Песня – моя любовь. Лев ЛЕЩЕНКО

Сколько песен он спел за сорок с лишним лет работы на сцене, Лев Лещенко и сам затрудняется ответить. По его собственному признанию, около 800: патриотических и гражданских. Полторы сотни он до сих пор помнит наизусть. Но его визитной карточкой стала все-таки песня лирическая – не одно поколение россиян по-прежнему умиленно внимает «Соловьиной роще», «Родительскому дому»… Блестящая творческая карьера, один из самых востребованных эстрадных исполнителей, балагур, любимец зрителей и вождей – без него не обходился ни один закрытый концерт. Но каков он в жизни, народный артист России, эстрадная звезда первой величины, образец безупречного вкуса, автор книги «Апология памяти»? Так ли он романтичен, как герои его песен? Чтобы получить ответы на все эти вопросы, я и отправился в его офис, который расположен в одной из столичных гостиниц. Сразу скажу: никакой звездности я не увидел. Со мной разговаривал чуть усталый, к тому же немного простуженный человек, с обычными земными проблемами.

– Лев Валерьянович, такое впечатление, что все у вас складывается очень легко. Вы один из немногих исполнителей, которых никогда не запрещали, руководство вас всегда любило. Вы регулярно получали награды, звания, на ваших концертах постоянно были аншлаги. Иначе как баловнем судьбы вас не назовешь.

– Не думаю, что это было бы правильно. Взять, к примеру, мое детство. У меня очень рано умерла мама. Отец, военный, часто бывал в отъездах. Нередко я «путешествовал» вместе с ним: жил в полку, щеголял одетым под солдата и даже козырял на КПП. В основном меня воспитывал дед Андрей Васильевич. Я родился в Сокольниках – таком шпанистом районе, в то время там стояли двухэтажные домики с прогнившими порыжевшими трубами, с которых зимой мы скалывали лед. Рос совсем не пай-мальчиком. Например, в третьем классе получил, так сказать, боевое крещение, разделив по-братски четвертинку водки с девятью моими сверстниками. К тому же еще выкурили по «бычку» от сигарет. Нас так сильно развезло… Потом мы переехали в другой район Москвы. Но старых приятелей не забывал. Как-то решил их навестить и поехал в Сокольники. Вечером пришел во двор, а там кто-то взломал гараж. Все разбежались, я один остался стоять, меня милиция и задержала. Правда, быстро освободили, помог отец. Но на следующий день ко мне относились как к герою: как же, замели в милицию, а спустя несколько часов оказался на свободе.

– Скажите, кто в свое время сделал из вас образ такого «хорошего, доброго, настоящего советского человека и гражданина»?

– Да сам я его и построил. У меня же было настоящее идейно-патриотическое воспитание. Свои коррективы, конечно, внесло общество, в котором я жил, и, наверное, радио и телевидение, где работал. Словом, внешние обстоятельства. Все мы жили в государстве, построенном по принципу «от общего к частному». Я был просто этим маленьким частным, которое что-то производило. Но в то же время у меня было собственное видение того времени, в котором я жил, свое отношение к людям, к жизни, к тому, что вокруг меня происходило.

– Какой вы по натуре?

– Скорее мягкий и добрый, покладистый. В мое сознание рано вошли все постулаты, которые я читал в Библии: у меня была верующая бабушка. Когда я бывал у нее в Рязани, она обязательно водила меня в церковь, рассказывала о Библии.

– Ну а музыкой-то как увлеклись?

– Мой дед часто читал мне сказки, здорово пел и играл на скрипке. Именно он привил мне любовь к творчеству, мы с ним любили петь на два голоса. В четыре года мы с ним, например, дуэтом исполняли «Нелюдимо наше море». И я увлекся песнями, активно участвовал в самодеятельности и в конце концов принял решение поступать не в военное училище, как хотел отец, а на музыкальное отделение ГИТИСа.

– Но вас же сразу в «артисты» не взяли?

– Нет, не взяли, ни в первый, ни во второй раз. И я пошел служить в армию, но перед этим успел поработать слесарем на заводе. Будучи «срочником», пел в ансамбле песни и пляски.

– А потом вас сразу приняли в институт.

– Да, я понравился ректору ГИТИСа Павлу Михайловичу Понтрягину и два с половиной года был его учеником. Потом перешел к Петру Ивановичу Селиванову – солисту Большого театра, народному артисту России, кстати, у него учился и Володя Винокур. Еще я бы хотел назвать своего замечательного педагога Екатерину Александровну Казанскую, у которой я занимался еще до института. В дипломе у меня стоит запись «артист музыкального театра». Со второго курса я уже работал артистом Театра оперетты, потом десять лет был солистом Гостелерадио. Затем организовал свою группу «Спектр» и до сих пор продолжаю с ней работать. Конечно, она уже трансформировалась, многие музыканты ушли, на их место пришли новые ребята. Наш театр «Музыкальное агентство», созданный в 1990 году, существует уже четырнадцать лет. Мы занимаемся шоу-бизнесом, организацией концертов, всевозможных праздников, фестивалей, плюс к этому воспитываем молодых исполнителей, «раскручивая» их.

– Кто же ваши ученики?

– Из известных исполнителей назову Марину Хлебникову, Катю Лель, Варвару, Марину Лях. Думаю, этих талантливых певиц никому представлять не надо.

– А свое первое выступление перед публикой не забыли?

– Нет, не забыл. Это была песня «Пионерский строй веселый», я тогда пел в хоре Дворца пионеров.

– За сорок лет на эстраде вы исполнили столько песен. А любимые среди них у вас есть?

– Мне нравятся самые разные песни. Это и «Притяжение Земли», и «День Победы», и «Нам не жить друг без друга». Люблю лирические и те, в которых пою о патриотизме и чувстве долга. По-моему, эти качества у каждого должны быть впитаны с молоком матери. Я до сих пор испытываю гордость за то, что пел такие песни, которые являлись настоящими художественными произведениями.

– На сцене никогда не забывали слова?

– Да что вы, конечно, забывал, всякое бывало. Однажды я открывал концерт в честь 50-летия Арно Бабаджаняна. Перед самым выходом на сцену понял, что забыл начало «Песни о Ленине». Стал спрашивать у тех, кто стоял за кулисами. Никто тоже не смог вспомнить. Дирижер оркестра Юрий Силантьев мне сказал, что на сцене есть партитура со словами песни. Под аплодисменты вышли, прозвучали первые аккорды, Силантьев открыл партитуру, и мы увидели, что… там лежат совсем другие ноты. Силантьев мне что-то зло прошептал, и я начал петь… с третьей строчки. После концерта я получил микроинсульт, у меня онемела рука. Правда, никто из партийного руководства ничего не заметил, так что наказания не последовало. Но я целый месяц после этого случая не выступал, находился просто в жутком состоянии. И с тех пор к своей работе отношусь очень ответственно.

– Вы не испытываете конкуренции среди молодых исполнителей? Кто ваш зритель?

– Абсолютно никакой конкуренции не испытываю. Музыка и зритель, естественно, сейчас дифференцировались. Одни любят жанровую, другие – попсу, третьи – рок-н-ролл, четвертые тяготеют к мелодической, чисто эстрадной музыке. Мой зритель тот, кто вырос вместе со мной, которым от тридцати и больше лет. Иногда слышу признание в любви от совсем пожилых людей – семидесятилетних и даже более старшего возраста. Мне говорят, что выросли на моих песнях.

– Как по-вашему, прошло время патриотической песни?

– В какой-то момент у нас действительно ее просто не исполняли. Но сейчас в связи с тем, что мы ищем какого-то выхода на национальную идею, я считаю, мы ничего не придумаем лучше любви к своему дому, к своему Отечеству. Если вы обратили внимание, то уже возвращаются песни нашей молодости о Родине, они снова становятся востребованными, недаром многие современные группы делают ретроспективы, ремиксы.

– Это правда, что Давид Тухманов песню «Соловьиная роща» написал специально для вас?

– Правда. В семидесятые годы я был олицетворением молодого российского эстрадного исполнителя, этакого российского соловья. Вот Тухманов и написал в 1976 году «Соловьиную рощу» специально под меня.

– Вы ее до сих пор поете?

– Конечно. На любом концерте публика начинает требовать ее исполнить, и я с удовольствием ее пою. «Соловьиная роща» как обязательное блюдо в концерте.

– Почему вы в свое время отказались исполнять песню Вячеслава Добрынина «Не сыпь мне соль на рану»?

– Мне казалось, что эта песня абсолютно не моя, и я не жалею, что отказался ее петь.

– Почему Алла Борисовна Пугачева называет вас своим талисманом?

– Дело в том, что я дважды пел сольные концерты на фестивалях, где она становилась победительницей. Первый раз это было на «Золотом Орфее» в 1975 году, где она пела «Арлекино», а второй раз – в 1978 году, когда Алла пела «Все могут короли». Я был гостем тех фестивалей. Там мы с Аллой сдружились, часто общались, гуляли. Потом она мне сказала, что получила Гран-при «Орфея» и Сопота только потому, что я пел там сольные концерты, что ее очень поддерживало. И она назвала меня свои талисманом.

– Вместе с Аллой Борисовной Пугачевой вы спели дуэтом песню «Я вас люблю» Вячеслава Добрынина. Продолжение не последует?

– Нет, думаю, что любовный дуэт двух певцов, скажем так, не очень молодых, будет выглядеть неуместно.

– А как вы относитесь к проекту «Фабрика звезд»?

– Положительно, хотя и не верю в столь быструю подготовку эстрадных исполнителей. Мы, например, прежде чем выйти на сцену, учились вокальному искусству пять-шесть лет. Но положительное здесь то, что у этих талантливых «фабрикантов» впереди все-таки просматривается какое-то будущее. Они имеют возможность выйти в эфир, они сейчас востребованы – на экране, на радио, им предоставляют такую возможность. Ведь сейчас молодым исполнителям очень сложно пробиться, всюду нужны большие деньги: на запись фонограмм, на костюмы, съемки клипов, словом, на весь тот пиар, который создается вокруг неизвестного исполнителя.

– Лев Валерьянович, как вы относитесь к пению под фонограмму?

– Мне лично это претит, я обычно пою вживую. Фонограмму использую только для телевизионных съемок. Ну а что касается других исполнителей, то пусть это останется на совести каждого из них. Скажите, за что человек получает деньги, причем немалые? За то, что просто открывает рот? В любой стране мира в шоу-бизнесе есть статья, согласно которой пение под фонограмму расценивается как обман потребителя. А за обман надо отвечать.

– О вашей дружбе с Владимиром Винокуром давно уже ходят легенды.

– Мы познакомились в институте, так что знакомы уже 35 лет. Я закончил ГИТИС, а Володя пришел сразу после меня, он учился у моих педагогов. Я часто бывал в институте, студенты приходили ко мне на спектакли. Вот так завязалось знакомство, которое постепенно переросло в настоящую дружбу.

– Для вас не было неожиданностью, когда ваш друг сделал на вас пародию?

– Вначале, помню, мне это не понравилось. А потом понял, что это путь к еще большей популярности, и поэтому разрешил и дальше делать пародии. Главное – они не злые, сделаны тактично и с чувством юмора. Если же Володя начинает «нажимать», я ему говорю: «Ты же хороший актер, не надо переигрывать».

– Вы по-прежнему подтруниваете, подшучиваете друг над другом?

– Конечно. Столько раз уже это делали… Как-то Володя снялся в ток-шоу с Урмасом Оттом, и эта передача почему-то долго не выходила. И вот в Таллине, где мы работали в одном концерте, я позвонил Володе и голосом Урмаса заставил объясняться, почему передача до сих пор не в эфире. Он долго оправдывался. В другой раз он решил меня разыграть. В Германии положил мне в коробку два ботинка на одну ногу. Я эту шутку уже знал и утром обменял один ботинок. Когда сказал об этом Володе, он погрозил придумать что-нибудь похлеще.

– При всей своей невероятной занятости вы успели и книгу написать.

– Да, написал «Апологию памяти». Как видно по названию, в ней я обращаюсь к прошлому, защищаю свое время – талантливых актеров, певцов, словом, художников, которым по тем или иным причинам не удалось себя реализовать, они оказались невостребованными. Эта тема заложена в названии: «апология» в переводе с греческого означает «защита».

– Но это не первая книжка?

– Действительно, вторая. Но первую написал не я, а Назаретян. Она вышла в 1994 году и называлась «От Лещенко до Лещенко». В ней была описана моя жизнь, и почти в каждой главе помещались тексты и ноты одной-двух самых популярных песен.