Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

Она вошла в зал через левый вход у сцены. Алое шелковое платье, расшитое золотистыми розами, с открытой спиной волнами спадало почти до пола, оставляя открытыми алые туфли на высоком каблуке. На плечи женщина набросила воздушный шарф. Он словно парил над телом женщины, не касаясь ее кожи. Гордо вскинутую голову украшала густая копна крашенных под спелую пшеницу волос.

На шее колье из белого золота с розовыми бриллиантами, такие же серьги и браслеты на руках. Ей было лет шестьдесят, а может, и больше, но она не выглядела старой или уставшей. Она уселась рядом со мной. Запахло магнолией. Женщина раскрыла веер из павлиньих перьев и лениво стала им обмахиваться. Свет постепенно стал гаснуть, и начался балет «А дальше – тысячелетие покоя». Поставивший балет для Большого театра и своей труппы из Экс-ан-Прованса француз албанского происхождения Анжелен Прельжокаж накануне премьеры в прошлом году сказал, что хотя балет и навеян чтением Апокалипсиса, но он вовсе не о конце света, он открытие, обнаружение, выявление неких элементов, присутствующих в этом мире, но часто скрытых от нашего взгляда, ведь значение слова «апокалипсис» именно срывать покров, чтобы видеть первопричину, предтекст. Хореограф тогда сказал, что он предпринял попытку «рассказать о слепом движении тел, несущихся по воле волн, в вихре идеалов и верований, – тел, потерявшихся между строк Апокалипсиса». Пересказать можно классический балет. Современный балет насыщен ассоциациями, мимолетными видениями, случайными связями. О них рассказать почти невозможно, их можно лишь почувствовать.Балет Прельжокажа о наших страхах, надеждах и тревогах. Он о нелепости наших привычных ритуалов. Независимо от того, с чем они связаны: с безверием, религией, социальным порядком. Он о счастье, обжигающем, как случайное пламя костра. О любви, рождающейся из драки. О ненависти, черной, как ночные омуты. О страхе перестать быть тем, кто ты есть, – самим собою, потерять свою сущность, стать как все. Сцены кажутся не связанными друг с другом. Они словно бесконечный сон, когда, каждый раз просыпаясь, оказываешься в совершенно новом сне. Их даже не связывает музыка Лорана Гарнье, которая иногда похожа на белый шум, когда уже не различаешь каждый инструмент и каждый из слоев. Иногда поверх музыки прорываются случайные шумы или крики. Иногда звучат Бетховен и Рипперт. Вот танцовщики превращаются в стаю пресмыкающихся. Вот они танцуют слаженно с лязгающими цепями. Вот групповой танец с книжками в зубах. И потом чтение этих книг на стульях, когда все читают одну и ту же книгу, но каждый словно в отдельной капсуле – беспредельное одиночество. Беспредельная замкнутость. Танцующие в витринах женщины-манекены, завлекающие мужчин. И вместе с тем все эти эпизоды о том, что сидит в нас очень глубоко, в чем мы сами боимся себе признаться, что прячем от себя и других. Они о создании, о творении, о сотворении. Не зря же у балета есть другое название – «Creation-2010».Мир создан был Творцом один раз. Но каждое мгновение мир создает себя заново, рождаясь снова и снова. И человек, придя в этот мир однажды, тоже создает себя снова и снова, проходя через боль, унижение, страдание, откровение.Бредут группами куда-то танцовщики. Лица их замотаны флагами. И вдруг они застывают в откровенно эротических сценах. В финале они яростно будут стирать эти флаги в ржавых умывальниках, хлестать ими пол, стирать еще раз и расстилать по полу, пядь за пядью укрывая всю Землю. И выйдут двое: молодые, красивые – мужчина и женщина с двумя ягнятами на руках. Они опустят их на землю, и те начнут ходить друг за другом по бесконечному земному простору. В поисках свежей травы, покоя, любви. Занавес закрывается. В отличие от премьеры агнцы были светлыми, а не черными, как год назад. Родившись даже в грешном мире и согрешив не раз, человек покается. И ему прощено будет…«Почему вы не плачете? – вдруг спросила меня соседка – дама в алом. – Это так трагично…» «Я редко плачу», – ответил я ей. И вдруг сообразил, что самая большая трагедия в том, что мы часто не понимаем, что с нами уже произошла трагедия….Я шел домой по вечерней Москве. Позвонила моя знакомая, уезжающая домой в Красноярск. «Представляешь, я зашла перед отъездом в ГУМ просто погулять. И вдруг подходит ко мне интеллигентная женщина, опрятно одетая, и спрашивает: «Вам домработница не требуется? У меня хорошие рекомендации». Я поблагодарила и сказала, что, к сожалению, не требуется. А потом шла и думала: на мои шесть тысяч в месяц социального работника мне только домработницы не хватает».