стремились к морю и ветер ласкал веселые кудри плакучих ив, и мне казалось, что весь мир молится вместе со мной…Я знал, что Международная академия архитектуры признала капеллу одним из самых красивых десяти зданий прошлого века. Я знал, что кто-то сказал: капелла не столько здание, сколько обитаемая скульптура. Я знал, что Корбюзье однажды признался: «Мои искания, так же как и мои чувства, сводятся к одному, к главному в жизни – к поэзии». Но я не знал, что храм может быть настолько поэтичным. Как мир вокруг нас. …Я люблю простые вещи. Ночную тишину в своем доме. Деревянную мебель. Светящуюся земляничную поляну. Мурлыканье кошки. Лай деревенских собак. Крепкое пожатие руки. Слова. Предложения. Тексты. Я люблю жизнь. Здесь и сейчас.