Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​После Нового года мы с внуками пошли проведать старую брошенную деревню. Это традиция у нас такая. Каждый раз, когда мы приезжаем на дачу, то отправляемся в дальний поход. С серьезными припасами – трехлитровым термосом с чаем, бутербродами, фруктами и фотоаппаратом. Как говорит Петр, мой средний внук, идем почти за три моря. Сначала самый легкий участок – длинная ровная наша Северная улица. Петр крутит головой в разные стороны, боится дом свой любимый, похожий на старую дворянскую усадьбу, пропустить. Ему нравится, что дом стоит на большом лугу и от ворот ведут к нему не каменные дорожки, а обычные тропинки. Далее следуем лесом. Легкий ветерок треплет верхушки елей. Мелкий снежок сыплется с веток. «Это белки там прыгают!» – кричит Святослав, старший. «Не белки, а Дед Мороз проверяет свои владения», – не соглашается Петр. «А тогда почему его не видно?» – «А потому, что его можно увидеть только на Новый год, а в остальное время он невидимый». «Нет, это все-таки белки», – не унимается Святослав. «Знаете, – вмешиваюсь я, – это Дед Мороз вместе с белочками гуляет по лесу, смотрит, везде ли порядок, все ли снегом укрыто».

Наконец мы выходим из лесу и оказываемся на поле. Тут первый привал. Горячий чай с лавашем. Идем дальше. На чистом, нетронутом снегу пятна темно-вишневых, коричневых, оранжевых сухих соцветий на высоких стеблях. Я не знаю их названий. Говорят, во времена Тургенева интеллигентный человек должен был не только сотню диких растений знать, но и рыб, и деревьев, и птиц тоже, и различать их не только по виду, но и по голосу. Боже, как я обрадовался, когда увидел сразу три знакомых растения: полынь, конский щавель и пижму. Особенно красивым был куст полыни: он удивительно засох – ни одного листика не потерял, и листики все ровные, скрюченные. «Что это?» – вдруг встревоженно закричал Петр, показывая на какой-то сгусток, прилепившийся к соседнему стеблю полыни. Висели соты. Мы подумали, что это было гнездо диких пчел или улетевших с пасеки. Пока мы шли до деревни, только и разговоров у мальчишек было про те соты: а что случилось бы, если бы летом мы не заметили в высокой траве их и наступили – что бы с нами сделали пчелы; а где они сейчас, может быть, спят в этих сотах; и что будет, если принести их в дом – проснутся они или нет? Разговорам этим не было видно конца, но тут Петр споткнулся и зарылся носом в снег. Он поднялся и стал гневно разрывать носком сапога то самое место, где споткнулся.«Что это»? – удивленно спросил он уже второй раз за день. «Обычный ком», – трезво оценил Святослав. «Нет, не обычный, – стал спорить Петр. – Тут сено какое-то, пух. Ой! Тут запищал кто-то». «Тогда это гнездо полевок», – вынес свой вердикт Святослав. Мы решили утеплить мышиный домик, насобирали охапку сухоцветов и укрыли ими странный ком. И пошли дальше. Вскоре с пригорка показалась деревня.Она была похожа на древнюю старуху, дремлющую под плотным снежным одеялом. Нигде не вился дым из печных труб, ни одного следа, не залаяла ни одна собака, ни одной протоптанной тропинки. Но все окна целы, двери не сорваны, калитки закрыты. А во дворах, как невесты в коралловых бусах, кусты калины…Мы дошли до речушки. Нашли хлипкий мостик, осторожно перебрались на другой берег и устроили еще один привал. За бывшими огородами одиноко торчал высокий столб. Как последний оставшийся зуб у спавшей старухи. Когда-то этот столб плясал в веренице себе подобных под гул электропроводов. Его собратьев давно растащили дачники из соседних поселков, а провода сдали в утиль. Сидя на чахлой скамейке, почти утонувшей в снегу, Петр вдруг то ли спросил, то ли сказал: «Здесь так красиво! И грустно. Ведь деревня умирает. Почему?» «Ей не хватает любви и человеческого тепла», – ответил я ему.Мы возвращались почти молча. То Святослав, то Петр соскакивали с протоптанной нами же тропинки и возвращались с сухоцветами. Скоро у меня в руках оказалась целая охапка. «Дедушка, почему ты не интересуешься, зачем мы их собираем?» – спросили они в один голос. «Ну, наверное, аппликации какие-нибудь делать?» – «Нет, мы решили из них составить два букета и подарить маме и бабушке. Ты поможешь нам?» – «Ну конечно, дорогие мои». Дорога назад прошла без приключений. Если не считать радости Петра, нашедшего не до конца присыпанный снегом совершенно живой зеленый лист папоротника. «Хороший знак! Хороший знак!» – напевал он себе под нос. Святослав расстроился, что не ему попалось это зимнее чудо, но виду не подавал….Когда открыли калитку, Петр взял меня за руку: «Слушай, мне так надоела наша стиральная машина. Все шьет и шьет». «Что делает?» – «Шьет и шьет». – «Как это?» – «Ну когда заканчивает стирать, то стучит, как швейная машинка: тук-тук-тук-тук. Очень быстро». – «А давай попробуем и в самом деле на ней что-нибудь сшить. Может, получится?» «Давай», – согласился Петр. Мы открыли дверь. В доме пахло яблочным пирогом. Маленький Серафим, спотыкаясь, пошел нам навстречу…