Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​Суббота. Мама вчера уехала к подруге на юбилей в Питер. Максим проснулся и играет у себя в комнате машинками. Слышно, как он катает их по полу. Трах, бах. Видимо, авария. «Ну зачем ты меня подрезал?» – говорит он возмущенно. Надо вставать, варить Максиму кашу и собираться на работу. Не хочется, но надо идти… По дороге она думала о том, что если хочешь что-то вспомнить – вспомнишь, и всегда, говоря что-то, то самое что-то и не говоришь.

Максим достал из рюкзачка карандаши и альбом и, усевшись на подоконник, начал рисовать, вполголоса приговаривая: «Вот так он его, вот так…» Как всегда, он рисовал рыцарские турниры. Неуклюжие фигурки в металлических латах на мощных лошадях сходятся друг с другом. Весь лист заполнен этими фигурками. Казалось, они не сражаются, а танцуют. Он спрыгнул с подоконника, подошел к матери, взглянул на монитор, медленно прочитал: «Статья 23.1 требует изменения в части…». «Мам, ты закон собираешься менять? Ты же сама мне говорила, что если закон принят, то ему надо подчиняться. Нравится он тебе или нет. Тебе не нравится этот закон?» – «Законы, солнышко, тоже стареют, совсем, как люди». – «Но ты не постареешь, правда?» Она улыбнулась: «Я повзрослею». – «И я с тобой повзрослею». Он прижался к ней, словно хотел, чтобы она защитила его от этого неминуемого взросления. Она подумала, что вот сейчас он взберется ей на колени, как бывало не раз раньше, и будет завороженно смотреть на экран, на появляющиеся буквы, пока не уснет. Но в этот раз не стал взбираться ей на колени. «Пойду погуляю по коридору». – «До конца и обратно, пожалуйста. И ни к кому не приставай с вопросами. У людей много дел. И мало времени. Все хотят побыстрее закончить и уйти домой». – «И ты тоже?» – «И я тоже. Мы ведь с тобой в детский центр собирались». – «Ура!!! Я знал, что ты сдержишь слово». Детский центр – особая тема. Конечно, ей хотелось, чтобы он давно уже выбрал для себя одно или два занятия и отдавался им полностью. Ей не важно было, что это: моделирование самолетов или кораблей, рисование, лепка, танцы… Но пока ему хотелось все попробовать. И в центре, который она нашла совершенно случайно, можно было это делать, мигрируя из одного кружка в другой, посещая сегодня одну секцию, а завтра другую. Она его не подталкивала к выбору. Он должен был сделать его сам.Прошло уже с полчаса, как Максим отправился гулять по коридорам ее конторы. Вышла из кабинета.  Влево пусто и вправо пусто. Пошла налево, заглядывая в каждую комнату. Она не беспокоилась. Сын был точно где-то в здании, охранники ни за что бы его одного не выпустили на улицу. В самом конце коридора был кабинет ее начальника, вернее, руководителя всей этой большой конторы. Из приемной слышались оживленные голоса. Максим рассказывал про детский сад, про то, что собирается женится на Алене и ему надо теперь придумать, какой подарок невесте на свадьбу подарить. Потом он сказал: «Я никак не пойму, почему моя мама так любит свою работу. Она же скучная, сидишь перед компьютером и слова какие-то пишешь». «А отчего ты решил, что твоя мама любит свою работу?» – спросил министр.  «Как отчего? Она всегда с работы поздно возвращается и в субботу работу делает. Бабушка говорит, что нельзя так жить, когда любовь к работе перевешивает все остальное». На этой фразе она вошла в приемную и увидела своего сына, мирно попивающего чай вместе с ее начальником за маленьким столиком для посетителей. В субботу в этой комнате не было посетителей – только ее сын….Они вышли на улицу. Тверская была непривычно пустой. Серая нахмуренная осень уступила зиме. Яркое солнце. Высокое голубое небо. Хрустящий воздух. Первый морозец. Снег еще не выпал. Она гордилась своей шубкой: белой, легкой, как облако. Теплой и уютной. Она чувствовала себя в ней так, словно сидит в кресле дома у окна, укутавшись пледом, и смотрит на засыпающий парк. Поднятый воротничок, затянутые балетным узлом волосы на затылке. Небрежно переброшенная через плечо сумка, все бумаги остались на столе. И сынишка рядом в яркой оранжевой, как тыква, куртке. Она чувствовала себя счастливой. Потому что закончила свою работу раньше, чем рассчитывала. Потому что рядом бежал тот, кого она больше всего любила на свете и который к своим шести годам прошел столько испытаний, сколько иному взрослому и не снились. Потому что воздух был хрустящим, как накрахмаленные простыни, а небо звонким и высоким, как деревья в детстве. «Мам, что это?» – удивленно спросил Максим, округлив глаза. «Это специальный автомат для сбора жестяных банок от кока-колы, спрайта и всего остального. Ты бросаешь туда банку, а она выдает тебе десять копеек». – «Правда?  – глаза у Максима зажглись. – Давай собирать банки и бросать их в этот автомат».Два часа они гуляли по Тверской. Молодая элегантная, словно c  обложки модного журнала,  женщина в легкой шубке и малыш. Собирали банки, оставленные на скамейках, парапетах, низких подоконниках. Вырученные деньги Максим сложил в специальный мешочек, который она ему подарила, когда они вернулись домой. …Когда наступил ее день рождения, Максим принес ей свой мешочек с семьюдесятью  копейками. Глаза его светились: «Мама, купи себе все, что захочешь».P.S. Все в этой истории правда, кроме имени Максим.