Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​- Так кого вам больше жаль: Дориана Грея или Бэзила Холлуорда? – и тут же, без перехода: – Я работал проституткой.

Она не ждала такого поворота. Заметила, как вмиг замерзли его красивые глаза. Только что голубые с серыми крапинками зрачки смеялись и вдруг стали матовыми льдинками. Ни цвета, ни света.- Ну и что? – сказала она как можно непринужденнее, словно каждый день встречала мужчин, зарабатывающих на хлеб насущный своим телом.- Тебя это не шокирует? – в голосе вызов, горечь, смешанная со злостью.- А почему меня должно это шокировать? – напряглась. Ей не хотелось всматриваться в открывающийся омут.- Ну молодой, здоровый, руки-ноги на месте, мог чем угодно заняться: в металлурги пойти, Анатолий Кузнецов вон как завораживающе описывает всю прелесть мужественности этой профессии в «Огне». Или на банкира выучиться. Деньги греб бы лопатой. Если бы повезло. А еще классная мужская профессия – проктолог. Без работы никогда не останешься – все мужики сидят с утра до вечера, да и ночью сидят – кто за компьютером, кто перед телевизором, а доктору потом их лечи. А то стриптизер! Фу! – выдохнул всю тираду одним залпом, как стопку егермейстера хлопнул.- Видимо, у тебя не было другой возможности тогда зарабатывать деньги, вот ты и пошел в стриптизеры, – вдруг ощутила, что оправдывает его. Она подумала, что он мог позволить себе заниматься чем угодно и при этом оставаться чистым, как вот эти первые – не крымские – подмосковные подснежники, с почти прозрачными лепестками, которые он ей принес.- Знаешь, я не продавался. Меня не покупали. Я просто танцевал в клубе. Иногда мне совали в носки или плавки сотню-две, и это было все.- Я так и подумала, – вздохнула с облегчением и, увидев, что он заметил, как напряжение ее слабеет, пожалела, что дала ему почувствовать, что вопрос его, тот, в самом начале, выбил ее из колеи. И чтобы сбить его с толку, сказала, пряча свой страх за легкой иронией: «Собственно, в такие клубы женщины и приходят затем, чтобы, расслабившись, снять себе парня – молодого, накачанного – самца, чтобы почувствовать себя счастливой хотя бы на одну ночь. В ту ночь они забывают о том, что заплатили деньги, им кажется, что это молодой бог спустился с небес сам. На рассвете юный бог выскальзывает из объятий. Счастье тает, как белых яблонь дым. Приснился сон, в котором был еще один сон. А в том сне кому-то снилось, что ему снится сон, и так до бесконечности…- Какая ты умная! – он улыбнулся. Ровные белые зубы сверкнули, как снег под солнцем. – Тебе бы постмодернистские романы писать. Здорово бы получилось!-Ты шутишь? Какие еще романы? И при чем здесь модернизм? – так много вопросов сразу она давно не задавала.- Ты складно говоришь. А кто складно говорит, тот неплохо думает. А кто неплохо думает, тому есть что сказать людям. Автор никогда не пишет для себя. Он хочет, чтобы его послание (любой текст – это послание) прочитал хотя бы кто-нибудь. Нет ничего интереснее в литературе, чем взаимоотношения автора и читателя. Как правило, это любовь, но вначале должно прийти понимание. Но бывает и ненависть. Ты читала литературоведческие записки Умберто Эко?Она потеряла на мгновение дар речи. Почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. «Хотя нет, – подумала, – я та рыба, что пыталась выпрыгнуть из воды, чтобы взлететь туда, где солнечный свет и ветер».- Читала! А ты тоже читал? – спросила и почувствовала себя полной дурочкой: он только что Эко наизусть цитировал.- Неа, не читал, в Интернете перед встречей поковырялся, чтобы тебя поразить.- В Интернете так не пишут про Эко. И откуда ты знал, что разговор наш вон аж куда заведет. Но ты не ответил про постмодернизм.- А, постмодернизм? Чуть не забыл про него. Ты ввернула в свою речь очень круто две цитаты, слегка переделав, из Есенина и Борхеса, и текст стал твоим, а это и есть постмодернизм. Но я не люблю постмодернизм. Мне больше реалисты нравятся.- И кто же? – она вдруг почувствовала себя на едином государственном экзамене по литературе. Он сидит в стеклянной клетке над вопросами, а она сверху наблюдает за ним. – Знаешь, мне вдруг показалось, что ты сдаешь мне экзамен. Я представила тебя в стеклянной клетке, а себя – наблюдающей за тобой с какой-то платформы.- Мопассан, например, или Пришвин. Я тут недавно «Мысленного волка» Варламова прочитал. Это что-то! Советую при случае полистать. Я же говорил, что ты постмодернистка. Снова использовала скрытое в подсознании знание. Признайся, Теннесси Уильямса любишь?- Люблю.- Вот тебе и стеклянный зверинец. И Оруэлла, наверное, любишь. Кстати, это мой любимый писатель. Я читал все его книги и фильмы все видел. А семь заповедей «Скотного двора» как Отче наш знаю, разбуди ночью – процитирую.Она снова почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег.- А ты «Мы» Замятина читал?- Нет, не читал.Она на мгновение почувствовала себя счастливой.- Так это же русский Оруэлл. Но еще глубже.- Прочитаю обязательно. Я люблю открывать для себя новые книги, новую музыку, новых людей. Это то, чем я живу, что меня питает. Но есть вещи, которые я могу читать-перечитывать, слушать записи этих произведений каждый день. «Евгения Онегина», например. Вот послушай…И она слушала, а он читал роман глава за главой. То забегая вперед, то возвращаясь назад, кружа вместе с ней на какой-то немыслимой карусели, мимо мелькали огни маленьких степных селений, горные хребты, ползучие барханы, кувшинки в пруду, катера, на которых он служил, города и веси, страны и континенты. Она чувствовала, что нет уже ни времени, ни пространства, а есть одна эта бесконечная карусель, которая кружится вечно, как тот флюгер из почти забытого стихотворения Лорки, божественно переведенного Мариной Цветаевой…- А танцевать я пошел из интереса. Вернулся после армии домой. Поступил в институт. Хотел одеться, обуться, в кино сходить, с друзьями в кафе посидеть. Родители не могли мне сильно помочь. Танцевал я неплохо. Качался с детства. Увидел объявление о наборе танцоров в мужской клуб и пошел. Меня приняли. Я продержался там год. Ушел, когда понял, что танцевать могу, а от большего меня воротит. Наша постоянная посетительница, не богатая, но на выпивку денег хватало, однажды, подзаняв денег, сняла меня со смены, это значило, что я должен был провести с ней ночь. Я знал, что все свои деньги она отдала клубу за меня, и сказал, что пойду с ней только в гостиницу, мол, у меня такое правило. Мы просидели всю ночь в клубе за отдельным столиком, я рассказывал ей, какая она хорошая и что ей еще встретится настоящий мужчина, не обязательно качок, а она пила и плакала, плакала и пила. После этого случая я и ушел. Теперь я делаю то, что больше всего люблю, – тренирую детишек. Я учу их управлять своим телом, чувствовать удовольствие от движения и нагрузки. Знаешь, я когда бегаю по утрам, то всегда останавливаюсь на спортивной площадке, когда вижу, что люди там занимаются, чтобы им что-то подсказать, поправить. Вот так.Она смотрела на него и думала: вот тебе и физрук, тупой фитнес-тренер, который знает только курогрудку тоннами наминать и считать: раз-два, упал-отжался…Он пришел в их школу сразу после Нового года. Красавец с телом молодого бога. Каждая мышца прорисовывалась под футболкой, как на журнальной картинке. Чистое открытое лицо, будто очерченное кистью кубиста. Жесткий квадратный подбородок. Ее поразили его пальцы: тонкие, длинные – пальцы музыканта. Тут же началось соперничество между женской частью коллектива за его внимание. Но он был со всеми равным: всем положенное число улыбок, комплиментов. Однажды, кажется, через месяц после его появления, он подошел к ней и спросил: «Вам кого больше жаль – Дориана Грея или Бэзила Холлуорда?» Она сказала, что сейчас ее больше занимает судьба ученика философа Джорджа Маккефри из романа Айрис Мердок, а про Оскара Уайльда можно поговорить в другой раз.- Давайте поговорим на следующей неделе. Я приглашаю вас в отличное кафе. Там чудный капучино и соблазнительные мильфейчики.- Так кого мне больше жаль? – задумалась она и не успела ответить.- Пошли «Теорему» посмотрим. Ретроспектива фильмов Пазоллини идет.Она была его старше. Почти на десять лет. И она хорошо помнила этот фильм. Смотрела на него и думала: кто он, этот юный бог, – ангел или дьявол, или и то и другое вместе. Вдруг улыбнулась: Онегин он времен дивайсов и гаджетов. Онегин, который никогда не убьет Ленского……Они вышли на улицу. Каменная мостовая несла их нежно и ласково. Звезды падали с неба. Часто и густо, как в августе. Куинджи нарисовал им в подарок лунную дорожку на реке. Воздух пах мятой. Он обнял ее. Нашел ее губы. И она почувствовала сразу все его мышцы. Мышцы, мягкие, как камень.От автора. Что будет дальше, я не знаю. Но оба твердят мне, что безумно любят друг друга и что любовь – это когда люди все время вместе, даже если они очень далеко друг от друга. И я им верю…