Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​Девяносто лет назад на первой странице первого номера «Учительской газеты» появилась статья «Учитель, учись». Нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский пишет, что учитель должен не только хорошо знать свой предмет, но и уметь заинтересовать ребят своим предметом, говоря современным языком, «мотивировать их». Почти столетие прошло, а задача не изменилась.Все знают наши впечатляющие успехи в международном сравнительном исследовании PIRLS. Наши дети – выпускники начальной школы читают, а это значит понимают текст, умеют его анализировать, строить ассоциации и видеть скрытые связи наряду с сингапурскими малышами лучше всех в мире. Но почему, чем старше становятся дети, тем быстрее исчезает это умение, падает функциональная грамотность, тает желание читать?

Дмитрий Сергеевич Лихачев как-то рассказывал, что  в его школе настоящим центром   нравственного воспитания были библиотека и ее хозяйка. Она подбирала книги по вкусам  школьников и рассказывала об их содержании. К ее столу выстраивалась очередь. «Это  была самая интересная очередь в жизни, которую я видел», – пишет Лихачев. Она  обращалась ко всем на «вы». Это учило вежливости. Библиотекарь была на уровне учителя  гимназии. Она делала главное – вызывала интерес учеников к книге. «Это великая  задача, потому что всякая образованность создается чтением и книгами».  Почти десять лет назад «Учительская газета» отправила в финско-русскую гимназию в  Хельсинки десант учителей года. Была среди этого десанта и учитель русского языка и  литературы москвичка Юлия Марчук. Она провела урок в десятом классе по «Евгению  Онегину». Юля  не стала разбирать роман, она в течение двух часов совершала  путешествие по времени, в котором жил герой романа. Позже директор гимназии Лийса Похйолайнен рассказывала мне, что в школьной библиотеке не хватило всем Пушкина.  Выстроилась очередь. Та самая, о которой в свое время говорил Дмитрий Сергеевич  Лихачев. Мой любимый зарубежный писатель Хосе Луис Борхес считал, что книги подобны  образам, которые кажутся живыми, но не ответят нам, если мы их о чем-то спросим. Но  они заставляют нас задавать самим себе вопросы. Так рождаются смыслы. Вспомним  Михаила Бахтина: «Смыслом я называю ответы на вопросы». Я задаю себе вопрос: пошел бы я на безмолвный марш в Париже, если бы оказался  там в прошлое воскресенье? Ответ однозначен: пошел бы. В знак солидарности с теми,  кто не приемлет терроризм ни в какой форме. Никому не дано права отнимать  человеческую жизнь. Тем более прикрываясь верой, своим Богом, защитой своих  ценностей. Человеческая жизнь – самое святое, что есть в этом мире. Она святее самого  Бога. Бог один для всех. Один на всех. Даже для тех, кто не верит в Бога. Для них  отсутствие Бога – бог. Но дороги к Богу разные. Каждый идет своей. Твоя дорога не хуже  и не лучше любой другой, может быть, она просто более каменистая и более путаная, чем  та, по которой идет сосед. Но бывает, что соседу твоя дорога кажется слишком легкой и  слишком простой. Но по большому счету никому нет никакого дела, по какой дороге ты  идешь, она твоя, и только твоя…Я задаю себе второй вопрос: опубликовал бы я в «Учительской газете» (или в другом  издании, если бы там работал) карикатуры на Аллаха или пророка Мухаммеда, на Иисуса  Христа или Деву Марию, на Будду? Ответ снова однозначный: нет. И не потому что я  против свободы слова (нам еще бороться и бороться за нее). Я за уважение к другим. Не  декларативное, записанное в сотнях принятых, но так и не реализованных  международных резолюциях и инициативах, не за так называемую политкорректность, не  за переписанные доморощенными специалистами по толерантности классические сказки,  а за  реальное – на обыденном уровне – уважение других, которые на тебя не похожи,  которые живут по своим законам и правилам, чтут традиции, которые могут мне не  нравиться, которые молятся не моему Богу. Мы должны усвоить, что это их традиции, их  обряды, их правила. И не нам их менять. Мы можем постараться понять их, но если в  конце концов не поймем и не примем, то уж в любом случае никогда не должны  осуждать их за то, во что они верят, и посягать на их святыни, осквернять их.  Богу все равно, что о нем говорят по телевизору, что о нем пишут в романах, каким его  показывают в кино, каким изображают на бумаге… На то он и Бог! Он настолько  свободный,  что может позволить себе не обращать внимания на  человеческие шалости,  глупости, провокации. Но верующим не все равно… Если мы хотим, чтобы уважали наши права, надо научиться уважать чужие права – тех,  кто рядом, даже если мы не хотим, чтобы они были рядом, но так случилось, что они  здесь, и случилось благодаря и нашим собственным действиям когда-то в прошлом. Есть  вещи, которые нельзя оправдать никакой свободой слова. …Наш мир – случайность. Но в жизни не бывает случайностей. И я знаю, что я пожертвую  свободой слова ради сохранения одной-единственной человеческой жизни.